О геополитике: работы разных лет - Хаусхофер Карл - Страница 54
- Предыдущая
- 54/151
- Следующая
Наконец, пятый тип (V) — распадающаяся граница (Zersetzungsgrenze), разоруженная, брошенная на произвол судьбы, открытая для проникновения, подрыва, вылазок, вторжения в чужие опорные пункты и центры сношений. Промежуточные области с неустойчивым состоянием населения, расчлененность на малые пространства (дезорганизация) делают ее распознаваемой. Со своей стороны она будет разлагаться именно более сильными, растущими жизненными формами благодаря центрам сношений и опорным пунктам, в результат воздействия на душевное состояние ее жителей. [с.149]
Агрессивные и оборонительные сооружения средств сообщения легко различимы при равной грузонапряженности сети коммуникаций (плотности (интенсивности движения) железных дорог).
Еще один тип, который следует скорее рассматривать как подвид третьего, как разновидность границы равновесия, — спокойная, близкая к анэйкуменной граница.
Границы тем надежнее и безопаснее, чем больше они одновременно окаймляют области с сырьевыми ресурсами и заселенные; иными словами, спокойная, инертная граница (Tragheitsgrenze), удобная для пограничных сношений, может долго оставаться неизменной, как и совсем не вызывающим соблазна, замкнутым видом границы. На противоположной стороне существует, естественно, повышенная опасность, где впадают в искушение узнать, что находится на поверхности земли и под ней; признаки выходящих пластов (соль, калий, каменный уголь, железная руда) оказывают свое воздействие. Именно так могут возникать авантюристические отношения на границе: проходы, соединяющие залежи (Берхстесгаден — Халлейн), штольни, которые с военно-технической точки зрения должны быть отгорожены, как между калийными копями в Верхнем Эльзасе севернее Мюльхаузена; и здесь, разумеется, любому доступны пределы величин (залежи калийных солей между Мюльхаузеном и Баденом, бассейн Брие, каменный уголь Верхней Силезии, золотой прииск на Амуре). Насколько сильно противостоит таким отношениям соблазна разделяющая способность меридиональных русел крупных рек между Китаем и Индией, скажем, в противоположность уже больше не разделяющим сегодня афганским пограничным горным районам. Там, где геология, морфология ландшафта, климат, биогеография взаимодействуют в установлении границ, мы имеем как раз наилучшие границы; но самые лучшие всегда там, куда не приходит человек, — в анэйкумене!
Противопоставляя чрезмерно полнокровную, тонизирующую, легко возбуждающую границу (Reizgrenze) спокойной или закостеневшей, малокровной, застойной границе, можно также, вероятно, прийти к плодотворным антропогеографическим (т.е. геополитическим) выводам.
Тонизирующие, вызывающие искушение границы активно или пассивно обнаруживают по отношению к той или иной жизненной форме аналогичные состояния. Они показывают с антропогеографической точки зрения повышенный подвод связи, внезапное изменение давления населения, его более свободное отношение к земле, более ранний, чем в ее “хинтерланде”, переход от натурального хозяйства, от автаркии к чисто денежному хозяйству или к состоянию монокультуры, более раннюю социальную дифференциацию, разделение труда, но и порчу нравов, более быстрое и более глубокое смешение рас, в том числе в животном мире и в мире хозяйственных растений, о дальнейшем распространении которых заботятся затем области [с.150] свободных портов, открытых портовых зон, транзитных вокзалов, передовые опорные пункты всех видов, горловины коммуникаций, колонии портов (как в Китае), международные колонии (шанхайский сеттльмент). Они часто образуют почти самостоятельные миниатюрные транзитные государства, настоящие центры и подцентры распределения, к которым имеет обыкновение прицепляться система ячеек (по образцу большевистской).
При этом географические проявления родственны, идет ли речь о размещении опорных пунктов на море (Данциг, Гонконг, Сингапур), на озерах и реках (Линдау, Констанц, города на реке Инн, Зальцбург), на горных перевалах (Партенкирхен, Клеве-Плюрс), на кромке горных зон (Пешавар, Верона, Беллуно, Герц), в проломах лесных зон (Москва), на проходах через зыбуны [персидские торговые пункты по окраине солончаковых пустынь Биканер, Джайпур].
Повсюду неудержимо усиливающаяся жизненность проявляется также культурно-географически в чрезвычайно богатом смешении стилей, поглощении и дальнейшем распространении местночуждых образцов строений и изделий и лейтмотивов культуры (отражение греческого в культуре Гандхары, турфанские находки, англо-индийский колониальный стиль, новокаталонский стиль в архитектуре). Антропогеографические, покрытые многими рунами пограничные знаки народов и культур особенно поучительны в пространственно связанных, хорошо обозреваемых местах. Таковы Гвалиор, Ангкорват, Пекин и Мукден (Шэньян), Анурадхапура, Москва, в особенности Кремль, а также Вена и Мюнхен.
Часто имеет место изоляция особо возбуждающих пунктов в противовес политико-географическим жизненным формам, очень сильным по характеру и здоровым. Так поступала Япония по отношению к Осима и Хирадо, Китай в случае Кантона против Шамьяна, столь же внушает опасения как фильтр Восточный Лондон в Англии, Вена в отношении австрийских альпийских земель; имперские города создавались как сепаратные районы (Нюрнберг — Фюрт!), но и у государств иногда вырастает на такой почве стремление формироваться как особые органы. На этой основе выросли альпийские государства на перевалах: Савойя, древние кантоны, Тироль, распространившие свое господство над Альпами крупные епископства — Зальцбург и Фрейзинг.
Совсем иную картину являет окостеневшая или окостеневающая инертная граница. Она обнаруживает большие различия, смотря по тому, возникает ли граница вследствие внутреннего застоя (Япония между 1636 и 1854 гг., старевшая Венеция) или же окостеневает, испытывая давление в результате [с.151] принуждения извне или же блокады или же создавая препятствие любым возможностям внешнего воздействия, которое внутри становится причиной, мешающей естественному общению и кровообращению. Подобными проявлениями изобиловали старые и новые австрийские границы, отношения между Сербией и Центральной Европой были таким образом отравлены из-за венгерских препятствий на границе.
Еще одна возможность представляется, если мы согласимся с разделением Е. Тэно. в коем мы различаем расчлененные, непризнанные, изнасилованные границы (demembree), расслабленные и ratione temporum, слишком терпеливые (tolerandae), слишком переливающиеся через край и слишком забытые (neutre) и естественные, постоянно ощущаемые как обоюдно желательные (naturelle). В этом смысле современное немецкое государство, за исключением немногих мест, окружено “frontiere demembree”. Как нейтральные (“neutre”) можно было бы ощущать швейцарскую и голландскую границы, как естественные (“naturelle”) — лишь побережье (Wasserkante), но по меньшей мере с тем же правом на оборону, как у всех других соприкасающихся с морем, суверенных государств.
Исследуя формы инфильтрации (Uberwallung), следует в широчайшем объеме привлечь процессы развития биогеографии и биологии. Мы видим, где прорывается веление сердца, возникают новые коронные образования, развиваются все формы концентрации сооружений в качестве защитного панциря. Вместе с тем мы видим и опасность гипертрофированного развития и признаем, что жизненные формы всегда лучше приспосабливаются к нападению, опасности, неопределенности, чем к щедрой и длительно благоприятной погоде. “Хи йори ми то” — партии прекрасной погоды — так называли в Японии политические образования, которые при неблагоприятных погодных условиях распускались и переставали действовать. Многие проявления жизни государства слишком мало исследованы с точки зрения того, сколь неприступными они могли бы стать особенно на внешних постах.
- Предыдущая
- 54/151
- Следующая
