Похищение палача - Харэль Исер - Страница 19

• Предыдущая
• 19/55
• Следующая

– Фотограф живет на другом конце города, его трудно найти. Даже шофер такси не найдет.

«Да этот тип врет! – подумал Кенет, – Ему зачем-то нужно выиграть время. Но зачем это ему?» – спросил он себя.

– Ну вот что! – решительно сказал следователь. – Вы меня подвели, и я требую, чтоб вы в моем присутствии позвонили своему подрядчику. Пусть он берет такси и за мой счет привезет пленку, не важно, готовы снимки или нет.

Кенет говорил, мешая английские и испанские слова, было ясно, что он очень сердит. Хозяин пошел звонить.

Время шло, но никто не приезжал. Кенет волновался все больше. Наконец появился молодой человек на мотоцикле и привез пакет.

Когда Кенет вскрыл его, то злость улеглась: фотографии удались лучше, чем можно было ожидать. Он знал, что им предстоит сыграть решающую роль в деле.

6 апреля он простился со своими помощниками, они также разъехались по домам.

Я встретился с Кенетом в самолете на пути из Парижа в Лод. После обмена приветствиями я спросил:

– Ты уверен, что мы нашли именно того, кого искали?

Кенет достал из кармана фотографию и сказал:

– У меня нет и тени сомнения.

С той минуты, как стало ясно, что нам придется тайно переправить Эйхмана в Израиль, я понял, что должен руководить операцией прямо на месте.

Предстояла трудная и с политической точки зрения сложная акция – пожалуй, самая деликатная из всех ранее проведенных нашей службой. Группе придется выдержать три труднейших экзамена: поймать Эйхмана, спрятать его на неопределенное время в тайнике, а затем переправить в Израиль, как только сложатся подходящие условия. На любом, и уж, конечно, на завершающем, этапе операции группе предстоит принимать решения, которые вправе санкционировать только высшая инстанция.

Что же касается политического аспекта, то в любом случае нас будут обвинять в нарушении суверенитета дружественной страны. Я не мог возложить на руководителя операции ответственность за разрешение всех возможных осложнений. Словом, мне следовало находиться в Аргентине с начала и до конца операции.

Но прежде надо было окончательно убедиться в том, что человек, чьи фотографии мне передали, – точно Адольф Эйхман. Телосложение и возраст сфотографированного человека совпадали с теми данными, которыми мы располагали, и все же... Ошибка могла нам дорого обойтись.

У нас не было отпечатков пальцев Эйхмана, поэтому оставалось всего три возможности: провести лабораторное сличение старых снимков Эйхмана и тех, что привез Кенет; предъявить фото Клемента людям, знавшим Эйхмана в лицо; послать в Аргентину кого-то из них и как-нибудь показать Клемента. Впрочем, и эти возможности не давали полной гарантии. Старые фото Эйхмана были плохого качества, а личное опознание спустя двадцать лет, да еще при других обстоятельствах, грозило ошибкой. Но иного выхода не было.

Найти людей, которые встречались бы с Эйхманом, оказалось не просто. Мы же не могли обратиться к широкой публике: мол, те, кто знает Эйхмана в лицо, соблаговолите явиться туда-то и туда-то. И даже поиски в ограниченном кругу могли дать нежелательный резонанс. Пойдет слух, что государственное учреждение интересуется Эйхманом. Поэтому решили для начала ограничиться расспросами старых активистов из Германии.

В то время у нас работала Мирьям Савион, родом из Германии. Сначала ей поручили обычную работу, но вскоре проявились ее одаренность и обширные познания, и госпожу Савион назначили на ответственный пост: она занималась поиском «легенд» и изготовлением документов для наших людей, выезжающих с секретными заданиями за границу.

Я пригласил ее и, не вдаваясь в подробности, спросил, знает ли она выходцев из Германии, которые были бы лично знакомы с Адольфом Эйхманом. И попал в точку. Мирьям рассказала мне, что в 1936-1938 годах Бено Коэн и доктор Ганс Фриденталь возглавляли сионистскую организацию Германии, причем Коэн отвечал за работу внутри страны, а Фриденталь – за внешние сношения, поэтому поддерживал контакт с министерством иностранных дел, с британским консульством в Берлине и с гестапо. Она сама слышала от Фриденталя, что он не раз бывал в канцелярии Эйхмана в столице рейха, и Бено Коэн – насколько она помнит – также встречался с ним в те дни.

Я послал Кенета к доктору Фриденталю. Он показал ему фотографии из Аргентины и спросил, знаком ли доктору этот человек. Фриденталь ответил: «Нет». Тогда Кенет спросил, знает ли он Эйхмана.

– О, да, – ответил Фриденталь. – Я видел его дважды, в 1938 году, обе встречи длились с четверть часа каждая.

– Где вы встречались? – спросил Кенет.

– В его канцелярии в Берлине. В первый раз я пришел в связи с арестом одного еврея. Эйхман спросил, готов ли я поручиться, что этот человек немедленно покинет Германию, если будет освобожден. Я сказал, что поручусь, но попросил дать время, чтобы получить для того человека разрешение на въезд в другую страну. Дня через два или три того еврея на самом деле выпустили.

– Как вел себя Эйхман по отношению к вам?

– Вполне корректно, хотя во второй раз я предстал перед ним в роли обвиняемого. Ему доложили, что я критиковал немецкое правительство на сионистском собрании. Я отвел обвинение и уточнил, что говорил только о новых антисемитских законах и что евреям надо сделать из этого надлежащие выводы. В ноябре, после «ночи длинных ножей», я покинул Германию.

– Мне кажется, теперь вам понятно, кто изображен на снимках? – спросил Кенет.

– Догадываюсь.

– Видите ли, у нас нет полной уверенности. Может быть, вы посмотрите еще раз?

Фриденталь долго разглядывал снимки, но затем сказал, качая головой:

– Мне очень жаль, но я не могу ручаться, что это Эйхман, хотя и не могу утверждать, что это не он.

Однако лабораторное сличение дало ободряющие результаты. Мы обратились за помощью в израильскую полицию, там поручили работу с фотографиями Эли Илану, выходцу из Канады, который уже давно занимался такой аналитической работой. Илан не знал, кто изображен на старых и новых фотографиях. Он провел на снимках несколько линий, соединивших отдельные части лица, и пришел к выводу, что фотографии принадлежат одному и тому же человеку. Еще большее сходство он обнаружил при сличении ушей. Величина, угол отклонения, форма уха и его место на голове совпадали. В отчете Илан указывал, что нашел восемь позиций, по которым совпадали обе группы снимков, и ни одной позиции, по которой бы они противоречили друг другу. Впрочем, эксперт готов был допустить, что на фотографиях запечатлены просто очень похожие люди.

На примере доктора Фриденталя я убедился, что шансы опознать Эйхмана с помощью тех, кто видел его двадцать лет назад, весьма шатки. Тем более, что отправлять в Аргентину свидетелей было опасно. Кенет слишком долго вертелся вокруг дома Клементов. Еще одна серия подобных «экскурсий» могла провалить всю операцию. Идея включить в состав оперативной группы, посылаемой в Аргентину, живого свидетеля стала казаться мне нереальной; мало того, что он заведомо окажется сильно пожилым человеком, так еще его, непрофессионала, придется вооружить особыми инструментами для наблюдения издалека. Иное дело, если спланировать операцию так, чтобы идентификация явилась частью самой акции: если свидетель опознает в Клементе Эйхмана, тут же и приступить к его захвату.

После долгих розысков, само собой, секретных, мы нашли наконец женщину, лично знавшую Эйхмана. Она согласилась участвовать в достаточно опасном деле. Но ее здоровье внушало опасения. Я боялся, что в Аргентине она сляжет и нам придется вообще отложить операцию. Поэтому решили отказаться от ее услуг. Будем идентифицировать Эйхмана здесь, в Израиле.

Подготовка к операции пошла полным ходом.

Надо было спешить, пока обстоятельства не изменились и Эйхман ничего не подозревает. Поэтому я решил немедленно сформировать оперативную группу из двух частей: передовая отправится на место будущих действий и возьмет Рикардо Клемента под наблюдение, основная останется пока в Израиле.

• Предыдущая
• 19/55
• Следующая