Выбери любимый жанр

Рыжий ослик или Превращения: книга о новой жизни, которую никогда не поздно начать - Норбеков Мирзакарим Санакулович - Страница 2

Изменить размер шрифта:

А Шухлик радовался целыми днями, что светит Солнце, зеленеет трава или льёт дождь. Что он, Шухлик, просыпается с рассветом и живёт-живёт до вечера, а потом спит рядом с мамой до следующего утра. И вокруг другие живые существа, которые ходят, летают, ползают, стрекочут, жужжат, мычат и поют. И как ясно, отчётливо видно каждую веточку, травинку, жучка или паутинку.

Вот уже выпорхнули ночные красавицы — бабочки — парвоны. Значит, пора закрывать глаза и видеть сны, такие же весёлые, как прошедший день, такие же загадочные, как день будущий. Он понимал, что весь мир создан для него, Шухлика. О, а как он улыбался — так, что уши сходились на затылке и обнимались, как родные братья, а потом подпрыгивали, чуть ли не улетая с головы, будто два рыжих фазана. Он так любил всё и всех, что каждый раз перед сном пел благодарственные песни. "Йа-йа-йа! — кричал изо всех сил, будто дул в золотую трубу. — Йо-йо-йо! Йу-йу-йу!"

Хозяин Дурды вздрагивал на своём коврике, переворачивал пиалу вверх дном и уходил в дом, откуда вскоре долетал, как бесконечный жалобный напев, его храп, напоминавший и мычание тётки Сигир, и рёв дядьки Бактри, и блеяние приятеля Така. Впрочем, никто из них не мог разобрать, о чём эта ночная хозяйская песня. Хотя слышались в ней и обида, и даже угроза.

Только кошка Мушука, умевшая проникать в сновидения, намурлыкивала по секрету, что снится хозяину Дурды.

— Поверьте, друзья, как захрапит, так сразу начинает ловить шайтана! И это бы ничего, да тот шайтан очень напоминает нашего ослика, нашего Шухлика.

Черная яма

Когда рыжему ослику исполнилось три года, мама-ослица сказала:

— Знаешь ли, дорогой, всякое случается в жизни.

Обещай мне, что ты никогда не будешь унывать, а останешься таким же весёлым и здоровым — что бы ни произошло!

Шухлик и представить не мог, какие такие происшествия способны изменить его характер. Что заставит его не петь песни, не радоваться жизни?

— Я готова за тебя в огонь и в воду, мой Шухлик, — вздохнула мама. — Но ты уже так подрос, такой сильный, что нас могут разлучить.

Шухлик не понимал этого слова. Что такое — разлучить?! «Лучить» звучало приятно, а «раз» — не очень-то.

— Ну, нас разделят, разъединят, и мы пойдём по разным дорогам, — всхлипнула мама-ослица.

Нет, это казалось настолько диким и невозможным, как, например, корова Сигир с двумя горбами или верблюд Бактри с рогами!

Ослик Шухлик только попытался вообразить себя отдельно от мамы-ослицы, как сразу будто бы рухнул в огромную, но тесную чёрную яму, где ничего не разглядеть, душно и ноги подкашиваются, а из глаз — слёзы.

Он отчаянно помотал головой и хвостом с кисточкой. "Ну вот, всё хорошо — мама рядом, и никакой чёрной ямы. Так было, так есть и так должно быть всегда!" — решил Шухлик. Но мало ли что решит для себя какой-то ослик, пусть даже очень умный. У каждого ослика есть хозяева. От них зависит судьба любого домашнего осла.

Хозяин Дурды не позабыл пинок копытом и путешествие на бахчу в коврике. Очень хотел дознаться, кто всё это устроил. От дядьки Бактри, от тётки Сигир и от кошки Мушуки ничего не добился.

Тогда взялся за козла Така. Приглашал посидеть рядом на коврике. Расчёсывал ему бороду и угощал халвой.

— Можешь помалкивать, — нашёптывал хозяин Дурды. — Только кивни или моргни, хороший ты мой козлик, как шайтан приблизится.

И вот Така, сам того не желая, заговорённый хозяином, и кивнул, и моргнул, когда мимо проскакал ослик Шухлик.

— Ага! — воскликнул хозяин Дурды. — Я знал! Догадывался! — И сгоряча так пнул козла, что тот улетел в уголок за сараем и долго горько блеял. Така не хотел выдавать Шухлика, но как-то само собой получилось. Вообще многое в жизни получается вроде бы само собой, если не чувствуешь и не задумываешься, что хорошо, а что плохо.

Конечно, хозяин Дурды не был каким-то отъявленным злодеем или разбойником с большой дороги. Зато слишком гордым, обидчивым и злопамятным, как многие не очень умные люди.

Накануне Нового года посыпался из низких сизых туч холодный пух. Ослик Шухлик впервые видел снег — в здешних местах он редко выпадает — и скакал по двору из конца в конец, рисуя копытами созвездие Крылатой ослицы, которое более известно под именем Райской птицы.

Оставалось совсем чуть-чуть, ещё парочка звёзд, когда к нему подошёл хозяин Дурды, в новом полосатом халате, держа в руках верёвочную сбрую и красивую, тоже полосатую, попону.

Ослик подумал, что это специальная одежда на снежное время, и охотно подставил спину. Но хозяин сперва опоясал его морду верёвками, а в рот засунул металлический кислый штырь, что было не очень-то приятно. Потом набросил попону и застегнул пугови-цу на груди. Шухлик стоял покорно и терпеливо, как школьник на примерке первого костюма. Но мама-ослица, привязанная к дереву, сразу заподозрила неладное.

— Шухлик! — позвала она. — Сынок! Погляди мне в глаза!

Ослик глянул и различил такую слезную тоску и такое холодное, как пурга, смятение, что сердце у него обмерло и ноги сделались ватными, хоть и упирались, скользя по снегу, пока Дурды тащил за уздечку со двора.

Он слышал, как мама выстукивает копытами: "Прощай, любимый Шухлик! Ты лучший в мире ослик! Не забывай об этом и помни обо мне!"

Шухлик не знал, как они добрались до людного, шумного и пахучего базара. Всё вокруг посерело, побледнело, будто затянутое туманом. Казалось, это страшный, дикий сон, который даже не он, Шухлик, видит, а кто-то рассказывает ему зловещим шёпотом. И от этого рассказа — дрожь и озноб во всём теле.

Хозяин Дурды тянул его вдоль бесконечных базарных рядов — изюмных, луковых, виноградных, рисовых и капустных. Миновали лепёшечный ряд. Яблочный. Гранатовый и ореховый. Вениковый. Индюково-куриный. Добрались до клеточного ряда, где на прилавках стояли большие, как тыквы, клетки, накрытые цветными платками.

Шухлик ничего не замечал. Только видел мамины глаза и погружался в них, как в чёрную бесконечную, будто космос, пропасть.

Хозяин с кем-то говорил, торговался, расхваливая ослика, — какой он шустрый, сильный, умный и весёлый! Чёртик из табакерки! Одно слово — шайтан!

— Никогда бы не отдал, — прицокивал языком. — Да обещал детям подарок на Новый год! Просили велосипед с пятью скоростями!

"Да я же лучше велосипеда! — хотел закричать Шухлик, как когда-то его древняя бабка Валаамова ослица.

— У меня и скоростей больше!" Но железный штырь во рту мешал, и вырвалось ослиное, отчаянное: "Ия-йа-йа!"

— А какой голосистый! — вздрогнул по привычке хозяин Дурды. — Певчий осёл! Другого такого не сыщите! Кроме велосипеда, прошу за него соловья в клетке.

Чьи-то руки ощупывали живот и бока, кто-то разглядывал зубы. Постукивали по копытам, дули в уши и даже крутили хвост.

А ослик, понурив голову, уставился на белый снег, который таял так быстро, как этот несчастный день. "Наверное, я очень плохой, — корил себя Шухлик. — Вероятно, я самый дурной осёл! Иначе, зачем хозяину меня продавать?"

— Очень! Очень! — кивал Дурды. — Куда ни глянь, сплошной дармон-сила! Такой силач! Настоящий полвон-богатырь! А какой, глядите, шкура! Рыжий — рыжий, как утреннее солнце! Это не осёл, а чистый зар — червонное золото! Хочу за него, кроме велосипеда и соловья, ещё два пуда изюма.

В конце концов, когда уже смеркалось, и снег под ногами совсем исчез, смешавшись с чёрной грязью, нашёлся покупатель. Косоватый и маленький, едва повыше Шухлика.

В лисьей шапке с хвостом на боку. Похожий на толстую первобытную обезьяну, которая никогда, ни за что на свете не превратится в человека. Ничего хорошего не ожидалось от этого покупателя с реденькой бородкой и кривой палкой в кулаке. Только Шухлик взглянул на него, как в животе ёкнуло и похолодало, будто ледышку проглотил.

— Вот твой новый хозяин — господин Маймун-Таловчи! — И Дурды лживо, как Иуда, обнял ослика. — Служи ему верой и правдой, а мы по тебе скучать будем. — И звонко хлопнул по спине, так что Шухлик вздрогнул всем телом.