Невезучие - Устименко Татьяна Ивановна - Страница 11

За неимением лучшего я кое-как умылась из поилки для скота, вытащила из-за голенища сапога поломанный костяной гребень и предприняла отчаянную попытку продраться сквозь свою спутанную гриву. Волосы сопротивлялись стойко. Тогда я поплевала на ладони и немного пригладила непослушную шевелюру на висках, решив, что и так сойдет, чай, не в храм собираюсь. Михась, дозволявший себе периодически критиковать распустеху-хозяйку, что-то негромко проворчал насчет того, что мной, дескать, только ворон на огороде пугать, а ходить с неряхой-княжной по эльфийской ярмарке зазорно. Я хмуро зыркнула на болтуна, прикидывая, не выдать ли его на экзекуцию княгине Зое. Угадав мои мысли, Михась поклонился до земли:

– Не обижайся, светлая княжна. Ты прекрас… но сама все знаешь, писаной красавицей тебя не назовешь!

– Ага, – привычно хмыкнула я и покосилась на свои грязные сапоги. – А вот описанной запросто.

Но все-таки, раздразненная неодобрительными взглядами оруженосца, я на всякий случай погляделась в отполированное лезвие сабли, желая проверить, что же такого необычного он узрел на моем лице. Никак там что-то грандиозное объявилось? Я не ошиблась, на кончике облупленного носа красовались не только веснушки, числом и яркостью ничуть не уступающие михаськиным, но и здоровенный, багрово-красный прыщ.

– Ага! – констатировала я. – Вчера его еще не наблюдалось!

– Так, подись, это, пиво попалось несвежее… – задирая голову к небу и скромно ковыряя землю носком лаптя, ненавязчиво предположил Михась.

Я снова с сомнением взглянула на свои непонятно чем заляпанные сапоги:

– Так ты хорошо запомнил, где находится лавка того эльфийского лекаря?

– А как же, – радостно закивал парнишка, – идем, я покажу…

– Куда? – На высоком крыльце княжеских хором нарисовалась группа пестро разряженных женщин, среди которых я с замиранием сердца узрела дородную княгиню Зою. – Стоять на месте, ироды проклятые!

Михась придушенно пискнул, прячась за мою широкую спину.

– А поведай-ка мне, Рогнеда свет Елизаровна, что же энто такое плачевное с Пушком моим ненаглядным приключилось? – с подковыркой вопросила княгиня, бочком пытаясь слезть с достаточно крутых ступенек.

– Ну, – призадумалась я, – подсказал нам лекарь эльфийский, что заболел твой крол болезнью редкостной, смертельной и чрезвычайно заразной! Он ведь в последнее время почти не прыгал?

Княгиня согласно кивнула, видимо абсолютно не понимая, что ее несчастный кролик практически утратил способность шевелиться не просто так, а от хронического обжорства, приведшего к крайней стадии ожирения. Впрочем, этот же диагноз можно было смело ставить и половине ее боярышень, не говоря уж о самой княгине.

– Ай и как он от нее мучился, зверек горемычный! – с притворной жалостью всплеснула руками я, успешно входя в роль справедливого борца за права животных. – Сил моих недостало смотреть на страдания бедолаги безвинного, ну и решила я по доброте душевной участь его тяжкую облегчить… – В моем голосе проскользнули певучие интонации нашего придворного сказителя Баяна.

– Так! – уже не столь грозно произнесла Зоя, постукивая себя по ладони увесистым поленом. – А в чем же выражается эта болезнь?

– Э-э-э, – тут же нашлась я, – кто мясца зараженного поел, тот сначала чесаться начинает, потом по всему телу у него идут зловонные вереды[4], волосы выпадают и суставы ломит. А уж после этого скорая смерть наступает…

Зоя торопливо шагнула обратно. За спиной у княгини испуганно завизжали приближенные боярышни. Кажется, неправедных пирожков успели отведать не только мы с Михасем. Оставалось удивляться тому, сколь огромное количество выпечки получилось из одного крохотного кролика.

Княгиня растерянно почесала поленом толстую щеку. Следом за ней рефлекторно зачесались и боярышни…

– Ну вот, первый признак налицо! – заупокойным тоном подметил Михась.

Зоя затряслась словно студень, закатывая глаза под лоб и хватаясь за перильца. И тут дверь княжьих палат распахнулась повторно. На мигом ставшее тесным крыльцо вывалилась ватага моих неугомонных братцев, возглавляемых неразлучными близнецами Будимиром и Святомиром, да еще средним – распрекрасным княжичем Елисеем. Елисей, безмерно гордящийся своей завидной статью и лощеной пригожестью, с утра успел вздеть праздничную шелковую рубаху и украсить лоб плетеной бисерной лентой. Тайком засматриваясь во вделанное в ножны меча зеркальце, княжич подкрутил тонкие усики и молодецки приосанился. Картину маслом нарушил басовитый голос Будимира.

– Это кто ж опять в отхожем месте дрянь по стульчаку размазал?! – требовательно взревел братец, потрясая подозрительно грязными руками.

Боярышни демонстративно повели носиками и брезгливо отодвинулись в сторону.

– Да, кто-то у нас в тереме антисанитарию разводит, гигиену нарушает, – елейно пропел книжник-Елисей, гордо переступая стройными ногами, обутыми в сапоги на высоких каблуках, и случайно зацепляя за кончик длиннющей Зоиной косы, лежащей на досках крыльца. – Так и до болезни какой вульгарной недалеко!

Услышав про болезнь, дебелая княгиня сдавленно застонала и попыталась упасть в обморок.

– А все Рогнеда виновата, – ябедничал Елисей, хитро на меня поглядывая, – она одна после уборной руки моет. Ох неспроста это!

– У, злыдень! – тихонько окрысилась я, не желая вдаваться в подробное описание хороших манер, с грехом пополам, но все же привитых мне в академии.

Братца Елисея я не любила особенно, по причине его вопиющего зазнайства и безмерной хвастливости. Я уже хотела обнародовать, что виновником грязи в уборной, бесспорно, является единственный сыночек княгини Зои, семилетний Васек, в полной мере унаследовавший ее вздорный характер, но братец продолжил заливаться соловьем:

– Надо бы княжну лекарям заморским показать, чую, у нее не одна болячка опасная обнаружится, а заодно всех тех, кто с ней рядом стоит, дабы не допустить эпидемии…

Услышав очередное непонятное, но безусловно умное слово, трусливые, будто овцы, боярышни резво сыпанули с крыльца, локтями расталкивая всех кого ни попадя. Елисей покачнулся… Княгиня Зоя окончательно повисла на хлипких перилах, покрываясь пунцовыми пятнами от прилившей к голове крови. Раздался негромкий треск, и роскошная Зоина коса, неосторожно придавленная ногой доброго молодца, эффектно отвалилась от шитого жемчугами кокошника…

– Второй признак, волосы выпадать стали… – меланхолично загнул палец Михась. – Пора бы начинать гробы сколачивать! Эпидемия, однако…

Княгиня обреченно взвыла дурным басом и грузно рухнула со ступенек, в щепы ломая резные перила. На крыльце началась паника.

Под шумок мы с Михасем тихонько улизнули со двора, давясь хохотом и добрым словом поминая крохотного кролика, даже после смерти сумевшего устроить столь эффектный переполох.

Во времена моего недолгого, но весьма памятного обучения в Нарронской академии мне частенько доводилось почитывать увлекательные эльфийские летописи, витиевато описывающие наиболее достопримечательные места Антеи и Ундоры. В них сказывалось о бескрайних пустынях Рохосса и Намбудии, об искрящемся брызгами Водопаде тысячи радуг, соединяющем Рону и Лиару, о прекрасной Долине кленов и запретных тайнах Края Тьмы. Но, вопреки всем сказкам и легендам, самым красивым и достойным восхищения уголком земли я всегда считала свое родное Красногорье, густо поросшее белоствольными березовыми рощами. Название нашей стране дала жирная красная глина, испокон веков добываемая на многочисленных горах и пригорках. Из нее получались отличные пузатые горшки, и в самые жаркие дни безупречно сохранявшие прохладу наливаемой в них воды, а посему охотно закупаемые иноземными купцами. А славный град Берестянск, хоть давно уже крытый не берестой, а разноцветной черепицей, бесспорно, являлся самим интересным городом, пусть даже и не вошедшим в знаменитые орочьи книги рекордов. По моему субъективному мнению, до привлекательности Берестянска не дотягивал и сам великий Офир – столица Офирской империи. Впрочем, подобным гипертрофированным патриотизмом страдала не одна я, а все красногорцы от мала до велика.