Тайник Русского Севера (с иллюстрациями) - Демин Валерий Никитич - Страница 16

Бярмия и Бярма — страна и город на острове, о которых здесь идет речь — одно из древних наименований северных территорий России — до Полярного Урала и дальше. («Бьярмия», «Биармия» — таково современное написание этого древнего топонима, искаженного автохтонного названия Перми). Известный шведский историк Олаус Магнус (1490–1557) в самом знаменитом своем труде «История северных народов» так определяет границы обширного северного края, включающего и Лапландию:

Исторические предания, затрагивающие невообразимые глубины русской истории, были чрезвычайно живучи и популярны в народной среде. Известный собиратель северного русского фольклора и публикатор знаменитых 3-томных «Причитаний Северного края» Елпидифор Васильевич Барсов (1836–1917) к немалому удивлению своему записал в середине прошлого века в глухой Олонецкой деревне оригинальное известие о князе Рюрике и его исконно русском происхождении. Оказывается, подлинное имя Рюрика было Юрик и явился он в Новгород из Приднепровья. Новгородцы «залюбили» его за ум-разум и согласились, чтобы он стал «хозяином» в Новограде. (Р)Юрик наложил на каждого новгородца поначалу небольшую дань, но затем стал постепенно ее увеличивать, пока не сделал ее невыносимой (что впоследствии усугублялось с каждым новым правителем). Первые летописцы, упоминавшие имя Рюрика, также, скорее всего, опирались на какие-то устные известия. Постепенно исконно русское имя Юрик, помянутое в северорусском предании, оваряжилось.

Впрочем, есть все основания полагать, что летописные варяги, ставшие первопричиной пресловутой «норманской теории», на самом деле были никакими не скандинавами, а славяно-русским воинским объединением. Именно поэтому Нестор упорно именовал их русью в смысле этнической и языковой принадлежности («зваху тьи варязи русь»); от них пошло и название Руси как государства («от тех варягъ прозвася Русская земля»). При этом особо подчеркивается: русский язык — славянский, а славяне-новгородцы род свой ведут от варягов («ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска, прежде бо беша словени»). Чтобы это значило, если не мудрствовать лукаво, а воспринимать текст как есть? Только одно: варяги изначально были русскими и также изначально говорили на русском (славянском) языке! В противном случае по логике вещей (то есть, если не выходить за рамки формулы «варяги = скандинавы») получится, что население Великого Новгорода (оно ведь «от рода варяжского») и до призвания Рюрика, и, надо полагать, в дальнейшем тоже говорило на одном из скандинавских языков. Абсурд? В самом деле — другого слова не подберешь!

Ведь, перечисляя через запятую «потомство Иафетово»: варяги, шведы, норвеги, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, венецианцы и прочие, Нестор-летописец почему-то не говорит что варяги — это шведы или норвеги (хотя в летописном перечне все они стоят рядом и даже раньше руси). Ибо для русского летописца, как и для всех русских людей той эпохи, было абсолютно ясно: варяги — никакие не шведы и не норвеги, а такие же русские люди как они сами — коль скоро даже переводчиков для общения не требовалось. Еще Михайло Ломоносов в яростном споре с немецкими норманистами-русофобами, подвязавшимися в Российской академии наук, указывал на отсутствие в русском языке хоть каких-то варяжских слов. Ответ на вопрос, заданный Ломоносовым, напрашивался сам собой: никакого собственно варяжского языка, тем более из числа скандинавских, никогда и в помине не было. Ибо варяги — это русь, но не в смысле принадлежности какому-то неведомому иноземному племени, а в смысле славяно-русского происхождения их самих и языка, на котором они говорили.

Можно назвать их и племенем, но, скорее всего, это особое воинское братство — прообраз будущих рыцарских орденов. Жили они в основном на побережье Балтийского (Варяжского) моря, были хорошо организованы и сплочены, обладали богатым опытом во всех областях хозяйственной жизни, торговли, государственного управления и особенно — воинского искусства (рис. 17а). Потому-то и обратились в 862-м году новгородцы к Рюрику с братьями, как бы сказали сейчас, за организационной помощью. И русские варяги охотно и плодотворно поучаствовали в становлении Руси.

Впоследствии варяжская дружина, насчитывая иногда до шести тысяч гвардейцев, служила при дворе византийских императоров. Здесь их тоже всегда считали только русскими. Между прочим, когда дотошные греки спрашивали: «Откуда же вы, варяги?», — те, не задумываясь, отвечали: «Из Тулы…» Ничего себе ответ, если вдуматься. Однако под Тулой, про которую во всеуслышание говорили во дворцах Царьграда, подразумевалась древняя Гиперборея (Туле). Так, может быть, русские варяги и есть последние гиперборейцы, хранители традиций погибшей арктической прародины? Быть может, в их социальной структуре отчасти сохранились и архаичные черты древнеарийского кастового сословия. Почему бы не предположить, что варяги — это транфармированный вариант одной из одной из классических каст кшатриев? Ведь она как раз и объединяла правителей, воинскую аристократию и дружинников!

Историки-снобы подчеркнуто высокомерно и чуть ли не с брезгливостью относятся к попыткам свести генезис древних народов к отдельно взятым предкам или родоначальникам, рассматривая это исключительно как акт мифопоэтического творчества. Но факты говорят о другом. Никто ведь не усматривает ничего крамольного в высказываниях типа: «Иван Грозный взял Казань»; «Петр Великий построил Петербург»; «Суворов перешел через Альпы»; «Кутузов разгромил Наполеона». Каждому ясно: хотя речь идет о событиях, связанных с деяниями больших масс людей, символизируют их в каждом конкретном случае отдельные личности. Так было в прошлом, так будет всегда. Кроме того, родословие во все времена начиналось с какой-то точки отсчета, и к ней всегда привязывалось конкретное лицо — пусть даже легендарное.

Подобную обобщенную до символа смысловую нагрузку несут и библейские утверждения, вроде: «Сыновья Ноя, вышедшие из ковчега, были: Сим, Хам и Иафет. <…> И от них населилась вся земля» (Быт. 9, 18–19). Сказанное относится и к сыну Иафета и внуку Ноя — Моску (Мосоху). Имя это в разной вокализации встречается и Библии, и у вавилонянина Бероса, и у Иосифа Флавия. Отсюда (а также через чешские и польские хронографы) оно попало в русские летописцы, а затем и в самое прославленное русское историческое сочинение, выдержавшее до XIX века 30 (!) изданий, — «Синопсис». От имени Мосоха (Моска) впоследствии образовались наименования: Москва — сначала река, затем и город на ней, Московия, московиты, москвитяне, москвичи. А. И. Асов удачно объясняет происхождение имени Моск от протославянского и древнерусского слова «мозг»: в устной речи две последние согласные становятся глухими, и все слово звучит как «моск».

Порядок и очередность (что раньше — что позже) в летописании важны, но не абсолютны. Разные источники излагают русскую этнологическую легенду по-разному. Версия Мазуринского летописца такова:

Больше подробностей содержится в одном из Хронографов русской редакции, хранящегося в Российской государственной библиотеке: