Сократ - Кессиди Феохарий Харлампиевич - Страница 28

149

Еда и питье, замечает анонимный автор, "для больного могут быть злом, а для здорового же и нуждающегося в них — благом", "болезнь есть зло для больных, для врачей же благо… И победа, которую эллины одержали над персами, для эллинов благо, для варваров же зло" и т. д. (см. 90 В 1, 1-15 ДК). На возражение собеседника, что в "таком случае следует считать, что великий царь находится в том же положении, что и нищие" — да и вообще во всех других случаях мы должны будем приравнивать решительно все противоположности (большое и малое, великое и ничтожное, прекрасное и безобразное и т. д.), — автор "Двояких речей" отвечает, что его целью является показ не того, что "добро и зло — не одно и то же" (это и так ясно), а того, что каждое из них (противоположностей) является "и хорошим и плохим" (там же).

Нетрудно заметить, что защита менее правдоподобного суждения (в нашем примере "добро и зло" — "одно и то же") основана на подмене одного отношения другим, на том, что со времени Аристотеля получило в логике название "подмены тезиса". Ведь из того, что добро в одном отношении может быть злом в другом отношении, еще не следует, что "добро и зло — одно и то же" в одном и том же отношении и в одно и то же время. Использование приема "подмены тезиса" позволяло софистам выдавать белое за черное и наоборот.

Цель эристики — показать возможность принять оба противоположных тезиса (например, "добро и зло — одно и то же"; "добро и зло — не одно и то же") как одинаково истинные, а не опровергать данный тезис путем выведения из него противоречащих суждений и сведения его к абсурду, как это делал Зенон Элейский. При этом "диалектическое искусство" софистов становится

150

искусством убеждать, искусством аргументации, направленным лишь на победу в споре, и не на что иное. Вот почему Платон, резко осуждая равнодушие софистов к истине, противопоставляет диалектический метод Сократа эристическому методу софистов, несмотря на то, что оба эти метода, основанные на вопросно-ответной форме ведения диалога, иногда совпадали, например, в тех случаях, когда Сократ (отчасти под влиянием эристики софистов) искал противоречия в суждениях собеседников. Однако эти моменты сходства носили внешний характер. По существу же у Платона было достаточно оснований для разграничения метода Сократа и метода софистов.

В самом деле, в вопросно-ответном ведении спора у софистов главной целью задающего вопросы было заставить отвечающего противоречить самому себе, а целью отвечающего — любой ценой избежать этой ловушки независимо от того, будут ли его ответы выражать то, что он считает истинным, или нет. В противоположность этому Сократ настоятельно требовал, чтобы собеседник прежде всего исходил из того, что он считает истинным (см. Платон. Протагор, 331 с; Менон, 75 Ь). В нахождении истины он видел главный критерий, отличающий диалектику, "искусство вести рассуждение" (Платон. Менон, 75 d), от эристики, искусства спора, искусства словесного агона, словесного состязания (см. Платон. Государство, 454 а).

Для Сократа эристика чужда положительных задач философии, недостойна философа. Делая человека "ненавистником всякого слова и суждения", она разрушительна и гибельна, ибо "нет большей беды, чем ненависть к слову" (см. Платон. Федон, 89 d; см. также Платон. Теэтет, 165 d-с). Только в "слове и рассуждении"

151

рождается истина, только в диалоге в соответствии с диалектическим (вопросно-ответным) искусством "вести рассуждение" становится возможным постижение истинной сущности вещей. Сократ считал диалектиком того, кто "умеет ставить вопросы и давать ответы" (Платон. Кратил, 390 с).

Диалектика, в понимании Сократа, есть метод исследования понятий, способ установления точных определений. Определение какого-либо понятия для него было раскрытием содержания этого понятия, нахождением того, что заключено в нем. Для установления точных определений Сократ разделял понятия на роды и виды, преследуя при этом не только теоретические, но и практические цели. По сообщению Ксенофонта, Сократ был убежден, что разумный человек, "разделяя в теории и на практике предметы по родам", сможет этим методом отличить добро от зла, выбрать добро и быть высоконравственным, счастливым и способным к диалектике. "Да и слово "диалектика", — говорит Сократ у Ксенофонта, — произошло оттого, что люди, совещаясь в собраниях, разделяют предметы по родам. Поэтому надо стараться как можно лучше подготовиться к этому и усердно заняться этим: таким путем люди становятся в высшей степени нравственными…" (Воспоминания, IV, 5, 11–12).

О сократовском понимании диалектики как метода разделения понятий на роды и виды свидетельствует также Платон (Софист, 253 а): "Различать все по родам, не принимать один и тот же вид за иной и иной за тот же самый неужели мы не скажем, что это (предмет) диалектического знания?" Сохранив это сократовское

152

понимание диалектики и в зрелый период своего творчества, Платон пошел дальше: для него диалектика стала наукой (episteme) об "истинно сущем" и методом познания "истинно сущего", т. е. мира идей. Аристотель писал: "А так как Сократ занимался исследованием этических вопросов, а относительно всей природы в целом его совсем не вел, в названной же области искал всеобщего (to katholou) и первый направил свою мысль на общие определения (horismon), то Платон, усвоивши взгляд Сократа, по указанной причине признал, что такие определения имеют своим предметом нечто другое, а не чувственные вещи; ибо нельзя дать общего определения для какой-либо из чувственных вещей, поскольку вещи эти изменяются. Идя указанным путем, он подобные реальности назвал идеями (Метафизика, I, 6, 987 Ъ, 1–8; см. также XIII, 4, 1078 Ь, 27–32).

Установление общих определений, по свидетельству Аристотеля (Метафизика, I, 4, 1078 Ь, 30), было одним из нововведений Сократа в философию. Другим оригинальным вкладом Сократа Аристотель считал "индуктивные рассуждения". Сказанное подтверждается также сообщениями Платона и Ксенофонта. Обратимся прежде всего к вопросу об общих этических определениях Сократа. Главными источниками сведений являются здесь ранние диалоги Платона и «Воспоминания» Ксенофонта.

Для Сократа диалектика, вопросно-ответный способ обнаружения истины, была прежде всего методом определения этических понятий, т. е. методом нахождения в данном понятии общих и существенных признаков, выражающих его сущность (ousia). В ранних ("сократических") диалогах Платона встречается много примеров диалектики Сократа, его попыток дать определение общепринятым

153

этическим понятиям и поступкам с помощью вопросов и ответов, посредством «испытания» собеседника. Вот один из таких примеров, посвященный определению понятия «мужество» в диалоге Платона «Лахес».

Сократ в этом диалоге начинает с общей мысли о том, что приобретение добродетели предполагает знание (хотя бы частичное) того, что такое добродетель. Учитывая, однако, что рассмотрение столь общего понятия является достаточно сложным и трудным, он предлагает предварительно обратиться к выяснению одного из видов добродетели.

Приведем основные моменты диалога «Лахес» (190 d и сл.), посвященного определению мужества, выяснению содержания этого понятия.

Сократ. Тебе, Лахес, как полководцу, ведь известно, что такое мужество?

Лахес. Конечно. И, клянусь Зевсом, вопрос не трудный. Не долго думая, отвечу: мужествен тот, кто, оставаясь на своем месте в строю, сражается с неприятелем и не бежит с поля боя.

Сократ. Это ты верно говоришь, Лахес, если, правда, иметь в виду один из примеров мужественного поступка. Возможно, моя вина в том, что ты свел мужество к единичному случаю, поэтому уточним вопрос: я прошу тебя определить существо добродетели мужества, найти то, что есть "одно и то же во всем" (!91 с), то есть то общее и существенное, которое охватывает все случаи и все примеры мужественных поступков. Твой же ответ следует признать опрометчивым потому, что существуют поступки и образы действий, которые по внешнему проявлению противоположны твоему пониманию мужества, но которые всеми должны быть признаны за мужественные. Так, скифы, убегая, сражаются не менее мужественно, чем преследуя.