НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 34 - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 36
- Предыдущая
- 36/70
- Следующая
…И черт возьми, это по-своему грандиозно — все уже пробовали, только этого не пробовали; холодное воспитание без розовых соплей, без слез… хотя что это я мелю, откуда я знаю, что у них там за воспитание… но все равно — жестокость, презрение, это же видно… Ничего у них не получится, потому что, ну ладно — разум — думайте, учитесь, анализируйте, — а как же руки матери, ласковые руки, которые снимают боль и делают мир теплым? И колючая щетина отца, который играет в войну и в тигра, и учит боксу, и самый сильный, и знает больше всех на свете? Ведь это же тоже было! Не только визгливые (или тихие) свары родителей, не только ремень и пьяное бормотание, не только беспорядочное обрывание ушей, сменяющееся внезапно и непонятно судорожным одарением конфетами и медью на кино… Да откуда я знаю — быть может, у них есть эквивалент всему хорошему, что существует в материнстве и отцовстве… как Ирма смотрела на того мокреца!.. каким же это нужно быть, чтобы на тебя так смотрели… и уж, во всяком случае, ни Бол-Кунац, ни Ирма, ни прыщавый нигилист-обличитель никогда не наденут золотых рубашек, а разве этого мало? Да черт возьми — мне от людей больше ничего и не надо!..
…Подожди, сказал он себе. Найди главное. Ты за них или против? Бывает еще третий выход: наплевать, но мне не наплевать. Ах, как бы я хотел быть циником, как легко, просто и роскошно жить циником!.. Ведь надо же — всю жизнь из меня делают циника, стараются, тратят гигантские средства, тратят пули, цветы красноречия, бумагу, не жалеют кулаков, не жалеют людей, ничего не жалеют, только бы я стал циником, а я никак… Ну, хорошо, хорошо. Все-таки; за или против? Конечно, против, потому что не терплю пренебрежения, ненавижу всяческую элиту, ненавижу всяческую нетерпимость и не люблю, ох, как не люблю, когда меня бьют по морде и прогоняют вон… И я — за, потому что люблю людей умных, талантливых, и ненавижу дураков, ненавижу тупиц, ненавижу золотые рубашки, фашистов ненавижу, и ясно, конечно, что так я ничего не определю, я слишком мало знаю о них, а из того, что знаю, из того, что видел сам, в глаза бросается скорее плохое — жестокость, презрительность, нечеловечность, физическое уродство, наконец… И вот что получается: за них — Диана, которую я люблю, и Голем, которого я люблю, Ирма, которую я люблю, и Бол-Кунац, и прыщавый нигилист… а кто против? Бургомистр против, старая сволочь, фашист и демагог, и полицмейстер, продажная шкура, и Росшепер Нант, и дура Лола, и шайка золотых рубашек, и Павор… Правда, с другой стороны, за них — долговязый профессионал, а также некий генерал Пферд — не терплю генералов, а против — Тэдди и, наверное, еще много таких, как Тэдди… Да, тут большинством голосов ничего не решишь. Это что-то вроде свободных демократических выборов: большинство всегда за сволочь…»
Часа в два пришла Диана, Диана Веселая Обыкновенная, в туго перетянутом белом халате, подмазанная и причесанная.
— Как работа? — спросила она.
— Горю, — ответил он. — Сгораю, светя другим.
— Да, дыму много. Ты бы хоть окно открыл… Лопать хочешь?
— Черт возьми, да! — сказал Виктор. Он вспомнил, что не завтракал.
— Тогда, черт возьми, пошли!
Они спустились в столовую. За длинными столами чинно и молча хлебали диетический суп «Братья по разуму», темные от физической усталости. Обтянутый синим свитером толстый тренер ходил у них за спинами, хлопал по плечам, ерошил им волосы и внимательно заглядывал в тарелки.
— Я тебя сейчас познакомлю с одним человеком, — сказала Диана. — Он будет с нами обедать.
— Кто таков? — с неудовольствием осведомился Виктор. Ему хотелось помолчать за едой.
— Мой муж, — сказала Диана. — Мой бывший муж.
— Ага, — произнес Виктор. — Ага. Что ж… Очень приятно.
«И чего это ей вздумалось, — подумал он уныло. — И кому это нужно». Он жалобно взглянул на Диану, но она уже быстро вела его к служебному столику в дальнем углу. Муж поднялся им навстречу — желтолицый, горбоносый, в темном костюме и в черных перчатках. Руки он Виктору не подал, а просто поклонился и негромко сказал:
— Здравствуйте, рад вас видеть.
— Банев, — представился Виктор с фальшивой сердечностью, которая всегда нападала на него при виде мужей.
— Мы, собственно, уже знакомы, — сказал муж. — Я — Зурзмансор.
— Ах, да! — воскликнул Виктор. — Ну конечно! У меня, должен вам сказать, память… — Он замолчал. — Погодите, — сказал он. — Какой Зурзмансор?
— Павел Зурзмансор. Вы меня, вероятно, читали, а недавно даже весьма энергично вступились за меня в ресторане. Кроме того, мы еще в одном месте встречались, тоже при несчастных обстоятельствах… Давайте сядем.
Виктор сел. «Ну, хорошо, — подумал он. — Пусть. Значит, без повязки они такие. Кто бы мог подумать? Пардон, а где же его «очки»? У Зурзмансора — он же почему-то муж Дианы, он же горбоносый танцор, играющий танцора, который играет танцора, который на самом деле мокрец, или даже сразу четыре мокреца, или даже пять, считая с ресторанным, — не было у Зурзмансора «очков», будто они расплылись по всему лицу и окрасили кожу в желтоватый латиноамериканский цвет». А Диана со странной, какой-то материнской улыбкой смотрела то на него, то на своего мужа. И это было неприятно, Виктор почувствовал что-то вроде ревности, которой раньше никогда не ощущал, имея дело с мужьями. Официантка принесла суп.
— Ирма передает вам привет, — сказал Зурзмансор, разламывая кусочек хлеба, — просит не беспокоиться.
— Спасибо, — отозвался Виктор машинально. Он взял ложку и принялся есть, не чувствуя вкуса. Зурзмансор тоже ел, поглядывая на Виктора исподлобья — без улыбки, но с каким-то юмористическим выражением. Перчаток он не снял, но в том, как он орудовал ложкой, как изящно ломал хлеб, как пользовался салфеткой, чувствовалось хорошее воспитание.
— Значит, вы все-таки тот самый Зурзмансор, — произнес Виктор. — Философ…
— Боюсь, что нет, — сказал Зурзмансор, промакивая губы салфеткой. — Боюсь, что к тому знаменитому философу я имею теперь весьма отдаленное отношение.
Виктор не нашелся, что сказать, и решил подождать с беседой. «В конце концов не я инициатор встречи, мое дело маленькое, он меня хотел увидеть, пусть он и начинает…» Принесли второе. Внимательно следя за собой, Виктор принялся резать мясо. За длинными столами дружно и простодушно чавкали «Братья по разуму», гремя ножами и вилками. «А ведь я здесь дурак дураком, — подумал Виктор. — Братец по разуму. Она ведь, наверное, до сих пор его любит. Он заболел, пришлось им расстаться, а она не захотела расстаться, иначе зачем бы она поперлась в эту дыру выносить горшки за Росшепером… И они часто видятся, он пробирается в санаторий, снимает повязку и танцует с ней… — Он вспомнил, как они танцевали — шерочка с машерочкой… — Все равно. Она его любит. А мне какое дело? А ведь есть какое-то дело. Что уж там — есть. Только — что есть? Они отобрали у меня дочь, но я ревную к ним дочь не как отец. Они отобрали у меня женщину, но я ревную к нему Диану не как мужчина… О черт, какие слова! Отобрали женщину, отобрали дочь… Дочь, которая увидела меня впервые за двенадцать лет жизни… или ей уже тринадцать? Женщину, которую я знаю считанное дни… Но, заметьте, ревную — и притом не как отец и не как мужчина. Да, было бы гораздо проще, если бы он сейчас сказал: «Милостивый государь, мне все известно, вы запятнали мою честь. Как насчет сатисфакции?»
— Как продвигается работа над статьей? — спросил Зурзмансор.
Виктор угрюмо посмотрел на него. Нет, это была не насмешка. И не светский вопрос, чтобы завязать беседу. Этому мокрецу, кажется, действительно было любопытно узнать, как продвигается работа над статьей.
— Никак, — сказал он.
— Было бы любопытно прочесть, — сообщил Зурзмансор.
— А вы знаете, что это должна быть за статья?
— Да, представляем. Но ведь вы такую писать не станете.
— А если меня вынудят? Меня генерал Пферд защищать не станет.
— Видите ли, — сказал Зурзмансор, — статья, которую ждет господин Бургомистр, у вас все равно не получится. Даже если вы будете очень стереться. Существуют люди, которые автоматически, независимо от своих желаний, трансформируют по-своему любое задание, которое им дается. Вы относитесь к таким людям.
- Предыдущая
- 36/70
- Следующая
