Индиана Джонс и Дельфийский оракул - МакГрегор Роб - Страница 30

– Так или иначе, о Джонсе надо позаботиться. Немедленно. Нельзя допустить, чтобы он мешал нашей работе

– Он и не помешает. Он прикован к постели и не выходит из номера. Я уверен, что до отъезда короля он не встанет. Кроме того, если с ним что-нибудь случится, Белекамус наверняка придет в ярость.

– Разве можно полагаться на то, что он останется в постели? Я ему не доверяю. Он просто не понимает, что такое Дельфы.

– Панос, ты чересчур беспокоишься. Ты же знаешь, о чем гласила надпись на доске. Теперь помешать Возвращению не сумеет ни Джонс, ни кто-либо иной. Оно неотвратимо, как восход солнца.

Панос сверкнул глазами. – Доска лишь подтвердила правильность плана. Но нам еще предстоит выполнить его.

Думас опустошил стакан и со стуком поставил его на стол.

– Да ты войди в мое положение! Я ведь ученый, археолог. Мне надо думать о своей репутации.

– О какой еще репутации, Стефанос? – хохотнул Панос. – Хранителя груды булыжников? Уйми дрожь, твои камни никуда не денутся, хоть ты тресни.

– Панос, чего тебе еще от меня надо? Я вытащил сюда Белекамус. Я спустился в пропасть и перевел текст на доске. Меня едва не убили. Чего тебе еще не хватает?

– Ты же хотел знать об Ордене пифий все, от начала и до конца. А теперь выполняй свой долг.

– Я не убийца. Это работа для Григориса.

Панос пулей взмыл со стула и сграбастал Думаса за грудки.

– Кому-кому, а не тебе о нем высказываться! – процедил он сквозь зубы. – Понял?! И слышать не желаю!

Опускаясь на стул, он заметил устремленные в свою сторону взгляды чужеземцев, не не обратил на них внимания.

– И не проси, чтобы я убил Джонса или кого-нибудь еще, – свирепо уставился на него Думас. – Даже не подумаю. Зато сообщу тебе нечто такое, чего ты не знаешь. Нечто важное.

Панос ответил ему таким же взглядом.

– Что?

– Я точно знаю, когда подымаются миазмы, – перегнувшись через стол, сообщил Думас. – Есть четкая закономерность, и если ничего не изменится, я смогу предсказать время извержения завтра, через неделю, через месяц – на многие годы вперед.

Панос пораскинул умом над словами Думаса. Изумившись, что Думасу известны подобные вещи, он все-таки постарался скрыть удивление.

– Ну-ну. Выкладывай.

Пока Думас говорил, Панос разглядывал через плечо археолога двух вошедших в таверну военных. Оглядевшись, те заняли столик. Лицо того, что повыше, казалось знакомым.

На время забыв о военных, Панос сосредоточился на словах Думаса.

– Молодец, что сказал. Хитрость в шести минутах.

Его взгляд снова метнулся к другому столику. Теперь Панос вспомнил, где видел этого человека. Белекамус встречалась с ним утром на Римской агоре. Судя по их поведению, они близки друг другу. Панос тогда еще подумал, что этот офицер может представлять потенциальную угрозу, и теперь его опасения подтвердились.

– А вот и новая проблема, – подбородком указал он на военных. Думас проследил за его взглядом.

– Военные. Наверно, из-за короля, – равнодушно скривил он губы; но глаза его хитро блеснули, и Панос понял, что Думас недоговаривает.

– Кто он, Стефанос? Я видел его с ней.

Думас вновь оглянулся, словно не разглядел того человека. И вновь перегнулся через стол.

– Полковник Александр Мандраки. Белекамус время от времени встречается с ним, уже не первый год. Они любовники.

– И что она в нем нашла? Он же урод! – нахмурился Панос.

– Разумеется, силу, – ухмыльнулся Думас. – Мог бы и сам понять.

Панос откинулся на спинку стула и скривил губы в скупой усмешке. В голове у него мало-помалу складывался план.

– Надо настроить его против Джонса, и он все сделает за нас.

Думас искоса бросил осторожный взгляд через плечо – проверить, не слышит ли их Мандраки.

– Пожалуй, не исключено.

– Потом Белекамус рассердится на него, а это нам тоже на руку.

– Но она привязана к Мандраки, – возразил Думас, – и не станет таить на него зла.

– Может быть. Но узнав, кто укокошил ее юного любовника, она хотя бы на время настроится против него. А нам и надо-то выграть всего несколько часов.

Думас сплел пальцы, хрустнув суставами.

– Одним выстрелом двух зайцев. Ты умен, Панос. Тебе бы стать политиком.

Панос оглядел встающих из-за стола чужеземцев. Когда преображение свершится, он и станет своего рода политиком – посредником власти для правителей мира, которые придут к нему просить доступа к пифии и Дельфийскому оракулу.

– Не стоит терять время, Стефанос.

– Ладно. Я расскажу ему о Джонсе.

– Нет, я сам. Вы, интеллигенты, совершенно не разбираетесь в человеческих чувствах. Мне нужна уверенность, что все пойдет как надо. Я доведу его до белого каления, и он перейдет к действовиям.

Панос отодвинул стул, и, ни слова не говоря, двинулся прочь.

Думас видел, как Панос склонился к Мандраки и что-то сказал тому. «Затевается нечто любопытное», – подумал Думас и наполнил свой стакан. Полковник кивнул и повернулся к своему спутнику. Солдат вдруг встал и отошел к бару. Мандраки жестом пригласил Паноса сесть и приготовился слушать. Коротышка-камнещик положил локоть на стол, и поднес ладонь рупором ко рту, как заговорщик.

Двое иностранцев вышли из таверны, и Думас проводил их взглядом. Он прекрасно догадывался, что Панос думает о нем. Для грубых, приземленных людей вроде каменщика избыточный вес – признак слабости. Панос видит в нем лишь неуклюжего, заучившегося стража развалин. Ну и прекрасно. Это как раз то, что нужно Думасу.

Он понимал, что Панос видит себя новым верховным жрецом оракула, но Панос круглый дурак, если надеется, что Дориана Белекамус запросто позволит манипулировать собой. У Белекамус свои цели. Даже если испарения и подействовали на нее так, как утверждает Панос, Дориана не всегда будет пребывать под их влиянием.

Панос совершенно не знает Белекамус, он знает лишь о ней. Он и понятия не имеет ни об одной из связанных с ней историй, известных всем и каждому на археологическом факультете. Даже Чокнутый, якобы осведомленный обо всем на свете, даже не догадывается о ее личной жизни. Зато Думасу Белекамус известна; он слышал эти истории и знает, что они правдивы.

Лицо Мандраки потемнело, он грозно сдвинул брови, опустив уголки рта книзу. Почесав подбородок, полковник кивнул и отмахнулся от Паноса, как от надоедливой мухи. Панос буквально подскочил, опрокинув свой стул.

Полковник презрительно усмехнулся и указал на дверь; Думас отчетливо услыхал, как он гневно рявкнул:

– Прочь с глаз моих, малака!

Панос поспешно ретировался. Спутник полковника вернулся к столу и поднял упавший стул. Мандраки махнул рукой, словно речь шла о каком-нибудь пустяке, затем дал знак солдату сесть и громко повторил:

– Малака!

Думас засмеялся под нос. Одно удовольствие видеть, как главу Ордена пифий, слишком много возомнившего о себе и ни в грош не ставящего Думаса, обозвали вонючей задницей и отослали будто нерасторопного лакея.

Будь Дориана обычной женщиной, она бы вела себя именно так, как предполагает Панос, и после убийства Джонса дала бы своему полковнику Алексу от ворот поворот. Но в глазах Белекамус Джонс уже давно покойник, тут и сомневаться нечего.

«Теперь все в моих руках», – решил Думас. Полковник не позволит Паносу пробыть рядом с Белекамус достаточно долго, чтобы отвести ее к расщелине, а если у Паноса ничего не получится, то и пророчество не сбудется. Шанс будет упущен. Панос, переживший крах дела всей своей жизни, вернется в Афины, к своим кирпичам, а несостоявшаяся пифия Дориана Белекамус уедет в Париж, к своим студентам.

Но этим не кончится. Прочитав перед приездом Белекамус высеченное на доске прорицание, Думас убедился, что Панос все-таки на верном пути. Однако прорицание оставляло открытым вопрос о том, кто должен стать новой пифией. Даже в пророчестве старика Чокнутого говорится, что пифия будет «из дорян», так что Дориана вовсе не обязана быть оракулом.

Несмотря на события у расщелины, Думас остался убежден, что она вовсе не пифия. Дориана слишком безжалостна и коварна, а эти черты ни в коем случае не могут быть присущи хорошей пифии. Верховный жрец еще имеет право на коварство, но пифия должна быть невинной и чистой крестьянкой, обратившейся в орудие прорицания.