Алжирский пленник (Необыкновенные приключения испанского солдата Сервантеса, автора «Дон-Кихота») - Выгодская Эмма Иосифовна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/27
• Следующая

Мигель возвращался домой и находил требовательного Аквавиву, сплетничающих слуг, просительные глаза дожидающихся в приёмной.

Прелат одевал своих приближённых в нарядные, расшитые камзолы, но кормил плохо. Мигель не раз ловил себя на том, что он с завистью смотрит на нищего, жующего выпрошенную макаронину, блестящую от масла.

Но очень скоро скучные политические разговоры в приёмных Аквавивы приобрели для Мигеля неожиданную остроту.

На Средиземном море готовилась неслыханная схватка народов.

Турки давно угрожали с моря всей южной Европе. Молодая Оттоманская империя, хорошо овладев европейским военным искусством, стремилась к захвату новых земель, к главенству на Средиземном море.

Первым большое наступление повёл турецкий султан Селим II. Он высадил войска на острове Кипре и объявил войну Венеции.

Венецианские купцы всполошились. Послы республики поспешили ко всем европейским дворам.

«Христианнейшему» королю Франции, Карлу IX, было не до турок. Он слишком занят был резнёй с гугенотами, врагами католической церкви, чтобы рискнуть на морскую авантюру.

Елизавета английская не хотела вступать в невыгодную войну. Её берегам не угрожали турки; о чём же беспокоиться?

Молодой король португальский, Себастьян, рад был бы помочь Венеции — ряд торговых договоров и взаимных льгот в морской торговле связывал обе страны, — но по его земле ходила чума, народ косило на улицах, и португальские галеры стояли в Лиссабонской гавани без команды, без гребцов. Король не решился вступить в войну: он боялся народного возмущения.

Венецианские послы уже начинали приходить в отчаяние. И вдруг ближайший сосед и старый враг, папа римский, предложил союз и помощь.

Папа Пий V понимал, что разгром, соседней Венеции был бы и его собственной гибелью. А за папой и король испанский, Филипп, испугавшись за свои итальянские владения, вступил в союз против турок.

С такой могущественной союзницей, как Испания, война с турками начинала походить на объединённое наступление христианского мира на мир мусульманский, европейского — на азиатский. Крест шёл войной на полумесяц.

Едва пошли разговоры о войне, Мигель потерял покой. По ночам ему снились морские бои, обстрелы, пираты, подвиги… А когда командующим объединёнными силами был назначен молодой и популярный в народе дон Хуан Австрийский и испанские пехотные полки начали высаживаться в итальянских портах, служба у Аквавивы стала Мигелю совершенно нестерпимой. Он скинул расшитую куртку пажа, надел свой старый плащ и, не спросясь, ушёл из дома прелата.

На всех площадях стояли столы для записи солдат. Мигель не решался подойти к ним. Может быть, едва он назовёт своё имя, его закуют в цепи и посадят грести на галерах. Мигель бродил по улицам и ждал случая.

И случай пришёл.

Из дешёвой траттории[12] на улице Сан-Пьетро вышел подвыпивший испанский солдат. Он слегка хромал, и безобразный багровый шрам пересекал его лицо от угла рта к виску. Солдат был сердит. Дома товарищи так много наговорили ему о прелестях итальянской жизни, уверяли, что в Италии самое лучшее вино, самые красивые девушки в мире. Сказки! Здесь, в Риме, толстый трактирщик налил ему кислого вина кианти, а его растрёпанная и грязная дочь подала немытые кружки.

Солдат разругался с трактирщиком и сейчас искал, на ком бы сорвать досаду.

У дверей трактира стоял какой-то голодный на вид парень, видимо из здешних оборванцев, с бледным, худым лицом и закинутыми назад тёмными волосами. Солдат повернулся к нему, подбирая в уме итальянские слова, чтобы обругать хозяина траттории, а заодно с ним и всех итальянцев, и вдруг застыл.

Застыл и оборванец.

Секунда — и оба кинулись в объятья друг к другу.

— Мигель!

— Родриго!

— Как ты попал сюда?

— Как ты попал в Рим?

Забыв досаду, Родриго потащил брата в ту же самую тратторию и попросил того же кислого вина, из-за которого только что поругался.

— Мой полк идёт из Фландрии, и послезавтра мы отплываем, — сообщил он брату.

— Сколько лет мы не виделись! — сказал Мигель. — Я думал, что ты уже получил капитана.

— Повышение получает тот, кто имеет покровителей! Вот мои солдатские повышения! — И Родриго указал на ужасный шрам на лице, на не гнущуюся в колене ногу.

— Что у тебя, Мигель? — переменил Родриго неприятный разговор. — Я слыхал дома о твоих делах, когда был в отпуску.

И он передал Мигелю добрые вести. Антонио де Сигура, оправившись от раны, уехал в Новый Свет. Маркиз де Иварра умер. Дон Лопес пустил в ход все свои связи, и дело Мигеля замяли.

— Это значит, что ты можешь возвратиться на родину, — закончил Родриго.

— Нет, это значит, что я могу записаться в армию, — сказал Мигель.

— Как? — удивился Родриго. — А твоя учёная карьера?

— Это мечты отца. Бог с ними, — отмахнулся Мигель.

— А книги? А стихи?

— Перо не тупит меча, меч не тупит пера! — ответил Мигель кастильской пословицей.

— Очень хорошо! — обрадовался Родриго. — Тогда записывайся сейчас же. И постарайся попасть в мою роту. Помни: полк Мигеля де Монкада, рота Диего де Урбина.

Две недели спустя, 15 сентября 1571 года, братья отплывали с союзным флотом из Мессинской гавани на галере «Маркеза».

Галера шла под командой генуэзца Дориа.

Все генуэзцы на галере задирали носы и рассказывали об удивительных подвигах своего славного флота.

— Мы били Венецию, били португальцев, побьём и турок, — хвастали генуэзцы.

Но сам Дориа ходил мрачный или сидел запершись в кормовой башне с Диего де Урбиной, командиром испанской терции.

Турок били на суше, и не раз, но ещё ни одно европейское судно не одержало победы над турками в морском бою.

У султанских морских командиров была своя особая тактика — они наступали одной сомкнутой цепью, соединив галеры. Турки кидались в атаку, как одержимые, и, сколько бы их ни убивали и ни скидывали в море, на смену упавшим янычарам тотчас являлись другие, точно сама пучина морская выбрасывала их обратно.

На море неверные непобедимы — такая слава шла о султанских галерах по берегам Италии и Испании.

Мавры, пленники итальянского флота, прикованные цепью к полу, молча закидывали в воду тяжёлые вёсла. Они гребли и слушали разговоры христиан.

— Четырнадцать тысяч пленных испанцев и итальянцев гребут на турецких галерах, — бодрились генуэзцы. — Едва начнётся бой, все христиане на турецких судах разом положат вёсла и ударят неверным в тыл!

Неожиданно в самом начале октября настали холодные дни, задул северо-восточный ветер и на море поднялось волнение.

Что-то непонятное творилось с Мигелем со дня отплытия: каждый вечер на закате у него начинался озноб, ужасная боль сверлила виски, в ушах шумело. Ночью он не мог уснуть, а наутро вставал с трудом, перемогая себя: плохо держали ноги.

Качка усиливалась, и настроение на «Маркезе» падало.

— Нет, на море турок не сломить — галеры с полумесяцем закляты дьяволом. Сам нечистый ворожит своим сынам!

Ветер дул неблагоприятный для союзного флота.

Родриго Сервантес, слегка закидывая вбок всё ещё плохо гнущуюся ногу, бродил вдоль бортов и вступал в разговоры.

— Наш добрый король Филипп не допустит, — уверял Родриго, — чтобы неверные измывались над святым крестом… Ещё тридцать галер стоят наготове в испанских портах, и две большие каравеллы снаряжают нам на подмогу в Валенсии.

Мигель не вмешивался в разговоры. Он лежал у себя в кормовом помещении и только изредка выходил на палубу. Его трясла лихорадка.

У кефалонских берегов вахтенный глухим голосом крикнул из бочки, привязанной к мачте:

— Судно с бакборта!..

Итальянский бриг салютовал передовому союзному фрегату. Разбитый, со сломанной бизань-мачтой и пробитой кормой, он с трудом прорвался сквозь цепь турецких судов. Неприятельский флот был близок.

• Предыдущая
• 9/27
• Следующая