Огнетушитель для дракона - Метелева Наталья - Страница 5

– Ну, да. Верю. Песочные мозги – это здорово. И ещё вот в этом стеклышке я вижу кое-что странное.

– И что же ты там видишь?

– Драконий глаз. Такой же, как у чудовища на твоей секретной картинке.

Я испугался и перекинул зрительные рецепторы на лампу над аварийным люком за его спиной.

– У тебя галлюцинации! – сказал я. – Горячечный бред.

– Пусть будет бред, я согласен. Всё равно никому не расскажу, не хочу умереть в психушке. А ты не мог бы снова экскаватором стать или трактором?

– Зачем?

– Летающий трактор – это такой крутой бред, что никто глазам не поверит, даже если увидит. Но вообще-то затем, что они будут искать вертолёт пожнадзора.

– Кто они? И разве не в твоих интересах, чтобы тебя нашли как можно быстрее?

– Смотря, кто найдет.

Звали его Дмитрий. И учился он в загадочной стране Гнесинке на композитора. А в тайгу попал за долги: проигрался в игровые автоматы. В клубе подождали, когда сумма станет астрономической, и прижали должника. Никого не волновало, как студент будет выпутываться: или украдет у родителей, или честно отработает.

Хозяин клуба снизошел до слёзной мольбы парня: дал номер телефона фирмы, нанимавшей рабочих на северные вахты. Студенту обещали много бабок на таёжной стройке. Это выражение я долго не понимал: зачем бедному человеку много престарелых бабок, если они не входят в его рацион?

Рабочих возили из Москвы чартерным рейсом. Всё официально, даже трудовой договор подписали в солидном кабинете процветающей фирмы. Мобильник и личные вещи у Димы отобрали в аэропорту, заставив сдать в багажное отделение. На месте, ещё не дав ступить на трап, отобрали остальное: документы, банковские карты и деньги.

Таких, как он – азартных и наивных мальчишек от четырнадцати и старше – было еще десятка полтора. Они стали рабами на стройке какого-то нелегального заводика. Два раза в день – кормёжка. Семичасовой сон в бараке, провонявшем потом и рвотой. Колючая проволока с пропущенным током. Овчарки, как в концлагерях, которые Дима видел только в кино.

Самое страшное открытие он сделал уже через неделю: те, кто громко возмущался, исчезали ночью навсегда. Поговаривали, их пускали на органы. (Я не совсем понял этот момент Диминого рассказа и решил при случае выспросить подробнее, какие органы он имел в виду: милиции, власти или органы речи, например).

Для тех, кто не возмущался, раз в неделю привозили водку и девчонок – тощих, забитых, не способных даже плакать. Вчерашние школьники и студенты спивались и развращались стремительно. Превращались в скотов. Стоимость кормёжки, тёлок, бухалова и, в чем был особо изощренный цинизм, услуг «охраны» вычитали из заработка по бешеным расценкам, и долг не уменьшался, а возрастал.

Дима не пил, на девочек старался не смотреть. Он решил отработать хотя бы без этих вычетов. И тогда надзиратель, позвав в каптёрку, избил парня, а потом сломал пару стульев и пригрозил, что в следующий раз это будет пара мизинцев «извращенца».

На недельном «расчёте» на студента повесили стоимость испорченного имущества в таких цифрах, словно стулья были из чистого золота. Тогда он решил бежать. И тут на него свалился трактор и изувечил вдребезги, – с укором завершил Дима рассказ.

Мне стало стыдно, и я оправдал несчастный случай неполадками в двигателе.

– Неполадки… – он критически оглядел кабину. – Вот я и смотрю, что ты еле тащишься, робот. Ты не мог бы прибавить скорость?

– Нет. Это максимальная.

– Как это – максимальная? Я прикинул – километров шестьдесят в час. Смешно для новейшей модификации секретного вездехода, – парень откинулся на спинку кресла. Потом резко повернулся, впившись взглядом в лампочку над аварийным люком. – Ведь ты не робот, да?

На тот случай, если предыдущей легендой не удалось ввести противника в заблуждение, у нас была разработана еще одна модель поведения.

– Не робот. Я живое существо из звездной системы, известной у вас как Проксима Центавра. Прилетел на Землю с визитом к главе вашего государства.

Глаза у парня совсем округлились.

– Не может быть! Инопланетянин? Брат по разуму?

– Да, брат! – с пафосом сказал я, но аварийная лампочка подло подмигнула.

– Я брежу, – он с силой потер глаза. Проморгался. Не помогло. Ущипнул себя за руку. – О, чёрт!

– Я не чёрт. Можешь звать меня Гор – это близко по звучанию к моему имени, непроизносимому человеческими органами речи. А что такое чёрт?

– Не обращай внимания, это я так, фигурально. А ты неплохо по-русски шпаришь. Без акцента даже.

– Мы постоянно принимаем волны ваших передач.

– Тогда почему тебе не известно, что такое чёрт?

– Отходил от радиоприемника по нужде и пропустил момент объяснений.

Его лицо скривилось так, словно он дегустировал плазмоид. Его конвльсии я принял за кашель.

– Да-а… Гор... – его взгляд внимательно ощупал каждую деталь кабины. – Я почему-то иначе представлял инопланетную технику. А где ты сам, инопланетянин? Ты невидим?

Хороший вопрос. Философский. Наставник Юй полысел, лишившись гребня, но так и не достиг просветления, размышляя над коаном: когда появляется машина, куда девается дракон?

– То, что ты видишь, и есть я.

– Вертолёт?

– Форма для меня не имеет значения.

– Нифигассе. Но ты живой?

– Интересная мысль. А ты?

Парень прыснул в кулак.

– Ладно, замнём, – снизошёл человек, но тут же его осенила новая мысль. – А, может, ты – биоробот?

– Сам ты биоробот.

– Точно не биоробот? М-да… Я вот что ещё не могу понять, – продолжал искриться вопросами студент, – откуда звук идет? Где у тебя хотя бы голова? Вот чем ты сейчас со мной разговариваешь?

– Пупком!

Дима мелко затрясся, словно сел на оголённый электропровод. Но, судя по жизнерадостной физиономии, особо о своем самочувствии не переживал.

Я не стал уточнять, что пупка у драконов не бывает. Как и то, что в мимикрированном теле не так и важно, где голова, а где рот. Он может оказаться при необходимости и в… Ну, там, чем я, по мнению наставника, всегда думаю. Хотя я с ним не согласен: даже свежевылупленному драконышу известно, что мыслительный процесс не может ограничиваться одной, да еще такой уязвимой частью тела, как голова. И кто ж не знает: разговаривать ртом – дурная привычка, особенно, если во время еды. А я с человеком внутри как раз и нахожусь, можно сказать, в непрерывном обеденном процессе. Правда, пища о своём статусе пока не подозревает.

Когда Димины конвульсии, сопровождавшиеся громким кашлем с растянутым до ушей ртом, прошли, он припёр меня очередным вопросом:

– Всё равно не понимаю, почему у тебя такая низкая скорость. На лошадях быстрее ездят. Сколько же миллиардов лет ты полз до Земли таким черепашьим ходом?

– Мы прилетели на гиперкорабле, – продолжил я вешать на его уши приготовленную наставником Юем лапшу. – Наша база на обратной стороне Луны. А по планете я передвигаюсь пешком. У людей, между прочим, максимальная скорость куда меньше.

– Значит, пешком… Жаль. Просто у тебя видок вполне высокоскоростной, вот я и спросил.

Драконы в особой форме мимикрии могут летать куда быстрее, чем я полз. И я мог бы. Но меня страшно мутило, а в глазах то и дело темнело, и я не мог развить приличную скорость. Для перехода на второй уровень Ме не хватало сил.

Небо затягивалось тучами той самой грозы, чей голос я слушал ночью, и меня одолевала сумеречная куриная слепота. Показалось, на востоке мельтешит какая-то неприятная точка, и доносится чужой вертолётный гул. Правда, я сам старательно грохотал для конспирации, и уши у меня закладывало.

Я боялся признаться самому себе, что серьёзно болен. Да и живот сводило от голода. А, может, не от голода: о еде даже думать было противно. Может, мне попался больной волк, уже не способный к миграции – в этих местах летом их должно быть мало, его собратья потянулись к северу следом за оленями. Или его серая душа была недовольна моей жизнью, продлённой за его счёт, и потребовала за себя мести у Великого Ме.