Любовь вне игры: история одного политического самоубийства - Хакамада Ирина Муцуовна - Страница 2
- Предыдущая
- 2/26
- Следующая
– Все отменяется. – Мария потеряла нить перечислений и снова отвернулась к экрану. – Сегодня трудный день.
– Они обидятся, если не придете, – заметил помощник, не распознав в интонации ледяного оттенка. С укором добавил: – Третье приглашение…
– Скоро узнаете. Я могу в любой момент уехать.
– Но это невозможно! – Костя проследил за ее взглядом: на экране мелькали рекламные ролики. Повысил голос, требуя внимания: – Невозможно отменить встречу с экспертами и избирателями!
– Скоро узнаете, – монотонно повторила она. – Я не могу говорить. Но все отменяется.
Помощник поднял руки: сдаюсь!
– Ну ладно, если так… – И уже без надежды встряхнуть, заинтересовать эту новую, непривычно замкнутую Марию попросил: – Может, хоть одно интервью дадите? Газета – массовая, журналист – известный. Тема – реформа правительства. В нынешних условиях это то, что нам очень надо. Ведь борьба продолжается, правда? – Она кивнула. – Ну так что, время еще есть?
А есть ли оно, это время? Мария автоматически взглянула на часы: одиннадцать тридцать. Интересно, сколько еще? Хватит? На что, собственно? На то, чтобы дать интервью? Или – изменить жизнь? Очередной раз поверить, что ее идеи кому-то нужны? И снова разочароваться?
Помощник обиженно уставился в телевизор. Еще бы! Он так старался! Пригласил известного журналиста, а теперь Мария срывает ему все планы…
– Хорошо, я дам интервью, – кивнула она. – Зовите.
Журналист действительно оказался весьма известным и даже знакомым.
К сожалению, предыдущая встреча не оставила у Марии хороших воспоминаний. Вернее – не оставила никаких. Это в начале политической карьеры она волновалась из-за глупых, никчемных вопросов, поражалась умению вывернуть ее слова наизнанку, звонила, спорила, даже во сне продолжая что-то кому-то доказывать…
С годами пришло умение забывать. Забывать бездарных журналистов, а помнить талантливых. Но последних становилось все меньше. Ну вот – забыла имя. Подобное случалось с Марией не часто: у тех, кому политика заменяет жизнь, память на имена и лица отточена, как у разведчиков.
И Константин хорош: хоть бы напомнил!
Вытащив из памяти желтоватую статью двухмесячной давности, полную липкого словоблудия и самоутверждения автора за счет своего визави, Мария вспомнила подпись: «Николай Елистратов»… Справившись с подкатившей волной раздражения, терпеливо поздоровалась:
– Здравствуйте, господин Елистратов, – и сразу определила границы, даже не пытаясь выглядеть приветливой: – Надеюсь, в этот раз мы поговорим быстро и содержательно – у меня совсем нет времени.
С безусловной уверенностью в себе, подсмотренной в западных фильмах и отработанной в московских клубах, журналист развалился в кресле. Все так же, в манере американского баловня судьбы ответил:
– Нет проблем. А закурить можно?
– Конечно, вот пепельница. – В противовес его хамоватости Марии хотелось быть безупречно вежливой. – Вам чай, кофе?
– Спасибо, уже угостили в приемной. Каким временем я реально располагаю? Я просил один час. Мы договорились с Костей…
Его тон и наглость все же задели: час времени! Профессионалам хватает получаса! И в итоге они выстраивают потрясающий материал. И только адепты «бумажных блокбастеров» заставляют говорить долго и много, чтобы поймать на оговорках.
– Не знаю, – стараясь держать себя в руках, ответила она. – Может, его уже совсем и нет.
Наигранная заинтересованность на лице журналиста сменилась профессиональным беспокойством:
– Что-то случилось?
– Давайте начинать, – оборвала его Мария, пожалев о случайно брошенной фразе.
– Хорошо. – Елистратов разочарованно прикурил сигарету, включил диктофон, как будто передернул затвор автомата: – Вы подготовили нашумевший пакет административной реформы, включая законы о борьбе с коррупцией. Что ж, дело благородное – кто только с нею не боролся! Столько воплей вокруг вашего пакета, а вы продолжаете бороться. Ради чего? Чем он так хорош? Это вы рейтинг себе поднимаете или серьезно?
– Я выполняю обещания, данные людям. Пакет реформы власти – власти, а не общества! – часть моей предвыборной программы, – напомнила она. – Я делаю свое дело. А вы уж интерпретируете как угодно. Это ответ на один вопрос. А теперь – самое интересное: чем моя идея принципиально отличается от других…
Мария вдруг начала заводиться. Как будто не было позади неудач и превратно истолкованных Елистратовым слов. Ей отчаянно захотелось достучаться до этого в принципе умного молодого человека. Наверняка способного к размышлениям, иначе вряд ли ему удалось бы стать столь известным.
– В России создан миф, – продолжала она, – что у нас самый наглый чиновник, самый вороватый бизнесмен, самый продажный журналист… – Елистратов прижал к груди руку и картинно поклонился, Мария через силу ему улыбнулась: – Но я верю в людей. В их изначально нравственную природу. Если создавать правила, при которых быть честным профессионалом выгодно, а вором – не выгодно, то можно добиться успеха и в борьбе с коррупцией, и неуплатой налогов и так далее. Все предыдущие законы направлены на ужесточение наказания, а мои – на стимулирование честности.
– Но это же романтический бред! – Единожды слизав образ популярного ведущего политического ток-шоу, Елистратов не собирался пробоваться на другие роли. – Как можно заставить чиновника, распределяющего миллиарды рублей, не воровать?! Вы что, решили надеть на себя доспехи Дон-Кихота? Власть – не ветряные мельницы…
«Ему не хватает публики и табличек с надписью „аплодисменты» для самых удачных реплик», – подумала Мария.
– Вы меня не только перебили, но и не поняли. – Немного сбитая с толку журналистом, несомненно, готовящим скандальные вопросы-ответы заранее, Мария все же попыталась ему объяснить: – Ваше ключевое слово: «заставить», а я…
Динамичная зеленая заставка экстренного выпуска новостей оборвала на полуслове. Немигающим взглядом Мария следила, как заставка сменяется изображением ведущего, затем – картинкой знакомого здания. Елистратов с интересом оглянулся на экран. Первым отыскал на столе пульт, снял блокировку громкости:
– …по предварительным данным, в кафе находятся десятки заложников. Есть дети. Цифры уточняются…
Неожиданно появившийся звук показался Марии оглушительным. «Десятки заложников». Информация ушла. Свершилось. И что теперь? «Есть дети». Непроизвольно дернувшаяся в поисках пульта рука задела кофейную чашку. Фарфор жалобно звякнул.
В глазах Елистратова вспыхнул охотничий азарт:
– Вы знали что-то заранее?
Мария пресекла попытку журналиста заполучить скандальный материал:
– Вы же видите, мы не можем продолжать интервью. Ужас… Просто ужас…
Она успела подумать, что кто-то другой, оказавшись на ее месте, составил бы фразу заранее. А она как всегда… Мелькнувшая мысль затерялась в лавине других обрывочных мыслей, потоке экстренных сообщений и телефонных звонков.
– …ждут комментариев! Ведущие каналы телевидения! – Голос Константина вытащил Марию из какофонии мыслей и звуков.
– Никаких комментариев! – с удивлением услышала она собственный, ровный и уверенный, голос. – Встречи отменяются. Всем успокоиться и быть на рабочих местах.
Помощник обескураженно оставил кабинет. Мария бросила взгляд на телефон правительственной связи. Единственный аппарат, не издавший еще ни звука. Ну что же ты? Молчишь? Так долго? Будто в ответ на ее мысли телефон зашелся, как ей показалось, воем сирены.
Елистратов не сводил с Марии глаз. Почуявшим добычу ястребом замер в кресле, фиксируя каждое движение. Вот она берет трубку, внимательно слушает, нажимает отбой. Открывает мобильник, задумчиво вертит в руках, выключает, кладет в карман. Подхватывает сумочку. Машинально, не замечая сидящего журналиста, берет пальто. Не прощаясь, выходит из кабинета…
Глава 3
Звук шагов тонул в зелено-красном ковре, змеей тянувшемся вдоль коридора. Закрытые дубовые двери без табличек с указанием хозяев.
- Предыдущая
- 2/26
- Следующая