Тот, кто следовал за мистером Рипли - Хайсмит Патриция - Страница 21

• Предыдущая
• 21/78
• Следующая

— Она — твоя единственная девушка?

— Конечно, единственная. Не представляю, как можно любить одновременно двоих. Нравится — дело другое, и то так, чуть-чуть.

Том оставил его слушать музыку и поднялся к себе. Уже лежа в постели с книгой Шервуда «Кристофер и ему подобные», он услышал шум въезжающей в ворота Бель-Омбр машины. На часах было без пяти двенадцать, значит, это Элоиза. Фрэнк был по-прежнему внизу, весь во власти музыки и, как хотелось надеяться Тому, приятных снов наяву. По шуму мотора Том определил, что это машина не Элоизы. Он вскочил с кровати и, на ходу натягивая халат, сбежал вниз. Приоткрыв входную дверь, он увидел у самых ступеней кремовый «ситроен» Антуана и сидевшую в нем Элоизу. Он бесшумно повернул ключ в дверях. Фрэнк стоял посреди комнаты, и вид у него был встревоженный.

— Быстро наверх! — негромко скомандовал Том. — Это Элоиза, но она не одна. Запри за собой дверь.

Фрэнк убежал, а Том вернулся ко входной двери как раз в тот момент, когда Элоиза стала поворачивать ручку. Он распахнул перед ней двери, и Элоиза, а за ней широко улыбающийся Антуан вошли в дом. Том заметил, как взгляд Антуана скользнул по лестнице. Может, он слышал шаги?

— Как поживаешь, Антуан? — спросил он.

— Том, случилось нечто непостижимое! — по-французски воскликнула Элоиза. — Моя машина не пожелала завестись — представляешь? Так что пришлось милому Антуану доставлять меня домой. Проходи же, Антуан! Он считает, что это всего лишь...

— Слабый контакт, — прогудел Антуан вальяжным баритоном. — Я посмотрел. Всего-то и нужно — большой гаечный ключ и напильник для зачистки. Все просто, только вот большого гаечного ключа у меня нету! Ха и еще раз ха! А ты как живешь-можешь, Том?

— Спасибо, хорошо, — ответил Том. К тому времени все трое были уже в гостиной, где все еще звучала музыка. — Что тебе предложить — виски, кофе? Присаживайся.

— Так, так, так — значит, клавесином больше не балуемся? — протянул Антуан, кивая на проигрыватель. Казалось, он принюхивается в надежде уловить запах духов. У него были черные, с сильной проседью волосы и коренастая фигура. Он стоял посреди комнаты и слегка раскачивался, приподымаясь с пятки на носок.

— А чем тебе не нравится рок? — отпарировал Том. — Полагаю, мои вкусы не расходятся с католическими принципами?

Антуан продолжал обшаривать глазами все помещение, очевидно пытаясь угадать, что за особа скрылась бегством перед их появлением, а Тому пришел на память глупейший спор, который возник у него с Антуаном по поводу напоминающей переплетение резиновых шлангов конструкции нежно-голубых тонов, именуемой Центром Помпиду, или Бобуром. Тому она внушала отвращение, Антуан же с пеной у рта защищал это сооружение, утверждая, что оно «слишком современно» для того, чтобы его мог оценить по достоинству такой человек (подразумевалось: человек с таким примитивным вкусом), как Том.

— У тебя гость? Извини, что помешал, — произнес Антуан. — Это мужчина или женщина?

Спроси об этом кто-нибудь другой, Том воспринял бы это как шутку, но в словах Антуана он усмотрел лишь одно — подленькое, жадное любопытство.

Том с удовольствием дал бы ему оплеуху, но он лишь натянуто улыбнулся и произнес:

— Сам угадай.

Все это время Элоиза была на кухне и теперь появилась с крошечной чашечкой кофе.

— Это тебе, Антуан. Для бодрости, когда поедешь обратно.

Антуан, яростный противник алкоголя, позволял себе лишь немного вина за обедом.

— Да присядь же!

— Нет-нет, милочка, мне и так хорошо, — ответил Антуан, манерно отпивая вино маленькими глотками. — Мы увидели свет наверху в твоей комнате и здесь, в гостиной, тоже, вот я и решился заглянуть... без приглашения, так сказать.

Том вежливо склонил голову. Кивок получился механический, как у заводной игрушечной птички. Неужто Антуан воображает, будто в спальне Тома скрывается девушка или юноша и что все это происходит с ведома Элоизы?! Еле сдерживая себя, Том скрестил на груди руки, и тут как раз кончилась пластинка.

— Завтра Тома отвезет меня в Море, — защебетала Элоиза. — У нас там в гараже есть знакомый механик. Мы его захватим и привезем к вам, Антуан. Его зовут Марсель, знаете такого?

— Ну и чудненько, — сказал Антуан, деловито ставя на столик кофейную чашку. — А теперь мне пора. Пока, Тома.

В дверях Элоиза и Антуан обменялись поцелуями на французский манер — чмок в одну щечку, потом в другую. Том терпеть этого не мог. Конечно, это совсем не то, что под французским поцелуем подразумевают в США, — ни намека на чувственность, глупее не придумаешь... Может, Антуан успел углядеть ноги Фрэнка, когда тот мчался наверх? Навряд ли.

— А Антуан, оказывается, думает, что я обзавелся подружкой! — со смешком сказал Том после того, как Элоиза закрыла за гостем дверь.

— Да брось ты! Лучше скажи, почему ты прячешь ото всех Билли?

— Это не я его прячу. Он сам прячется. Представь — он даже с Анри не хочет встречаться! Что касается твоего «мерседеса», то я займусь им во вторник.

Раньше все равно не получалось: следующий день — воскресенье, а по понедельникам гараж, где работает «их» механик, тоже закрыт, поскольку суббота у них рабочий день.

Элоиза скинула туфли на каблуках и осталась босиком.

— Хорошо провела время? Был еще кто-нибудь? — спросил Том, вкладывая в конверт очередную пластинку.

— Да, супружеская пара из Фонтенбло, он тоже архитектор, но моложе, чем Антуан.

Том ее почти не слушал. Он вспомнил о листках на столе, на том самом месте, где обычно стояла пишущая машинка. Элоиза уже поднималась по лестнице. С тех пор, как гостевая комната была занята Фрэнком, она большей частью пользовалась ванной комнатой Тома. Ему оставалось засунуть в конверт всего одну пластинку, что он и сделал. Волноваться не стоило — Элоиза едва ли станет задерживаться у его стола и читать какие-либо бумаги. Он погасил свет, запер парадные двери и только после этого поднялся. Элоиза была у себя и раздевалась. Он взял страницы с признанием, скрепил их, сунул сначала в правый верхний ящик, затем передумал и положил в папку с надписью «личное». Следует избавиться от этого текста как можно скорее. Какими бы литературными достоинствами он ни обладал, завтра утром его придется сжечь — с согласия автора, разумеется.

На следующий день, в воскресенье, Том повез Фрэнка на экскурсию в парк Фонтенбло, в восточную часть, где Фрэнк еще не бывал и где с меньшей вероятностью они могли попасться на глаза туристам. Элоиза отказалась ехать с ними, ей хотелось позагорать, тем более что Аньес Грац дала ей новый роман. Она не злоупотребляла солнечными ваннами, но иногда загорала так, что кожа становилась темнее, чем ее волосы. Возможно, способностью быстро загорать она была обязана смесью генов — ее мать была блондинкой, а отец, очевидно, брюнетом. В настоящий момент его волосы — вернее, то, что от них уцелело, — представляли собой некую тонзуру, темно-каштановую по окружности и грязно-серую внутри. Тонзура, по представлениям Тома, предполагала ореол праведности, что в данном случае отнюдь не соответствовало действительности.

Полдень застал Тома и Фрэнка возле тихой деревушки Ларшан в нескольких километрах западнее Вильперса. С десятого века, когда был возведен Ларшанский собор, он дважды наполовину сгорал. Вдоль узеньких, мощенных булыжником улочек располагались коттеджи — настолько крошечные, что казалось, будто там не может хватить места даже для одной супружеской пары. При виде их Тому вдруг пришла в голову мысль, что было бы совсем неплохо снова пожить одному в таком вот уютном домике. Впрочем, что значит «снова»? Разве когда-нибудь ему случалось жить одному? Сначала с чертовой тетушкой Дотти — старушенцией с большими странностями во всем, что не касалось денег. Затем — после того как он подростком удрал из Бостона — перенаселенные меблирашки в Манхэттене, до тех пор пока он не научился навязываться в компаньоны своим более состоятельным приятелям, у которых были свободные спальни или хотя бы незанятый диван; наконец, уже в двадцать шесть — Монджибелло и жизнь у Дикки Гринлифа. Отчего-то все это вдруг вспомнилось Тому, когда он стоял в Ларшанском соборе, разглядывая его тускло-кремовые стены.

• Предыдущая
• 21/78
• Следующая