Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно - Мухин Юрий Игнатьевич - Страница 49

И на мирских сходках крестьяне думали именно об интересах общины, а не о своих собственных, следовательно, разногласий быть не могло ни у кого.

А в парламенте идет борьба личных интересов, даже если это интересы групп, или партий, или слоев населения. Этих интересов много, поэтому невозможно достичь и единогласия.

Далее. Для крестьянина община – это дом, в котором живет он и будут жить его дети. Разорение общины – разорение его лично. Крестьянин персонально отвечал своей судьбой за свое решение, за свой голос.

А в парламентах, особенно советских и постсоветских, депутаты за свои решения лично не отвечают и поэтому могут позволить себе голосовать как Бог на душу положит.

Крестьянские сходки, особенно по запутанным вопросам, могли длиться много вечеров подряд и порой принимали весьма грубую форму, доходило чуть ли не до драки. Там не стеснялись и не обязаны были стесняться, обсуждались все мелочи, все аспекты решаемого вопроса, даже если они затрагивали деликатные стороны чьей-либо жизни, о которых в обычное время спорящие не рискнут спросить. Общинная проблема выворачивалась наизнанку, рассматривалась абсолютно со всех сторон – до тех пор, пока каждый член общины не начинал понимать, что обсуждаемое решение должно быть принято, пусть оно лично его и не устраивает, но для всей общины в целом это решение единственно возможное. И решение принималось только тогда, когда затихал, соглашаясь, последний спорящий.

В сравнении с традиционной крестьянской сходкой сегодняшние парламентские бдения выглядят крайне позорно. Депутаты собираются обсуждать тяжелейшие вопросы государства, но начинают с того, что договариваются, когда закончить свое собрание. А кто сказал, что отведенного времени хватит? Ведь вопрос еще и не начинали обсуждать!

А могло ли случиться, что, несмотря на длительность обсуждения, какой-либо член общины, преследуя личный интерес, все-таки не согласится с большинством? Да, могло. В этом случае, устав от споров, две или три сотни человек могли уступить одному и принять решение, выгодное только этому человеку. Но община – не институт благородных девиц – в нее входили занятые тяжелой работой, лично преданные обществу и достаточно решительные люди. Человеку, пошедшему против мира, никто и ничего не прощал. Он обязательно за свою дерзость расплачивался и часто вынужден был из общины уходить. С ним начинали случаться всякие неприятные вещи – тонула в болоте корова, сгорало сено, внезапно ломались колеса у подводы – и так далее, пока человек не начинал понимать смысл поговорки: «Против мира не попрешь!»

Кулаки-мироеды, впоследствии насиловавшие общину благодаря деньгам, всегда строились только в центре села, только в тесноте других домов, настолько тесно с ними, чтобы пламя от их горящего дома обязательно перебросилось на другие избы. Понимали, что только в этом случае их не подожгут.

А что давало единогласие при принятии решений отдельному человеку – понятно всем. Это гарантия того, что твоим голосом, твоим личным интересом никто не пренебрежет. Поскольку интерес общества – это учесть интересы всех. Никто не прекратит прений, не захотев выслушать твое мнение, не дождавшись, пока выскажутся все желающие. Можно много болтать об уважении к каждой отдельной личности, а можно ввести в закон уважение к ней. Можно кричать, что раз в этом государстве свобода слова, то это очень цивилизованное государство, и при этом забыть, что свобода слова без обязанности слушать – это забава для мудраков. Что толку говорить, если тебе никто не собирается внимать?

Крестьянская община России в отличие от подавляющей части российской интеллигенции, предпочитающей мудрачествовать на западный манер, это понимала и этим руководствовалась.

Еще одно правило, общее для всех крестьянских общин – справедливость в распределении средств своего существования — земли. Конкретные способы размежевания земельных угодий у каждой общины были разные.

И наконец, единой для всех общин была коллективная ответственность по внешним обязательствам – уплаты налогов, поставки рекрутов в армию.

Если, к примеру, в общине было 200 человек, обязанных платить подати царю, то ни один из них непосредственно свои положенные 12 целковых в налоговое ведомство не носил, все 2400 рублей община платила одной суммой, а сколько с кого взять, решала самостоятельно.

Так же и с набором рекрутов. Если, к примеру, полагалось выставить в армию одного человек из 100, то военное ведомство не искало этих людей по деревням и селам. Община определяла, кому идти служить, причем очень часто стремилась купить рекрута на стороне, то есть найти пригодного к службе бессемейного мужчину, который бы за огромные по тем временам деньги, собранные миром, согласился пойти в солдаты. Если такого сыскать не удавалось, мир решал, из какой семьи взять служивого. И тогда платили ему. Решение общины, приговор мира обжалованию не подлежал, выбранного могли доставить к призывному пункту без его согласия, связанным.

Община исполняла свои обязательства добросовестно и требовала к себе такого же отношения. Если помещики или чиновники, нарушая уложения и обычаи, наносили общине обиды, а та законным путем не могла добиться справедливости, она решалась на крайние меры.

Вплоть до бунта. Между тем и цари понимали, что причины волнений часто коренятся в действиях самих властей, сознавали, что пролитая кровь может вызывать потоки ответной. Понимая это, государство при вспышке бунта всегда старалось погасить его без крови, насколько это было возможно. Характерно, что орденом «Св. Владимира», четвертая степень которого уже давала дворянство, награждались те офицеры и чиновники, которые сумели погасить крестьянские волнения, не прибегая к оружию. Это действительно требовало мужества, так как возмущенная община не щадила ни себя, ни своих обидчиков.

Характерный пример. Если общине не удавалось мирными способами призвать к порядку своего помещика, то она могли не бунтовать, а сделать, скажем, следующее.

Выбирались несколько мужчин, которые шли и убивали помещика с семьей, а усадьбу поджигали. Затем сдавались властям. Россия не знала смертной казни, вернее, смертная казнь применялась в исключительных случаях по узкому перечню статей уложения. Поэтому суд приговаривал преступников к каторжным работам на тот или иной срок и дальнейшему поселению в Сибири. Брачные узы почитались священными, считалось, что браки заключаются на небесах и не людям их разрывать. Поэтому, по существовавшему закону, семья осужденного (при ее желании) на казенный счет также отправлялась в Сибирь к месту каторги и ссылки, поселялась у тюрьмы, и там же ей за счет казны назначалось содержание. Но помимо этого вся община регулярно собирала деньги и отправляла их в Сибирь осужденным, поскольку в ее глазах, естественно, это были не преступники, а герои, «пострадавшие за мир».

Мы видим, что русские люди были объединены в полностью самоуправляемые общины, имевшие хотя и строгие обязательства перед государством, но по очень небольшому перечню вопросов. Община была способна в ряде случаев эффективно защитить свой суверенитет перед кем бы то ни было, как это может сделать только семья.

Приоритет духовных ценностей, таких, как преданность обществу, готовность к самопожертвованию ради него, обостренное чувство справедливости и пренебрежительное отношение к абсолютизируемым ценностям материальным, таким, как неприкосновенность частной собственности, включая собственность на землю, определяли различие в поведении русских людей, с одной стороны, и людей Запада и приверженцев их мировоззрения в России (так называемых западников»!), с другой.

Много веков подряд русские расселялись по всему свету, осваивали необжитые места, укоренялись там. То же самое делали англичане, французы, немцы. Они так же переселялись на новые земли – в Америку, Африку, Австралию.

Но те и другие делали это по-разному. Скажем, европейские переселенцы осваивали североамериканские прерии. Они приходили на пустые места, столбили выделенный им участок земли, ставили дом и ферму, устанавливали дружественные отношения с соседями для совместных действий против общих бед и опасностей. Налоги они платили в зависимости от количества находившейся в их владении земли, и с течением времени удары судьбы разоряли часть из них, их участки скупались более удачливыми соседями, а неудачники становились городскими и сельскими пролетариями. Это соответствовало образу мыслей западного человека, в этом не было ничего, что бы тревожило его совесть.