Чья-то любимая - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф - Страница 78

На концерт я поехала вместе с Бо. После этого намечалась большая вечеринка в доме Джилли – в Голливуд приехала французская актриса, его возлюбленная. Бо был в очень веселом настроении. Ему по душе пришелся мрачный юмор этого гала-концерта, и сам он был еще более остроумным, чем всегда.

Присутствовали все, даже Оуэн. Я почему-то и не подумала, что могу его там увидеть. Не знаю, почему я об этом не подумала, ведь все знали, что он в Европу с Шерри не поехал. Больное, безумное лицо Шерри появлялось в газетах почти ежедневно. Обычно это были снимки, сделанные в каком-нибудь ночном клубе, где она появлялась со своим новым возлюбленным – испанским миллионером. Почему-то я никак не ожидала снова встретить Оуэна там, где бывала я. Эта встреча вывела меня из равновесия, несмотря на то, что сейчас мы были так далеки друг от друга, как будто бы прошло не менее пятидесяти лет. Сейчас Оуэн пришел с Рейвен Декстер, давней подружкой Тула Петерса. Это была высокая, невыразительная особа, родом из Нью-Йорка, ошивавшаяся в Голливуде уже лет семь, и все еще творившая свой первый сценарий.

В течение вечера я видела Оуэна лишь какие-то мгновения. Вокруг раздавались оживленные разговоры, произносились громкие речи, на экране мелькали киноклипы, кто-то отпускал шуточки, а молодой Эйб вполне предсказуемо впадал в истерические рыдания. Единственное, что мне бросилось в глаза в Оуэне, – он ни разу не улыбнулся. Всю ночь Рейвен Декстер болтала с Клинтом Иствудом. У меня вдруг появилось странное ощущение, будто вокруг меня не реальная жизнь, а какое-то кино. Про это всегда говорил Джо Перси, но я сама этого раньше не ощущала. Разумеется, в буквальном смысле слова, это и было кино: здесь со всех сторон торчали телекамеры. Чисто эмоционально роль у меня сейчас была более чем банальная: женщина, которую увлекли и бросили, появляется в свете с мужчиной, абсолютно ей безразличным, и вдруг видит того, кто ей очень и очень не безразличен, а он – совсем с другой женщиной. Ощущение, словно все вокруг меня – только кино, меня даже почти успокаивало, ведь если я сейчас воспринимаю окружающее именно так, то, может быть, все и прокрутится, как бывает в кино, и Оуэн снова будет со мной. Ведь, если поразмыслить, мне на самом-то деле очень хотелось, чтобы он ко мне вернулся.

И словно для того, чтобы усложнить эту ситуацию еще больше, за соседним столиком оказался Трюффо с Жаклин Биссет. При виде Биссет Бо вдруг проявил самые блестящие стороны своего ума. Совершенно неожиданно выяснилось, что он хорошо говорит по-французски, о чем до этого момента никто из нас и не подозревал.

Потом я опьянела, приняв совсем немножко марихуаны. В тот период я была в таком состоянии, что пьянела очень легко, если в мой организм попадала даже капля чего-нибудь такого. С лица Джилли весь вечер не сходило страдальческое и напряженное выражение – характер у его дамы был отнюдь не из легких. Хорошо, что у Джилли была борода. Крупные бородатые мужчины, когда на них сваливается несчастье, автоматически становятся особенно величественными. Что же касается Бо, то быть более веселым, более блестящим, более разговорчивым, чем он, никто бы просто не смог. Бо ни на секунду не позволял себе даже подумать, что у Франсуа Трюффо было нечто такое, чего бы не было у него самого.

Пребывая в этом состоянии опьянения, я вдруг увидела поразительную картину. У Джилли был огромный и очень красивый пес далматинской породы. Сейчас он бродил по дому с таким же мрачным видом, как и его хозяин. Вокруг бассейна было место для танцев. А посередине его находился островок из матрасов. Конечно, все решили, что Джилли устроил этот островок, чтобы на нем трахаться. Но я подумала, что он там просто лежит и читает сценарии. Человека четыре или пять из приглашенных Джилли молодых людей сейчас плавали в бассейне нагишом, демонстрируя всем свою красоту. Вероятно, им было невдомек, что при виде этих великолепных, пышущих здоровьем, юных тел, у всех нас, далеко не таких юных и не столь прекрасных, возникали отнюдь не веселые чувства.

Далматинец Джилли был таким же красивым, как и наши купальщики, но никто, кроме меня, этого не заметил. Вскоре слуга-мексиканец вынес огромное блюдо с икрой, наверное, не менее двух фунтов, и самого лучшего качества, какое только возможно достать. Слуга поставил блюдо на низкий столик возле бассейна. Никто на эту икру не обратил ни малейшего внимания, только я и далматинец. Он с угрюмым видом подошел к блюду, разок его понюхал, а потом, за какие-то десять секунд, проглотил одним махом всю икру до последней икринки. Он даже вроде ничего и не глотал – икра просто исчезла, словно ее каким-то чудом засосало ему в пасть. Я была единственной, кто все это видел. Пес отошел от блюда, унося в себе минимум на восемьсот долларов икры, а никто вокруг даже не засмеялся. Гостей Джилли сейчас волновало совсем другое – им было очень жаль, что они уже не так молоды, не так красивы, не так раскрепощены в своих поступках, чтобы купаться голышом.

Позднее я иногда вспоминала эту сценку с икрой, пытаясь осознать, не было ли здесь какой-то связи с тем, что тот вечер для нас с Бо закончился романом на одну ночь. На меня повлияло то, что я внезапно увидела Оуэна, плюс моя излишняя взвинченность, плюс Бог знает что еще – вероятно, и эти гордящиеся своим телом молодые люди, не торопившиеся нырять, чтобы все хорошенько оценили их мужское достоинство. Наверное, все это вместе взятое и вывело меня из моего обычного, нормального состояния. И, вероятно, Бо тоже не был самим собой – его взволновало общение с предметом истинной любви и постоянные фантазии, связанные с нею. Мы возвращались от Джилли уже совсем поздно – на холмах лежал туман. Мне вдруг захотелось поцеловать Бо, потому что мне всегда нравились его губы, а сейчас был как раз тот единственный случай, когда мы с Бо настолько отступили от своих обычных рамок, что такой поцелуй может стать вполне реальным. Но Бо поцеловал меня первым и отослал своего водителя сразу же, как мы только доехали до моего дома. О Бо по Голливуду упорно повторялись слухи, что у него извращенные и причудливые вкусы, что он кусает у женщин грудь, а то и просто ни на что не способен из-за своего невысокого роста. Разумеется, все это было чистейшей ерундой. Бо был очень активным любовником, даже немножко отчаянным. Может быть, потому что его любовное влечение черпало поддержку в мысли о безответной любви, точно сказать не могу.

Когда на следующее утро я проснулась, Бо был уже одет и пил из чашечки кофе. Он говорил по телефону со своими слугами, отдавая им распоряжения, какую одежду ему привезти на весь день. Приехал его водитель. Провожая Бо, я шла по тротуару. Бо попросил меня сойти со ступенек и поцеловал меня.

– Ты просто прелесть, – сказал Бо перед тем, как уехать.

Мне его губы действительно очень понравились. Но больше я к ним ни разу не прикоснулась. Непонятно почему, но только та ночь погубила наши с Бо отношения. Бо больше никогда ко мне не приходил, и не пытался хоть как-то мне докучать, в отличие от моего вполне нормального давнего приятеля Голдина. Если бы о нашем с Бо небольшом романе стало известно, репутация Бо от этого бы только выиграла. Но так не случилось. И я не верю, что он хоть раз кому бы то ни было хоть мельком упомянул об этой своей победе. Не понимаю, почему та, одна-единственная, наша ночь настолько отодвинула нас друг от друга, но получилось именно так. После той ночи, встречаясь где-нибудь с Бо, мы даже почти не разговаривали. На студию «Юниверсал» я не поехала и продюсером там не стала. Бо перестал приглашать меня на церемонии вручения «Оскаров», хотя много лет никогда об этом не забывал. Через год с небольшим Бо уехал из Голливуда, чтобы возглавить Всеамериканскую сеть телевидения. Пост этот, наверное, самый важный во всей нашей системе средств массовой информации. Уезжая, он мне даже не позвонил, чтобы попрощаться.

Я по нему не скучала, хотя Бо был одним из самых умных мужчин, которых я знала, и советы его всегда были превосходными. Те крохотные тропинки, которые сначала соединяют людей друг с другом, а потом разводят их в разные стороны – самые запутанные тропинки на земле. Тропинка, приведшая Бо ко мне, а меня к нему – кто и что здесь может объяснить? Долгие годы – друзья, пару часов – любовники, и потом – конец. Даже такому псевдомудрецу, как Джо Перси, и то пришлось бы немало поломать голову, чтобы найти причину такого конца.