Чья-то любимая - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф - Страница 62

И как бы специально для того, чтобы еще больше ухудшить и без того скверную ситуацию, на площадке маячил Эйб Мондшием. Старший Монд время от времени посылал своего отпрыска проверять, как идут дела на съемках. Особого значения это не имело, поскольку Монд-младший не очень-то утруждал себя какими бы то ни было серьезными проверками. Однако его приезд всегда был связан с уймой всякой суеты; другими словами, принимать Эйба Монда надлежало как истинного короля. Обычно он привозил с собой двух-трех девчонок-тинбопперов;[6] так было и на этот раз. Говорят, юный Эйб увлекался групповым сексом или групповыми бесшабашными гулянками, но я сама этого не знаю. Эйб всегда был очень мил со мною, разумеется, из страха перед своим грозным дедушкой. В обычные дни я ничего против его наездов не имела, потому что занимался он только тем, что валялся со своими девками где-нибудь возле мотеля, съедал обед или что-то еще и, вдобавок, мог посмотреть отснятые ролики. Юный Эйб ненавидел съемочные площадки и, как только мог, старался их избегать. Однако, по какой-то непонятной мне причине, в то утро, когда на площадку приехала я, Эйб находился там. Позже Голдин Эдвардз мне сказал, что Эйб просто проезжал мимо после какой-то круглосуточной попойки в Луббоке. Когда дело касалось таких увеселений, он мог превзойти кого угодно. Сейчас на Эйбе был пиджак фирмы «Левис». Парень сидел вместе со всеми нами, а мы потягивали кофе. В этот момент к нам подошла Бобби, костюмерша Шерри.

Бобби была неплохой женщиной. Мне кажется, она мне даже где-то симпатизировала. Но Бобби была верноподданной своей патронессы. И увидев, что она приближается к нам, я почувствовала – быть беде.

– Привет, Джилл, – сказала Бобби. – Шерри попросила меня вам сказать, что она заменила костюм. Она не хочет надевать желтое платье. Ей нравится черное.

Все было рассчитано только на то, чтобы меня разозлить. В той сцене, которую мы вот-вот должны были снимать, героиня Шерри вряд ли надела бы черное платье.

– Может быть, Шерри перепутала последовательность сцен, – сказала я. – Черный цвет просто исключается. Платье должно быть обязательно желтым. Мы все это решили еще позавчера.

– Я знаю, – сказала Бобби, – но Шерри перечитала сценарий и, мне кажется, решила по-другому. Ей хочется выглядеть более печальной.

– Простите, Бобби, – сказала я. – Черный цвет невозможен. Если Шерри уже в черном платье, ей придется переодеться.

Мне кажется, что если потакать чужим прихотям становится для тебя профессией, то в конце концов, ты начинаешь подходить к этим прихотям чисто профессионально, как дорожный полицейский к регулировке уличного движения. Бобби выпила чашечку кофе и направилась в костюмерную, чтобы сообщить там последние новости.

– Хотите увидеть, на что я способен? – спросил Джерри.

Он снова поедал меня глазами, как нацеленная на дичь гончая, а лицо напоминало луковицу еще больше, чем всегда.

– Вы действительно рискнете попробовать? – сказала я. – В этой сцене черное платье выглядело бы просто смехотворно.

Эйб восседал на крыле своего лимузина и потягивал кофе. Когда я приблизилась, он снял очки в металлической оправе, и я увидела, что очень скоро его глаза полностью исчезнут в складках жира. Он уже был такой толстый, что не мог нормально передвигаться. По большей части, движения совершала только его голова – в ту сторону, в эту сторону, а само тело как-то неуклюже и тяжело падало. Толстое пузо Эйба изо всех сил стремилось вылезти из-под шелковой рубашки, видневшейся под пиджаком фирмы «Левис». Чуть поодаль, сбоку от Эйба, стоял Фолсом, его «шестерка». Фолсом, как обычно, был мрачнее тучи.

– Привет, Эйб; доброе утро, Фолсом, – сказала я. Фолсом передернулся. Эйбу вдруг захотелось зевнуть, но он этот зевок подавил.

– Не знаю, почему это мы не стали снимать в Стоктоне, – сказал он. – Разве вокруг Стоктона недостаточно равнин?

– Я об этом думать не хочу, – сказала я. – Теперь уже слишком поздно куда-нибудь переезжать.

Особого интереса к нашим делам у Эйба не было.

– Хотите кокаина? – спросил он.

Я не хотела, но зато хотел он. Фолсом пошел к машине и принес конвертик, из которого Эйб взял щепотку и положил в нос. Он по-прежнему сидел на крыле автомобиля и не сделал практически ни одного движения.

– Если они пойдут против нас, Фолсома я засажу, как ни в чем не бывало, – сообщил Эйб. – Я ему так и сказал, если он хочет сохранить свою зарплату.

Ну-ка, Фолсом, покрутитесь. Может быть, вас даже отправят в отдельную Фолсомовскую тюрьму.

Собственная шутка вызвала у Эйба веселый смешок. Фолсом явно почувствовал себя весьма неуютно. Вероятно, он прекрасно понимал, что никакое повышение зарплаты ему не грозит, да и сама зарплата может скоро кончиться. Мы с Фолсомом оба испытывали крайнюю неловкость. В этот момент подошел Джерри. Он был так взволнован, что даже лицо его стало меньше походить на луковицу.

– У нее был припадок, – сказал он. – И еще не кончился. Она требует – только черное платье!

– Эта Шерри что, с ума сошла? – взорвался Эйб.

Он резко побледнел, а я вспомнила, что Эйб отчаянно боялся Шерри. Когда-то очень давно, он по неосторожности с ней столкнулся, и впечатление от приступа ее ярости не изгладилось до сих пор.

– Дерьмо! Да пусть она напяливает на себя любое барахло, какое ей хочется! – сказал он, узнав, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. – Нам только не хватало с ней связываться. Любая ерунда, связанная с нею, разрастается в настоящую беду. И обычно обходится это не меньше миллиона, лишь бы она успокоилась.

– На этот раз никакого миллиона не будет, – сказала я. – Я с ней поговорю.

– Она меня обзывала самыми последними словами, – сказал Джерри.

Я про себя улыбнулась. Джерри, похоже, был искренне потрясен. Всяческие оскорбления, скажем, обвинения в разбое и убийстве, могли предназначаться кому угодно, но только не ему.

– Считайте, что это было ваше боевое крещение, – сказала я Джерри, но, по-видимому, он меня не понял, или просто не имел ни малейшего представления ни о каком боевом крещении вообще.

– Жалко, что у меня киностудия, а не стоянка грузовиков, грузовая автотранспортная фирма или что-нибудь еще попроще, – изрек Эйб, все более и более мрачнея. – Ну, сколько людей в мире смогут понять, что на героине не то платье, какое нужно? Человек пятьсот? Ну, тысяча? Им важно видеть Шерри, а в каком она платье – им просто наплевать.

К этому времени на площадке собралась почти половина всего съемочного коллектива. Как обычно, люди сбивались в группки, возможно, надеясь, что вот-вот разразится пусть крохотная, но драма, которая хоть немного развеет их утреннюю скуку.

Мне было очень жаль, что эти люди устали и скучали. Но никакой, даже малой трагедии в ранние утренние часы я лицезреть не собиралась. И потому я повернулась ко всем спиной и ушла, а за мной, спотыкаясь, последовал Джерри.

– Шерри и впрямь дико разозлилась, – сказал он. – Может, вам лучше подождать, пока она простынет.

– Думаю, она просто разыграла перед вами сцену, – сказала я.

По своей природе я вовсе не злая. Сейчас же я ощущала, что мой гнев на Шерри все время разрастается. Ведь она не только спит с моим любовником. Она пытается еще и настоять на своем в нашем фильме. Я не сомневалась – Шерри наверняка учла присутствие Эйба, прекрасно зная, что может заставить его сделать все, что ей только взбредет в голову. Если будет нужно, она может даже пригрозить, что сорвет все съемки целиком, обрекая наш фильм на полный провал.

Но Шерри не знала одного обстоятельства. Она не знала, что лично мне все было как-то безразлично. По отношению к этому фильму я испытывала некое двойственное чувство. Причем так было с самого начала. Не знаю, стала бы я вообще им заниматься, если бы не мое желание втянуть в него Оуэна. Наверное, я думала, что этот фильм предоставит нам возможность испытать нашу с ним общую судьбу. Если бы фильм получился, и Оуэн приобрел вес в обществе, это придало бы ему уверенности в себе. Тогда наша с ним жизнь стала бы куда лучше. Возможно, это было как раз то, что нам требовалось.