Принцесса Баальбека - Хаггард Генри Райдер - Страница 63

• Предыдущая
• 63/74
• Следующая

Почти в ту же минуту незнакомые наездники подскакали к посольству, и араб по-восточному приветствовал всех. Годвин рассмотрел его лицо и тотчас же узнал старика по прозвищу Сын Песка, который привел им лошадей Огня и Дыма.

– Господин, – сказал араб предводителю иерусалимского посольства, – я приехал, чтобы попросить одной милости от рыцарей, которые путешествуют вместе с вами; надеюсь, они, владевшие моими лошадьми, не откажут мне. Вот эта женщина, – и он указал на фигуру, завернутую в покрывало, – моя родственница, которую я хочу передать в руки ее друзей в Иерусалиме, но боюсь сделать это лично; здешние горцы враждуют с моим племенем. Она христианка и не шпионка, но не может говорить на вашем языке. Подле южных ворот ее встретят ее родственники. Я все сказал.

– Пусть рыцари сами решат, – сказал глава посольства, пожимая плечами и пришпоривая лошадь.

– Конечно, мы отвезем ее, – согласился Годвин, – хотя не знаю, что мы будем делать с нею, если друзья не встретят ее. Но, пожалуйста, поедем с нами.

Она повернула голову к арабу, точно спрашивая его о чем-то, и он повторил ей слова Годвина, тогда она пустила свою лошадь между конями братьев.

– Может быть, – продолжал араб, – теперь вы лучше узнали наш язык, чем знали тогда в Бейруте, однако даже в таком случае, прошу вас, не беспокойте разговорами эту женщину и не просите ее сбросить вуаль с лица, потому что это не в обычаях наших. До города всего час пути. Это будет платой за тех хороших лошадей, которые, как мне сказали, совсем недурно служили вам на узком мосту и неплохо несли вас по низменности и горам, когда вы бежали от Сипана; хорошо также держались кони в злой день Гаттинской битвы, когда вы сбили с седла Саладина и убили Гассана.

– Будет исполнено, – сказал Годвин, – мы благодарим вас, Сын Песка, за тех коней.

– Отлично. Когда вам понадобятся еще кони, велите выкрикнуть на рыночной площади, что вы желаете видеть меня, – И он начал поворачивать свою лошадь.

– Стойте! – крикнул Годвин. – Что вы знаете о Масуде, вашей племяннице? Она с вами?

– Нет, – тихо ответил араб, – но она приказала мне прийти за ней в один сад, знакомый вам, подле стен Аскалона; она скоро покинет лагерь Салахеддина. Итак, я поеду туда, прощайте. – И с поклоном закутанной женщине он передернул поводьями и, как стрела, умчался по той дороге, по которой приехали братья.

Годвин вздохнул с облегчением. Если Масуда просила дядю встретиться с ней, она, по крайней мере, была в безопасности. Значит, не ее голос прошептал его имя в темноте ночи, когда им владел ужас – ужас, может быть, рожденный тем, что он вынес раньше. Потом он оглянулся и увидел, что Вульф смотрит на женщину, которая ехала немного позади них, и упрекнул его, заметив, что раз он не имел права говорить с нею, он не должен был и смотреть на нее.

– Жаль, – ответил Вульф, – потому что, хотя она закутана, это, должно быть, благородная женщина, и она хорошо ездит верхом. Да и конь у нее великолепный, вероятно, брат или двоюродный брат моего Дыма. Может быть, в Иерусалиме она согласится продать нам его?

Итак, они поехали, не глядя больше на свою спутницу; зато она пристально вглядывалась в них.

Вот наконец и ворота Иерусалима. Под ними толпилось множество народа, все ждали возвращения посольства. Большая часть толпы отправилась вслед за ними, чтобы узнать, привезло ли оно мир или войну.

Тут Годвин и Вульф переглянулись, не зная, куда ехать или где отыскать родственников своей закутанной спутницы, так как близ них не осталось никого. На противоположной стороне улицы виднелась арка, а за аркой сад, казалось, пустынный. Они въехали в него, чтобы посоветоваться, закутанная женщина следовали за ними.

– Мы в Иерусалиме и можем поговорить с ней, – сказал Вульф, – нужно же нам узнать, куда отвезти ее.

Годвин кивнул головой.

– Госпожа, – сказал он по-арабски, – мы исполнили данное нам поручение. Пожалуйста, скажите нам, где родственники, которым мы должны передать вас?

– Здесь, – ответил нежный голос.

Они окинули взглядом заброшенный сад, в котором были навалены камни и мешки с землей на случай осады.

– Мы не видим их.

Всадница сбросила с себя плащ, но не покрывало, и братья увидели ее платье.

– Клянусь святым Петром, – сказал Годвин, – я узнаю вышивку. Масуда! Это вы, Масуда?

Покрывало тоже упало: перед ними была женщина, похожая на Масуду, а между тем не она. Волосы были причесаны, как у нее, украшения и ожерелье, сделанное из когтей львицы, которую убил Годвин, принадлежали ей; кожа на лице отливала богатым румянцем аравитянки, даже маленькая родинка чернела на ее щеке, но братья не могли видеть ее глаз, так как она наклонила голову. И вдруг с легким стоном всадница подняла голову и посмотрела на д'Арси.

– Розамунда, это сама Розамунда! – задыхаясь, вскрикнул Вульф. – Розамунда под видом Масуды! – И он скорее упал, чем соскочил с лошади и подбежал к ней, говоря: – Боже, благодарю тебя!

Она в полуобмороке соскользнула с седла в его объятия. Годвин стоял, отвернув голову.

– Да, – сказала Розамунда, немного приходя в себя. – Это я, я ехала с вами, и ни один из вас не узнал меня…

– Разве наши глаза могут пронизывать тяжелые покрывала? – с неудовольствием заметил Вульф. Годвин же спросил странным, напряженным голосом:

– Вы, Розамунда, под видом Масуды. С кем же я прощался, когда палач ждал меня? Это была женщина под покрывалом в одежде и драгоценностях Розамунды…

– Не знаю, Годвин, – ответила она. – Может быть, это была Масуда, одетая в мое платье. И я не знала, что палач ждал вас. Я думала… я думала, что он ждет Вульфа… О, небо! Я думала это…

– Расскажите нам все, – хриплым голосом попросил Годвин.

– Недолго рассказывать, – ответила Розамунда. – После того, как были вынуты жребии, я упала в обморок. Когда же я очнулась, мне показалось, что я сошла с ума: передо мною стояла женщина в моей одежде и с лицом, походившим на мое.

«Не бойтесь, – сказала она, – я Масуда; в числе других познаний я научилась теперь менять наружность. Слушайте, нельзя терять времени. Мне приказали уехать из лагеря, и теперь мой дядя, араб, ждет меня за чертой лагеря с двумя быстрыми лошадьми. Вместо меня уедете вы, принцесса. Посмотрите, вы одеты в мою одежду и у вас почти мое лицо… Мы одинакового с вами роста, и солдат, который поедет провожать вас, не „заметит“ обмана. Я позаботилась об этом; он воин Салахеддина, но родом из моего племени. Я дойду с вами до дверей и при евнухах и воинах-часовых прощусь с вами… и буду плакать.

Кто же угадает, что Масуда – принцесса Баальбека, а что принцесса Баальбека – Масуда?»

«Куда же я поеду?» – спросила я.

«Мой дядя передаст вас посольству, которое возвращается в Иерусалим или довезет вас до святого города; если это не удастся, спрячет вас в горах среди своих соплеменников. Вот письмо к нему, я кладу его за ваш корсаж».

«Что же будет с вами, Масуда?» – спросила я опять.

«Со мной? О, все обдумано, и все удастся, – ответила она. Не бойтесь. Я бегу сегодня ночью; как – мне нет времени рассказывать… И через день или два догоню вас. Я также думаю, что вы встретите сэра Годвина, который отвезет вас домой в Англию».

«Но Вульф? Что же с Вульфом? – спросила я. – Он осужден на смерть, и я не хочу покинуть его».

«Живой и мертвый не товарищи, – ответила она, – кроме того, я видалась с ним, и все делается по его приказанию. Он приказывает вам исполнить задуманное из любви к нему…»

– Я не видел Масуды, я не говорил ей ничего. Я не знал об этом замысле… – вскрикнул Вульф. Братья, побледнев, переглянулись.

– Дальше, дальше, – проговорил Годвин. – Рассуждать мы будем потом.

– Вот что еще сказала Масуда, – продолжала Розамунда. – «Я уверена, что сэр Вульф спасется; если вы хотите видеть его, исполните сказанное, в противном случае никогда не надейтесь встретить его в жизни. Идите же, пока нас не открыли.

Это погубило бы и вас и меня. А если вы уедете, я останусь жива».

• Предыдущая
• 63/74
• Следующая