Психиатрические эскизы из истории. Том 1 - Ковалевский Павел Иванович - Страница 73

«Однажды вечером или, вернее, ночью я в сопровождении Куракина и двух слуг шел по улицам Петербурга. Мы провели вечер у меня, разговаривали и курили, и нам пришла мысль выйти из дворца инкогнито, чтобы прогуляться по городу при лунном свете. Погода не была холодная, дни удлинялись; это было в лучшую пору нашей весны, столь бледной в сравнении с этим временем на юге. Мы были веселы. Мы вовсе не думали о чем-нибудь религиозном или серьезном, и Куракин так и сыпал шутками на счет тех немногих прохожих, которые встречались с нами.

Я шел впереди, предшествуемый, однако, слугою; за мною, в нескольких шагах, следовал Куракин, а сзади, в некотором расстоянии, шел другой слуга. Луна светила так ярко, что было бы возможно читать; тени ложились длинные и густые. При повороте в одну из улиц я заметил в углублении одних дверей высокого и худощавого человека, завернутого в плащ, вроде испанского, и в военной, надвинутой на глаза шляпе. Он, казалось, поджидал кого-то, и, как только мы миновали его, он вышел из своего убежища и подошел ко мне с левой стороны, не говоря ни слова. Невозможно было разглядеть черты его лица, только шаги его по тротуару издавали странный звук, как будто камень ударялся о камень. Я был сначала изумлен этой встречей; затем мне показалось, что я ощущаю охлаждение в левом боку, к которому прикасался незнакомец. Я почувствовал охватившую меня дрожь и, обернувшись к Куракину, сказал:

– Мы имеем странного спутника!

– Какого спутника? – спросил он.

– Вот того, который идет у меня слева и который, как мне кажется, производит значительный шум.

Куракин в изумлении раскрыл глаза и уверял меня, что никого нет с левой стороны.

– Как, ты не видишь человека в плаще, идущего с левой стороны, вот между стеной и мною?

– Ваше высочество сами соприкасаетесь со стеною и нет места для другого лица между вами и стеною.

Я протянул руку. Действительно, я почувствовал камень. Но все-таки человек был тут и продолжал идти со мною в ногу, причем шаги его издавали по-прежнему звук, подобный удару молота. Тогда я начал рассматривать его внимательно и заметил из-под упомянутой мною шляпы особой формы такой блестящий взгляд, какого не видел ни прежде, ни после. Взгляд его, обращенный ко мне, очаровывал меня; я не мог избегнуть действия его лучей.

Ах, – сказал я Куракину, – я не могу передать, что я чувствую, но что-то странное.

Я дрожал не от страха, а от холода. Какое-то странное чувство постепенно охватывало меня и проникало в сердце. Кровь застывала в жилах. Вдруг глухой и грустный голос раздался из-под плаща, закрывавшего рот моего спутника, и назвал меня моим именем.

– Павел!

Я невольно отвечал, подстрекаемый какой-то неведомой силой.

– Что тебе нужно?

– Павел! – повторил он.

На этот раз голос имел ласковый, но еще более грустный оттенок. Я ничего не отвечал и ждал; он снова назвал меня по имени, а затем вдруг остановился.

Я вынужден был сделать то же самое.

– Павел, бедный Павел, бедный князь!

Я обратился к Куракину, который также остановился.

– Слышишь? – сказал я ему.

– Ничего, государь, решительно ничего. А вы?

Что касается до меня, то я слышал; этот плачевный голос еще раздавался в моих ушах. Я сделал отчаянное усилие над собою и спросил таинственного незнакомца, кто он и чего он от меня желает.

– Бедный Павел! Кто я? Я тот, кто принимает участие. Чего я желаю? Я желаю, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что ты не останешься в нем долго. Живи как следует, если желаешь умереть спокойно, и не презирай укоров совести: это величайшая мука для великой души».

Он пошел снова, глядя на меня все тем же проницательным взором, который как бы отделялся от его головы. И как прежде я должен был остановиться, следуя его примеру, так и теперь я вынужден был следовать за ним. Он перестал говорить, и я не чувствовал потребности обратиться к нему с речью. Я шел за ним, потому что теперь он давал направление нашему пути. Это продолжалось еще более часу в молчании, и я не могу вспомнить, по каким местам мы проходили. Куракин и слуги удивлялись. Наконец, мы подошли к большой площади между мостом через Неву и зданием Сената. Незнакомец подошел прямо к одному месту этой площади, к которому, конечно, я последовал за ним, и там он снова остановился.

– Павел, прощай, ты меня снова увидишь здесь и еще в другом месте.

Затем шляпа сама собою поднялась, как будто бы он прикоснулся к ней; тогда мне удалось свободно рассмотреть его лицо. Я невольно отодвинулся, увидев орлиный взор, смуглый лоб и строгую улыбку моего прадеда Петра Великого. Ранее, чем я пришел в себя от удивления и страха, он уже исчез. На этом самом месте императрица сооружает знаменитый памятник, который изображает царя Петра на коне и вскоре сделается удивлением всей Европы. Но я же указал моей матери на это место, предугаданное заранее призраком. Я сохранил воспоминание о малейшей подробности этого видения и продолжаю утверждать, что это видение, а не сон, как желает уверять Куракин. Иной раз мне кажется, что все это еще совершается предо мною. Я возвращался во дворец изнеможденный, как бы после долгого пути, и с буквально отмороженным левым боком. Потребовалось несколько часов времени, чтобы отогреть меня в теплой постели, прикрытого одеялами».