Психиатрические эскизы из истории. Том 1 - Ковалевский Павел Иванович - Страница 30

Таков взгляд Joly на гения. Если он не вдается в ту крайность, которая признает в гение нейроз и патологическое состояние, то, с другой стороны, он стремится отрешиться и от другой крайности, допускающей в гении слишком много бессознательного и отвлеченного. Joly стремится стать на реальную почву и рассмотреть гений как человека, но человека великого и мощного, с обычным умом, но превышающим обычный ум количественно и качественно.

Такого натуралистического взгляда на гений держится и Нордау. «Гений представляет из себя необычайное проявление жизни, резко отличающееся от обычных форм. Он основывается на особом развитии одного или нескольких, а иногда даже всех нервных центров. Благодаря этому гений выполняет с необыкновенным совершенством род деятельности, подведомственный его высоко развитым центрам. Его выполнение нельзя сравнить с попытками средних людей, несмотря на то, что они путем упражнения возвели свои соответствующие центры на возможно высокую степень, доступную их организации. С чисто физиологической точки зрения следовало бы причислить к гениям каждого человека, центры или даже ткани которого отличаются особым развитием, превосходящим нормальную меру (190).

Гений, существенная особенность которого заключается в умении самобытным образом перерабатывать впечатления внешнего мира, является продуктом высшего «органического развития; клавиатура его мозга обладает как бы лишней октавой. Никакое прилежание, никакие упражнения не могут дать обыкновенному человеку эту лишнюю октаву, потому что она зависит только от конструкции инструмента (45). Средний человек смотрит на мир только через посредство гения, в глазах которого он видит отражения жизни… Гений своими интеллектуальными усилиями, ему одному присущими, перерабатывает внешние впечатления в произведение искусства, понятное всем прочим людям… Обыкновенный человек думает, чувствует и действует так, как предварительно думал, чувствовал и действовал гений… Гениальность основывается на исключительном превосходстве высших, одному человеку присущих центров, функцией которых является мысль и воля. Эти две способности возвышают человека над прочим животным миром, а высшее, исключительное их развитие дает нам гения (106). Гений способствует прогрессу человечества. В нем впервые появляются новые функции, основанные, разумеется, на видоизменении мозговых тканей; а затем мало-помалу это изменение делается общим видовым признаком целой группы людей (74). Иерархия гениев представляется в таком виде: самыми выдающимися гениями будут те люди, которые соединяют в себе гениальность мышления с гениальностью воли. Это люди дела, создающие историю народов, придающие нациям ту или другую интеллектуальную и материальную физиономию и направляющие течение событий в заранее определенное русло. Это великие законодатели, основатели государств, преобразователи, вводящие в жизнь свои ясно обдуманные улучшения, наконец, действующие по внушению своего глубокого мышления, а не по чужому, смутно понимаемому приказу… Вторую категорию занимают гении мышления: исследователи, экспериментаторы и изобретатели. К третьей категории принадлежат гении чистой мысли, обладающие слабо развитой волей. За этими категориями следуют эмоциональные гении, отличающиеся от обыкновенных людей только силою автоматических процессов, а вовсе не личной оригинальностью. Среди эмоциональных гениев первое место принадлежит поэтам, затем следуют художники, скульпторы, музыканты и т. д. (126–130).

Hirschl полагает, что со словом гений нельзя связывать определенного физиологического представления. Может быть гений ученого, гений полководца, гений поэта и т. д., но нет гения вообще. Все гении имеют между собою нечто общее, но это не касается самого гения. Гений не одинаково проявляется у художников и ученых. У первых творчество является плодом вдохновения, к которому впоследствии уже присоединяется мысль; у ученых гениальным открытиям предшествуют продолжительные размышления, поэтому гений художника и гений ученого неодинаковы и измеряются различными мерками. Строго говоря, гениальная деятельность не есть нечто своеобразное, отдельное от деятельности обычных людей, психологический процесс и в том и в другом случае тот же, – но степень интенсивности иная, а потому трудно сказать, где лежит граница обычного и где начинается гений».

Таким образом, и Hirschl стремится низвести гений только на разницу в количестве и качестве или интенсивности мозговой деятельности обычного человека и гениального.

Prof. Flechsig говорит, что с гением всегда неразрывно связаны особое строение и особая организация… Благодаря сильному развитию отдельных частей мозга, у гениальных людей несколько нарушается обычная пропорциональность, наблюдается некоторого рода несоразмерность частей мозга, чаще, однако, у гениев искусства, чем столпов науки… Мозг гениальных людей расчленен больше, обладает более нежной организацией, составляет более совершенный механизм, который уже числом важных для духовного развития элементарных частей превосходит мозг простого смертного. В силу такого богатства элементами духовной деятельности мозг гения без всякого вредного болезненного перевозбуждения работает несравненно энергичнее и живее мозга обыкновенных людей… Гений отнюдь нельзя подвести под тип вырождения, мы должны в нем видеть шаг к созданию высшего типа, в том смысле, как это понимает эволюционное учение. Реализм Lombroso пошел слишком далеко. Он низводит гений до состояния сумасшествия. Исходною точкою его произведений были мысли, высказанные Moreau de Tours. Несмотря на то что Lombroso не стесняется сам своему произведению «о гениальности и сумасшествии» воспевать хвалебные гимны в своих предисловиях, абсурдность его доводов и соображений до такой степени ясна, что едва ли требует особенных усилий для своего выяснения. Постараемся передать подробнее содержание творения Lombroso. Не дав точного определения тому, что он разумеет под именем гения, Lombroso сразу переходит к указанию сходства гениальных людей с помешанными. «Многие из великих мыслителей подвержены, подобно помешанным, судорожным сокращениям мускулов и отличаются резкими, так называемыми хореическими движениями». В пример приводятся: Ленау, Монтескье, Наполеон I, Петр Великий, Кардучи, Ампер. «Известно, что обычный состав урины заметно изменяется после маниакальных приступов; то же самое наблюдается и после усиленных занятий… (Увеличение выделения фосфорнокислых соединений и мочевины.) На основании этого нового подтверждения закона о равновесии между силой и материей, управляющего всем миром живых существ, можно вывести и другие, более изумительные, аналогии, напр., седина и облысение, худоба тела, а также плохая мускульная и половая деятельность, свойственная всем помешанным, очень часто встречаются и у великих мыслителей. Мыслителям, наравне с помешанными, свойственны: постоянное переполнение мозга кровью, сильный жар в голове и охлаждение конечностей, склонность к острым болезням мозга и слабая чувствительность к холоду и голоду. О гениальных людях, точно так же как и о сумасшедших, можно сказать, что они всю жизнь остаются одинокими, холодными, равнодушными к обязанностям семьянина и члена общества… Те из гениальных людей, которые наблюдали за собою, говорят, что под влиянием вдохновения они испытывают какое-то невыразимо-приятное лихорадочное состояние, во время которого мысли невольно родятся в их уме и брызжут сами собою, точно искры из горящей головни. Наполеон говорил, что исход битвы зависит от одного мгновения, от одной мысли, временно остававшейся бездеятельной, при наступлении благоприятного момента она вспыхивает подобно искре, и в результате является победа… Таким образом, величайшие идеи мыслителей, подготовленные уже полученными впечатлениями и в высшей степени чувствительной организацией субъекта, родятся внезапно и развиваются настолько же бессознательно, как и необдуманные поступки помешанных. Этой же бессознательностью объясняется непоколебимость убеждений в людях, усвоивших себе фанатически известные убеждения. Но как только прошел момент экстаза, возбуждения, гений превращается в обыкновенного человека или падает еще ниже, так как отсутствие равномерности (равновесия) есть один из признаков гениальной натуры… Не подлежит никакому сомнению, что между помешанным во время припадка и гениальным человеком, обдумывающим и создающим свое произведение, существует полнейшее сходство… Многие из даровитых и гениальных людей злоупотребляли спиртными напитками… Замечено, что почти всегда великие создания мыслителей получают окончательную форму под влиянием какого-нибудь специального ощущения… Но ведь так же известные ощущения вызывают помешательство или служат исходной точкой его, являясь иногда причиной самых страшных припадков бешенства… Разница физиологии гениального человека от обыкновенного заключается в утонченной и почти болезненной впечатлительности первого. По мере развития умственных способностей впечатлительность растет и достигает наибольшей силы в гениальных людях, являясь источником их страданий и славы. Эти избранные натуры более чувствительны в количественном и качественном отношениях, чем простые смертные, а воспринимаемые ими впечатления отличаются глубиною, долго остаются в памяти и комбинируются различным образом. Мелочи, случайные обстоятельства, подробности, незаметные для обыкновенного человека, глубоко западают им в душу и перерабатываются на тысячу ладов, чтобы воспроизвести то, что обыкновенно называют творчеством, хотя это только бинарные и квартенарные комбинации ощущения… Болезненная впечатлительность порождает также и непомерное тщеславие, которым отличаются не только люди гениальные, но и вообще ученые, начиная с древнейших времен; в этом отношении и те и другие представляют большое сходство с маньяками, страдающими горделивым помешательством… Все, кому выпадало на долю редкое счастье жить в обществе гениальных людей, поражались их способностью перетолковывать в другую сторону каждый поступок окружающих, видеть всюду преследования и во всем находить повод к глубокой, бесконечной меланхолии; уныние, застенчивость, эгоизм – вот жестокая расплата за высшие умственные дарования, которые они тратят… Иногда чувствительность делается односторонней, сосредоточиваясь на одном каком-нибудь пункте; вследствие этого как великих людей, так и помешанных чрезвычайно трудно убедить и разубедить в чем бы то ни было. И это понятно: источник истинных и ложных представлений лежит у них глубже и развит сильнее, нежели у людей обыкновенных, для которых мнения составляют только условную форму, род одежды, меняемый по прихоти моды или по требованию обстоятельств… Крайнее и одностороннее развитие чувствительности служит причиною и тех странных поступков, которые свойственны великим гениям наравне с помешанными. Подобным же образом объясняется, почему великие гении не могут иногда усвоить понятий, доступных самым дюжинным умам, и в то же время высказывают такие сильные идеи, которые большинству кажутся нелепыми. Дело в том, что большей впечатлительности соответствует и большая ограниченность мышления. Ум, находящийся в состоянии экстаза, не воспринимает слишком пустых и легких положений, не соответствующих его мощной энергии… Гений обладает способностью угадывать то, что ему не вполне известно… Самые жестокие преследования гениальным людям приходится испытывать именно от ученых академиков, которые в борьбе против гения, обусловливаемой тщеславием, пускают в ход свою ученость, а также обаяние их авторитета, по преимуществу признаваемого за ними как дюжинными людьми, так и правящими классами, тоже по большей части состоящими из дюжинных людей… Но оригинальность, хотя почти всегда бесцельная, нередко замечается также в поступках людей помешанных, в особенности же в их сочинениях, которые только вследствие этого получают иногда оттенок гениальности. Между прочим, гениальные люди отличаются, наравне с помешанными, и наклонностью к беспорядочности и полным неведением практической жизни, которая кажется им такой ничтожной в сравнении с их мечтами.