Наполеон Первый. Его жизнь и его время - Кадиш Михаил Павлович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/81
• Следующая

Форма парижского военного училища была очень нарядна и составляла предмет гордости молодых людей. Стол был очень обильный, по крайней мере, на первый взгляд, но часто качество уступало количеству. К обеду подавали постоянно шесть блюд: суп, мясо, два жарких и два десерта. Ужин состоял из жаркого, двух других блюд, салата и трех различных десертов. Постом блюд, особенно сладких, бывало еще больше. Здесь, так же как и в Бриенне, каждый воспитанник спал в отдельной комнате.

Помещение училища было просторно и приветливо, а управление его и канцелярия даже роскошны. Стипендиаты и другие воспитанники, которые платили в училище по две тысячи франков в год, пользовались одинаковым преподаванием и одинаковым столом. “Cadets gentilhommes” парижского военного училища имели тот же ранг, что и королевские войска.

Как в Бриенне, так и здесь не существовало ни вакаций, ни отпусков к родным. Неправильно поэтому сообщение, будто Наполеон посетил свою сестру Марианну в Сен-Сире. Только один раз, за день до выхода из школы, он получил разрешение посетить епископа Марбефа, находившегося в то время в Париже, да и то только в сопровождении унтер-офицера.

Развлечением и отдыхом служили военные упражнения и верховая езда. Два раза в неделю бывали упражнения в стрельбе; более слабые и неповоротливые должны были, однако, упражняться ежедневно в обращении с оружием и артиллерийскими снарядами.

В училище вошло в обычай, что каждый старший ученик брал на себя разъяснение военных инструкций новичку. “Старшим” Наполеона был шевалье де Мазис, который находился в училище с 1783 года. С ним Наполеона связала скоро искренняя и прочная дружба.[15] Напротив того, в другом товарище, Фелипо, он приобрел себе уже в училище заклятого врага на всю жизнь.

Широко распространено мнение, будто Бонапарт, изумленный господствовавшей в училище роскошью, подверг ее резкой критике в письме, обращенном ко второму директору бриеннского училища, патеру Бертону, окончательно опровергнуто Массоном и Шюке. Правда, мысли, изложенные в этом письме относительно устройства “Hotel du Champ de Mars”, как до сих пор называется еще военное училище, согласуются с тем, что Наполеон писал во время своего пленения. “Нас превосходно

кормили, за нами ухаживали и обращались превосходно, во всяком случае лучше, чем в большинстве наших семейств и чем многие из нас могли себе в будущем позволить”.

Наполеону, который ни на Корсике, ни в Бриенне не был в этом отношении избалован, такая постановка дела должна была показаться чрезвычайно роскошной и расточительной. Он не принимал, однако, во внимание, что кроме шестидесяти стипендиатов, сыновей бедных дворянских семейств, училище посещало еще семьдесят отпрысков богатейших и знатнейших придворных аристократов, которые платили, несомненно, высокую для того времени сумму в две тысячи франков в год. Такого впечатления, как Наполеон, наверное, не получили носители таких имен, как Роан-Геменэ, Монморанси-Лаваль, Брогли, де ла Нугарэд и другие! Кроме того, парижское военное училище было первым и самым аристократическим и вследствие этого должно было поддерживать известный блеск.

Жизнь Бонапарта в этом училище была менее одинокой, чем в Бриенне, хотя как раз здесь в сильной степени проявлялся блеск высшей аристократии, с презрением смотревшей на представителей бедного провинциального дворянства. У его соседа по комнате, де Мазиса, бедного, как и сам Наполеон, был простой, уживчивый характер, легко подчинявшийся властолюбивому и уже в то время сильному другу. Морально, однако, Наполеон страдал и здесь. Вместе с его бриеннскими товарищами появились в Париже и старые насмешки: и здесь за ним осталось прозвище: “Paille-au-nez”. Ero странная внешность, его еще более странный характер, особенно же его непоколебимая вера в своих соотечественников возбуждали и здесь едкие насмешки. Сейчас, правда, он относился к ним более хладнокровно, но зато, владея лучше французским языком, отвечал на них более находчиво и логично. Товарищи нарисовали на него карикатуру: с толстой дубиной в руках он спешит на помощь Паоли, между тем как учитель старается удержать его за косу.

Больше, чем когда-либо, несчастная участь его родины, которая принуждена была наконец склониться перед силою и принести в жертву свободу, вызывала у Наполеона вспышки страшного гнева, и нужно было влияние его друга, чтобы его успокоить. Один из учителей по какому-то случаю дал ему пророческую характеристику: “Корсиканец по происхождению и характеру, он пойдет далеко, если обстоятельства будут ему благоприятствовать”.

Несмотря на все это, Наполеону было по душе это училище, устроенное всецело на военный лад. Ему нравилась непрерывная и строгая дисциплина; физические упражнения укрепляли его здоровье. Часы преподавания следовали быстро один за другим. Ни минуты не тратилось понапрасну. Наказания назначались в зависимости от проступков: карцер, арест на хлеб и на воду и просто арест.

Мало-помалу Наполеон сблизился с некоторыми товарищами, но постоянно выделялся среди них своим серьезным видом и своим раздражительным корсиканским характером. Ответы его были всегда своеобразны, точны и метки. Когда архиепископ, монсеньор де Жюнье, у которого он причащался, выразил свое удивление, что имя “Наполеон” не значится в святцах, юный Бонапарт ответил находчиво, что в этом нет ничего удивительного, раз святых больше, чем дней в году! Едва, однако, сжился Наполеон с новыми условиями, как прискорбные известия с Корсики омрачили его пребывание в Париже. 15 ноября 1784 года его и без того многочисленная семья увеличилась еще одним отпрыском. Во время поездки Карло во Францию Летиция родила своего младшего сына Джироламо (Иеронима). Карло хотел раздобыть во Франции новые средства к существованию, отдать Жозефа в военное училище в Меце и, кстати, посоветоваться в Париже относительно своей болезни с доктором ла-Сондом. Морское путешествие ухудшило, однако, его состояние, и 24 февраля 1785 года он умер в Монпелье.

Скорбное известие, как громом, поразило Наполеона. Перед ним встал тотчас же грозный вопрос: чт? будет с семьей, лишившейся теперь своего главы? И, кроме того, его родина? Какого человека лишилась Корсика! “Отечество утратило с его смертью ревностного, просвещенного и бескорыстного гражданина!” – пишет он 23 марта дяде Люциано, который в августе 1785 года на семейном совете был избран опекуном детей Карло.

Скорбь сына по поводу этой утраты не проявляется, однако, в его письмах к матери и к дяде с тою силою, с какою он сам ее испытывал. В холодных, вежливых фразах соболезнования заметна редакция парижских учителей: каждая строчка, которую писали воспитанники своим родителям, родственникам или друзьям, прочитывалась ими и “исправлялась”. Они зорко следили за тем, чтобы воспитанники выражались изысканно, но по возможности более коротко, на военный лад, лишенный всякой сентиментальности. Тем не менее уже в этом письме юного Наполеона чувствуется тон морального авторитета, который с этого времени усвоил он для своей семьи. Луи в письме к Вальтеру Скотту пишет:

“Хотя Наполеон и не был старшим, но с ранней молодости он занял положение главы семьи и исполнял его обязанности”. Чтобы забыть свое горе и заботы, у юного Наполеона оставалась только работа. Ему шел теперь шестнадцатый год, и он мог получить должность младшего лейтенанта в артиллерийском полку. С жаром принялся он за подготовку к предстоявшему экзамену. Его единственным желанием было начать зарабатывать, чтобы иметь возможность поддерживать семью. Как в Бриенне, он целыми часами просиживал в своей комнате и не пускал к себе никого, чтобы не отвлекаться от занятий. Однажды он заперся даже на три дня, питаясь только самым необходимым, и впускал к себе только денщика для уборки. По математике, которую преподавал ему Людовик Монж, брат знаменитого Монжа, по истории и географии Наполеон был подготовлен хорошо; однако его знания по литературе и успехи по рисованию, фехтованию и верховой езде заставляли желать лучшего. Тем не менее его учителя признавали, что он незаурядный воспитанник. Преподаватель истории, де л'Эскиль, составил о нем вышеупомянутое суждение и впоследствии чрезвычайно гордился своим предвидением. Первый Консул принимал его затем часто в Мальмезоне и однажды якобы сказал ему. “Из всех ваших уроков самое глубокое впечатление произвел на меня тот, когда вы говорили о возвышении коннетабля Бурбона. Вы были, однако, не правы, говоря, что тягчайшее его преступление было в борьбе против короля. Он повинен лишь в том, что покорил Францию при помощи чужестранцев”.

• Предыдущая
• 18/81
• Следующая