Влюбленные мошенники - Гэфни Патриция - Страница 24
- Предыдущая
- 24/91
- Следующая
– Богом клянусь! – проговорила Грейс, и ее полное отчаяния лицо осветилось трогательной, почти детской в своей наивности надеждой. – Я понятия не имею, как метить карты. Я бы не смогла даже под угрозой смерти!
И опять все закивали, даже Рубен сменил презрительное выражение на сомневающееся.
– Я предлагаю взять новую колоду и оставить Ванду в игре, – предложил Шарки. – Дадим ей шанс оправдаться. Мы с нее глаз не спустим. Это ведь совсем не трудно, – ухмыльнулся он, фамильярно сжав ее локоть. – Если заметим что-нибудь подозрительное, вышвырнем с позором – и делу конец.
– А выигрыш останется при ней? – поинтересовался Расти.
– Иначе нельзя, – поспешно вставил Рубен. – Мухлевала она или нет, раз мы оставляем ее за столом, значит, признаем, что она играла честно.
Против этого нечего было возразить. Все скрепя сердце согласились, что мисс Ла-Салль может оставить свой выигрыш при себе.
– Нет-нет, – запротестовала Грейс, очаровательно наморщив лобик.
Все посмотрели на нее с недоумением.
– Если вы считаете, что я украла эти деньги, они мне не нужны. Заберите их, и мы все начнем сначала.
Теперь уже они, снисходительно улыбаясь, начали уговаривать ее, как капризного ребенка, не отдавать им назад выигранные деньги.
– Заберите хоть часть, – возразила она, надув губки. – Возьмите хоть по сотне на каждого. Нет, я настаиваю.
Таким образом Грейс отдала назад четыреста долларов – пятьсот, считая долю Рубена, – выигрыша в обмен на доверие и преданность четырех до крайности легковерных ротозеев.
Она вновь заняла свое место за столом, поблагодарив каждого и одарив Шарки особенно теплой улыбкой. Он покраснел как рак и оттянул воротник. Если и была у него мысль предложить партнерам переключиться на какую-нибудь другую игру, в жарких лучах этой улыбки она растаяла, как снег на солнце.
Расти получил у бармена новую колоду, и игра возобновилась. Как и было предусмотрено по плану, Грейс начала проигрывать. Мужчин такой поворот событий, подтверждавший их худшие подозрения, сильно расстроил, зато их немного утешила перспектива вернуть свои деньги назад. Больше всех выигрывал Шарики. Успех ударил ему в голову, он начал играть неосторожно, чуть ли не безрассудно. И не только он один: по ходу игры лихорадка охватила всех. Рубен сделал вид, что тоже заразился. Он поставил чуть ли не все свои фишки в надежде на стрит со старшей десяткой и проиграл Шарки, у которого был королевский флеш. Лихорадка разрасталась. Все деньги были на столе, в карманах ни у кого ничего не осталось. Настал решающий чае.
Грейс тоже это поняла и бросила на него выразительный взгляд поверх своих «темных» карт, которые, как он заметил, всегда предпочитала держать в руке, а не на столе. У нее еще оставалось долларов на триста фишек плюс ее брошка. Расти собрал карты и передвинул их влево. Рубену выпал черед сдавать.
Тасуя колоду, он сделал знак бармену принести еще пива.
– Кто-нибудь еще желает? Ванда? Может, хотите еще лимонаду?
Грейс пожала плечами и сказала, что она не против. Рубен передал колоду Бэрджессу, чтобы тот снял, потом замешкался, раскуривая манильскую сигару. Тем временем бармен притащил поднос с напитками и принялся расставлять их на столе. Грейс поспешила допить то, что еще осталось от прежней порции. Осушив стакан, она протянула его бармену со слащавой улыбкой. Увы, бедняге так и не довелось его забрать: она разжала пальцы секундой раньше, чем следовало, стакан выпал и со звоном разбился на полу. Пока все отвлеклись на происшествие, Рубен успел зажать чистую колоду между колен, подменив ее крапленой.
Восклицания, извинения, заверения… Он терпеливо ждал, пока шум не утихнет, и лишь после этого начал сдавать. Две карты «втемную», одну – лицом вверх. Всем выпали отличные карты. У Шарки оказался открытый туз, и он поставил сотню – самую крупную ставку за всю игру. Для начала неплохо, подумал Рубен. Расти, которому достались худшие карты во всей раздаче, удивил его, подняв ставку на тридцать долларов. Никто не вышел из игры, все приняли повышенную ставку. На четвертом круге у Бэрджесса в открытых картах появились две дамы, и он поднял банк еще на сотню. Никто и глазом не моргнул.
На пятом круге Шарки достался еще один туз. Итого три: два открытых, один «темный». Он сумел сохранить невозмутимость, но на свою «темную» карту взглянул с трепетом, словно мамаша, проверяющая, не пора ли менять подгузник младенцу. Рубен почувствовал, как воздух над столом сгущается подобно туче, заряженной электричеством. Он ни за что не пропустил бы этот момент, хотя и знал заранее, кто какие карты получил и какие еще получит. Бэрджесс взял третью даму, опять в открытую, и расплылся в улыбке от уха до уха. Все продолжали делать ставки, банк разросся до одиннадцати сотен долларов, а у Ванды Ла-Салль почти не осталось фишек.
На шестом Рубен с отвращением отбросил свои карты. Расти наконец-то понял, что дела плохи, и последовал его примеру. Рубену стало жаль простофилю:
Расти ему нравился, а раздевать людей до нитки вообще было не в его правилах, но он уже ничего не мог поделать.
Довольный собой толстяк Уайетт, уже имевший в запасе пару восьмерок, получил третьего валета, однако, взглянув через стол на своего приятеля Бэрджесса и увидев у него трех дам, несколько сник. Рубен с удовлетворением заметил, что Уайетт невольно поглаживает шелковые отвороты своего сюртука. Он всегда так делал, если его одолевали сомнения. На сей раз они были вполне обоснованы: если Бэрджессу достанется четвертая дама, «полный дом» Уайетта не выстоит против каре.
Поглощенный созерцанием своего запасного туза, Шарки втайне уже праздновал победу и непрерывно увеличивал ставки. «Темной лошадкой» оказалась Грейс. В открытых картах у нее были трефовая девятка и десятка, остальное – мусор. Право поднимать ставку опять перешло к Бэрджессу с его тремя дамами. Он проверил свои «темные» карты с тщетно скрываемым удовольствием.
– Принимаю и повышаю еще на сотню. Шарки безропотно доложил в банк еще сто долларов. Грейс рассталась со своими последними фишками, ставить ей больше было нечего, кроме брошки с ангелочком, а впереди был еще один ход. У Уайетта тоже почти не осталось фишек. Вовремя спохватившись, он с проклятием бросил карты, поднялся из-за стола и отошел к бару. Рубен даже порадовался за него: по крайней мере ему будет на что добраться до дому. Игру продолжили Бэрджесс, Шарки и Ванда.
– Последняя карта «втемную», – объявил Рубен, раздавая игрокам именно то, что каждому из них больше всего хотелось получить.
На этом его миссия была окончена.
Бэрджесс все еще держался уверенно. Стараясь не выказывать преждевременного торжества, он поставил на последний кон все, что у него было. Шарки принял ставку и поднял ее до пяти сотен. После этого у него тоже ничего не осталось. Бэрджесс побагровел, но не дрогнул. У него было четыре дамы, а обо всех ограничениях они давно уже позабыли. Рубен даже посочувствовал ему: нет ничего труднее, чем делать вид, что блефуешь, и при этом действительно блефовать.
Уайетт вернулся к столу со стаканом виски в руке и встал за стулом Расти. Все устремили глаза на Грейс. Впервые с тех пор, как ее обвинили в мошенничестве, она прикоснулась к брошке и начала нервно теребить ее пальцами.
В открытых картах у нее по-прежнему ничего не было, кроме трефовой девятки и десятки, на остальное не стоило даже смотреть. Уайетт успел показать трех валетов прежде, чем вышел из игры, поэтому в принципе у Ванды мог оказаться «стрит» с валетом старшим, но в это трудно было поверить. «Интересно, какова была бы вероятность, если бы игра шла по-честному?» – мелькнула праздная мысль в голове у Рубена. Он знал, что Шарки задает себе тот же вопрос, причем его интерес был далеко не праздным. Но это не имело значения: со своим роскошным набором из четырех тузов Шарки при любом раскладе мог себе позволить рискнуть.
– Мистер Шарки, – обратилась к нему Грейс таким тихим голосом, что всем пришлось наклониться вперед, чтобы ее расслышать. – Насколько я понимаю, вы поставили пятьсот долларов?
- Предыдущая
- 24/91
- Следующая
