Сердце негодяя - Гэфни Патриция - Страница 28

• Предыдущая
• 28/71
• Следующая

— Нравится вам управлять салуном? — Какой приятный вопрос! Если не считать Леви, ей не с кем было поговорить о работе.

— И да и нет. — Вспыхнувший в его глазах интерес подвиг ее на разъяснения.

— Женщина, владеющая салуном, должна рассуждать как мужчина, в этом все дело. Допустим мне хотелось бы украсить бар цветами, повесить занавески на окнах, поменять картины на стенах.

Кэйди бросила выразительный взгляд на обнаженную даму над стойкой бара.

— Но произвести все эти перемены я не могу, потому что моим клиентам это не понравится. Они этого просто не поймут. И мне приходится думать совсем о другом: о плевательницах, бильярдных столах, марках виски и покерных фишках. О пепельницах.

— Мужской подход.

— Верно. Но мне нравится деловая сторона. Надо все записывать, аккуратно вести счета, проявлять осмотрительность. Но особенно, — призналась она с усмешкой, — приятно смотреть, как прибыли каждый месяц понемногу растут. Это означает, что я проявила смекалку и все сделала правильно.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Иногда я устаю от ежедневной работы в салуне. Вы только не подумайте, я не жалуюсь, но это мужское дело, и я всегда…

Она не знала, как это выразить. Просто ей казалось, что работа в салуне вынуждает ее постоянно подавлять в себе женское начало.

— Вы всегда остаетесь женщиной.

Чувствуя себя законченной дурой, Кэйди покраснела.

— Ну, да.

— Хотите еще пива?

— Ладно, но только одно, — решительно предупредила она.

В салуне почти никого не осталось. Лишь самые неисправимые забулдыги по временам бросали на нее и Джесса любопытные взгляды. К завтрашнему дню весь Парадиз будет знать, что Кэйди Макгилл провела вечер, смеясь и выпивая в обществе наемного убийцы.

— Сдавайте, — предложил Джесс. Кэйди застонала, вытащив пятерку, потом захлопала в ладоши, когда ему выпала четверка.

— Расскажите о вашем детстве.

Он послал ей кривую улыбку. — И почему это вас так интересует?

— Просто хочу знать, вот и все. У вас есть братья или сестры?

— Нет.

Он помедлил, но потом добавил, не глядя на нее:

— Разве что двоюродные.

— Кузен или кузина?

— Кузен.

— Вы были близки?

— Да. Мы были очень близки, — вдруг добавил Джесс, загадочно усмехнувшись.

— Расскажите мне о нем. Как его звали?

— Мэрион. Мэрион Голт.

— Он был старше или моложе вас?

— Моложе на десять лет.

— Вы с ним похожи?

Джесс опять улыбнулся.

— Нет, мы с Мэрионом совсем не похожи. Скорее наоборот. По правде говоря… из него так и не вышло ничего путного. Когда мы были детьми, он меня обожал, бегал за мной хвостиком. Ну… вы же знаете, как это бывает с детьми. Как будто на мне свет клином сошелся. Когда мы все пошли на войну — я, мой отец и его отец, — он остался на ферме, попытался сам вести хозяйство. Мы разводили лошадей: скаковых чистокровок. Но у него ничего не вышло. Его отец погиб под Виксбергом, а через год заболела и умерла его мать. К концу войны лошадей не осталось: обе армии конфисковывали их понемногу. И денег не было, чтобы закупить новых.

— Что же он предпринял?

— Отправился на запад. Брался за всякую случайную работу, У него не было никакой определенной цели.

Его странная подавленность встревожила Кэйди.

— Вы не пытались ему помочь? Она вдруг смутилась и опустила глаза. — Извините, меня это совершенно не касается.

— У меня была своя жизнь. К тому же я был не в ладах с законом, мне пришлось бежать из Кентукки, потому что… ну, вы, наверное, уже прочли все это в газете.

Тут она вспомнила.

— Вы все еще в бегах?

— Нет-нет, это было пятнадцать лет назад, срок давности истек. Как бы то ни было, с тех пор мы с Мэрионом пару раз сталкивались. Последний раз я видел его не так давно. В Окленде, — пояснил он, снова улыбнувшись своей загадочной улыбкой.

— Это ведь там вас ранили?

Он отхлебнул еще пива.

— Это случилось позже. Мой кузен нашел там работу: его наняли объезжать мустангов для владельца богатого ранчо в Сономе.

— Что ж, — нерешительно протянула Кэйди, — по крайней мере он нашел работу с лошадьми.

Джесс безрадостно рассмеялся.

— Он терпеть не может свою работу. Ему не нравится укрощать мустангов. К тому же работать не на себя, а на дядю… — Он покачал головой. — Его это с ума сводит.

Наступило молчание.

— Хватит об этом, — внезапно оборвал себя Джесс, выходя из задумчивости и тасуя карты. — Вы слишком много из меня выжали за одну жалкую четверку треф. Сдавайте.

Она проиграла. Его ленивая коварная усмешка заставила ее задрожать.

— Мисс Макгилл.

— Да?

— Откуда у вас эта татуировка? Его глаза искрились весельем, сама она тоже едва не рассмеялась.

— Какая татуировка? — И что за безумие на нее нашло? Ей хотелось, чтобы он опустил глаза и посмотрел на нее там. Он так и сделал.

— Вот эта, — тихо пояснил он.

Она отвела взгляд с самым невинным видом, прекрасно зная, что в этом платье татуировка не видна, если только не наклониться низко-низко.

— Откуда вы знаете, что она у меня есть?

— Я ее видел. Можно даже сказать, я с нее глаз не сводил. Что там изображено: какая-то птица?

—Орел, — ответила Кэйди, вздымая грудь глубоком вздохе, чтобы ему было чем полюбоваться.

Господи Боже, она не кокетничала с мужчиной столь откровенно с… она сама не смогла бы вспомнить, с каких пор. Даже с Джейми О’Дулом она не позволяла себе подобной разнузданности.

— Это символ свободы. Я ношу его в память… об одном человеке.

— Кто это?

— Его звали Джеймс. Джеймс О’Дул. Он уже умер. — Кэйди уставилась в кружку с пивом и принялась с грустью изучать пену.

— Примите мои соболезнования.

Она дерзко вскинула голову.

— Он был солдатом удачи, воевал в армии краснорубашечников Гарибальди [19]. Пал в сражении за освобождение Неаполя. А это… — она провела рукой по лифу платья, — это память о нем. — Выждав несколько секунд для приличия, Кэйди подняла голову и посмотрела на Джесса. Настал его черед хмуриться, глядя в кружку с пивом. Ей показалось, что вид у него… раздосадованный. Неужели ее рассказ вызвал у него ревность? Полная нелепость: ведь всего несколько дней назад он считал ее проституткой! И его это ни капельки не смутило. И все-таки… он ревнует? Какая заманчивая мысль.

— Уже поздно, — заметила Кэйди.

— Да.

Джесс поднял голову, и у нее сердце защемило от его улыбки.

— Осталось время для последнего вопроса.

Он перевернул колоду. Оказалось, что снизу лежит туз пик.

— Вы только посмотрите!

— Вы это подстроили.

— Не докажете.

Она с безнадежным видом откинулась на спинку стула.

— Ладно, валяйте.

— Почему вы так разозлились на меня? Ну… вы же знаете. В тот день, в вашей комнате.

— Я не злилась.

— Вы были вне себя.

— Ничего подобного.

— А вот и да.

— А вот и нет.

— Ну допустим.

Он поставил локти на стол и наклонился к ней.

— Я хочу извиниться за свои слова, Кэйди. За то, что тогда подумал.

— Поверьте, это не имеет никакого значения.

— Для меня имеет. Я совершил ошибку и хочу, чтобы вы знали: вашей вины тут нет. Вы ничего такого не сделали и не сказали, чтобы навести меня на эту мысль. И ваша внешность тут тоже ни при чем. И манера одеваться. Просто я свалял дурака.

Кэйди заглянула в его серые глаза и почувствовала, что ее затягивает в омут. Они сидели в салуне, пили пиво, она в бесстыжем платье едва могла присесть, настолько оно тесно в бедрах, а он заявляет, что принял ее за шлюху по недоразумению и что это он сам во всем виноват. Ей хотелось рассмеяться, но еще больше заплакать.

Разумеется, она не сделала ни того, ни другого.

— Я же сказала, вам нет нужды извиняться. Уже не в первый раз люди… ошибаются на мой счет. И скорее всего не в последний. Но все равно… спасибо вам за эти слова. Для меня они очень много значат.

• Предыдущая
• 28/71
• Следующая