Роковое сходство - Гэфни Патриция - Страница 24
- Предыдущая
- 24/93
- Следующая
– Об этом не может быть и речи, – отрезала она.
– Почему?
– Просто выбросьте это из головы, и все! – Она захлопнула книгу и толкнула ее к нему через стол, ясно давая понять, что эта тема закрыта.
– Но почему? Я брат вашего покойного мужа, Энни. Нравится вам это или нет, мы с вами родственники. Ну, точнее, свойственники.
Он на секунду задумался, подыскивая более точные слова.
– Оба мы – Броуди, нам надо держаться заодно. Я мог бы называть вас «сестренкой», если вам не нравится «Энни». Или…
– Прекратите немедленно!
Лицо у нее раскраснелось, кулачки были стиснуты, она снова выпрямилась, как фельдфебель на плацу.
– Наша «родственная» связь, мистер Броуди, весьма эфемерна и – благодарение богу! – кратковременна. Я денно и нощно молюсь о том, чтобы она закончилась поскорее. Но пока она еще продолжается, я вынуждена настаивать, чтобы вы называли меня «миссис Бальфур», вели себя пристойно и обращались со мной почтительно. Я ясно выразилась?
– Скажите, вы носите корсет?
Рот у Анны открылся, но она так и не сказала ни слова. У нее дома подобный вопрос был бы просто немыслим. Тетя Шарлотта не допускала не только обсуждения, но и простого упоминания деталей туалета и соответствующих им частей тела. Даже куриные грудки и ножки она называла не иначе, как белым и темным мясом.
– Похоже на то, – как ни в чем не бывало продолжал Броуди, – хотя я никогда не мог взять в толк, на кой вам это нужно. У вас очень даже складная фигурка, Энни, и почему вы так стараетесь…
Наконец из ее рта вырвался какой-то звук: не то хрип, не то стон. О’Данн и Билли Флауэрс оглянулись на них с другого конца комнаты. По причинам, в которые она сама даже не пыталась вникнуть, Анна понизила голос, чтобы они не смогли ее расслышать.
– Сэр! – прошипела она. – Как вы смеете разговаривать со мной в подобном духе? Не вздумайте повторять подобные вещи! Никогда, вы слышите? Никогда!
Она даже топнула ногой от возмущения. Броуди сунул руки в карманы и встал со стола, возвышаясь над ней, как башня, и отрезая путь к бегству.
– Я ничего не мог с собой поделать, Энни, – ответил он, тоже понизив голос. – Целый день только тем и занимался, что думал об этом. По-моему, зря ты носишь корсет, ей-богу зря. Все у тебя на месте – и грудь, и попка. С такой фигуркой…
– Нет! Нет! Не смейте!
Она отступила на шаг, готовясь броситься наутек.
– Чего мне не сметь? Думать о твоей складненькой фигурке? – Броуди нахмурился. – Ну уж извини, ты больно много просишь. Я готов терпеть уроки по кораблестроению и хорошему тону, но когда ты мне говоришь, чтоб я не смел…
Анна тихо вскрикнула, повернулась кругом и выбежала из комнаты.
О’Данн бросился за ней следом.
Броуди сел за письменный стол и открыл книжку. «Настоящая леди никогда не выпивает больше двух бокалов шампанского за вечер», – прочитал он. – «Делая замечание официанту, никогда не намекайте на его национальность». «Не обгладывайте кости, если обедаете не один, не обламывайте корочку с яблока, запеченного в тесте, не грызите кожуру дыни». «Лучше даже не пытайтесь чистить апельсин за обеденным столом. Рекомендуется вообще воздержаться от их употребления в общественных местах».
Он пролистал несколько страниц. Ага, вот оно.
«Разговор за столом должен быть веселым и приятным. Избегайте обсуждения болезней, хирургических операций, несчастных случаев со смертельным исходом, жестоких наказаний и казней с шокирующими подробностями. Любые намеки на расстройство пищеварения отвратительны и вульгарны. Слово „желудок“ не должно употребляться никем, кроме вашего врача».
Броуди все еще тихонько посмеивался себе под нос, когда в библиотеку вернулся О’Данн. Он некоторое время взволнованно расхаживал взад-вперед по комнате и заговорил не сразу. Броуди успел перевернуть страницу: «Как только хозяева удаляются к себе на ночь, слуги должны последовать их примеру». «Никогда не следует употреблять выражения вроде „лечь в постель“ или „пойти спать“, полагается говорить только „удалиться к себе наверх“.
– Что вы ей сказали?
Броуди поднял голову:
– Прошу прощения, ваша честь?
В последнее время он взял себе за правило обращаться к адвокату с этими судейским званием, потому что оно его раздражало.
О’Данн повторил свой вопрос.
– И не говорите «Ничего»: я вижу, что Анна чем-то расстроена.
– А что она сама сказала? – с любопытством спросил Броуди.
Губы О’Данна гневно сжались.
– Ничего, – сердито признал он. – Она не желает разговаривать.
Он подошел ближе.
– Послушайте меня, Броуди. Вы идете по очень тонкому льду. Я вам уже говорил, и, поверьте, я не шучу: если вы оскорбите миссис Бальфур или попытаетесь каким-то образом нанести ей ущерб любого рода, ваша «увольнительная» закончится куда раньше, чем вы ожидали, и вы вновь окажетесь в тюрьме. Вы меня слышите?
Броуди уже до смерти устал от постоянных попреков и выговоров. Он был человеком миролюбивым, но его терпению пришел конец. Он встал из-за стола:
– Я вас слышу. Слышу, как вы лжете. Вы не отошлете меня в тюрьму раньше срока, потому что вам позарез надо выманить из норы убийцу Ника. Вам хочется его схватить, и это для вас гораздо важнее, чем защита белоснежной репутации вашей драгоценной миссис Бальфур. А раз так, подавитесь своими угрозами, О’Данн, и оставьте меня в покое, черт бы вас побрал.
Он повернулся на каблуках и вышел.
После секундного замешательства О’Данн рявкнул:
– Флауэрс!
Билли вскочил. Адвокат властным кивком указал ему на дверь. Стражник поспешил вслед за своим подопечным.
Глава 10
– Сидите смирно, не вертитесь. Вы что, хотите, чтобы я вам ухо отрезала?
Броуди изо всех сил старался сидеть смирно, хотя срезанные волоски, попавшие за воротник, раздражали и кололи ему шею. Но настоящая причина, вынуждавшая его ерзать, заключалась в другом: Анна поминутно прикасалась к нему. Брала за плечо, поддерживала подбородок, заставляя его повернуть голову в нужную ей сторону, отгибала ухо, чтобы подравнять волосы сзади.
Она стояла так близко, что ему была видна жилка, бьющаяся у нее на шее. Он слышал, иногда даже чувствовал кожей ее легкое дыхание. Видел, как вздымается и опадает ее грудь при каждом вздохе. Может, таким образом она решила отомстить ему за вчерашнее? Если так, она своего добилась. Броуди ощущал неудержимое возбуждение, и если бы он не знал наверняка, что на такое расчетливое и бессовестное обольщение она не способна, то побился бы об заклад, что она нарочно его мучает.
Вчера Анна получила письмо от какой-то своей ливерпульской знакомой по имени миссис Миддоуз, сообщавшей, что через неделю она будет проездом во Флоренции вместе со своей семьей и с удовольствием нанесет визит. С тех пор работа по превращению его в Ника значительно ускорилась.
– Так уже достаточно, Эйдин? Или еще короче? – спросила Анна, оглянувшись через плечо на адвоката, наблюдавшего за ними с дивана.
Он неопределенно хмыкнул:
– Сзади надо бы еще немного убрать.
Она повиновалась: начала аккуратно подравнивать густые каштановые пряди, захватывая их между пальцами. Ее бережные прикосновения оказывали на Броуди странное воздействие – расслабляющее и волнующее одновременно. Покончив со стрижкой, Анна наклонилась к нему и сдула волоски с его шеи, отчего у него по коже побежали мурашки. Нет, она все-таки делает это нарочно, черт бы ее побрал! Он облегченно вздохнул, когда Анна наконец положила ножницы и отступила на шаг, чтобы полюбоваться своей работой.
Очевидно, результат ее не удовлетворил. Она нахмурилась, скрестив руки на груди, посмотрела на него с одного бока, потом с другого. Поджала губы и прищурилась. Наконец решительно покачала головой:
– Нет.
– Нет? – спросил Броуди.
Анна не обратила на него внимания.
– Взгляните на него, Эйдин.
О’Данн поднялся с дивана и подошел к ней. Они принялись изучать его вместе. Адвокат тоже нахмурился и покачал головой.
- Предыдущая
- 24/93
- Следующая