Любить и беречь (Грешники в раю) - Гэфни Патриция - Страница 59
- Предыдущая
- 59/78
- Следующая
Еще один поворот драгоценного камня. Она вытянула руки над головой, чтобы размять плечо, и посмотрела в небо через редкие ветви дерева, которое росло у нее за спиной. После двухдневного дождя прояснилось, на небе не было ни облачка, пчелы жужжали, ворковали горлицы, все в природе наливалось соком, расцветало, распускалось. Этим утром Энни видела малиновок, коростелей, дроздов, ласточек, скворцов, вьющих гнезда в заброшенной голубятне, фазанов, клюющих зерна на вспаханных полях. Примулы и лапчатки расцвели вдоль тропинки, новые зеленые побеги показались в зарослях боярышника. Две сороки, забыв о ее существовании, строили гнездо прямо у нее над головой, в ветвях ясеня. Они отвлекли ее своим шумом, это был прекрасный предлог, чтобы отложить блокнот. Все вокруг было так красиво, что невозможно было притворяться, будто она занимается делом.
Что-то заставило ее взглянуть туда, где заросшая тропинка исчезала среди деревьев. Спустя секунду из-за поворота, размахивая тростью из ветки ясеня, показался Кристи. Сначала Энни не двинулась, просто погрузилась в роскошь созерцания своего возлюбленного, чувствуя, как ее пульс ускоряется. Но потом она не могла себя сдержать, вскочила, вспугнув горлиц, отряхнула юбки и пригладила волосы. Щеки не надо было румянить, она чувствовала, как они краснели по мере его приближения. Его милое лицо осветилось, когда он увидел ее. Высокие, до колен, гетры были забрызганы грязью, он снял и перебросил через плечо сюртук. Он был так хорош в расстегнутом жилете, с развязанным и развевающимся на ветру шейным платком, что ей пришлось прислониться к шершавому стволу дерева, ощутив слабость в коленях.
Кристи сошел с тропинки и стал подниматься к выбранному ею месту под ясенями. Он возвращался после посещения нуждающихся прихожан на южной окраине своего прихода.
– Я думала, ты будешь верхом, – приветствовала она его за двенадцать шагов, глядя на него с сияющей улыбкой.
– Я одолжил Донкастера преподобному Вудворту. Его пони захромал, а ему нужно было в Суоллоуфилд на крестины.
– Очень мило с твоей стороны. Сколько миль ты сегодня отмахал?
Он пожал плечами, остановившись перед ней.
– Хороший денек для прогулки.
Она знала, что видит на его лице отражение той же дурацкой счастливой улыбки, которую ощущала на своем собственном; к тому же он посматривал на нее как на баранью отбивную, в которую собирался вцепиться зубами после долгого поста.
– И как много душ ты спас?
– Все до единой. Когда я уходил, они стояли на коленях и пели гимны, благодаря Бога за чудо спасения.
– Надо же. Хороший у тебя выдался денек.
– Да нет, не вполне.
Она недоуменно заморгала.
– Что не так?
Секрет раскрылся, как только он дотронулся до нее. Целовать Кристи в последнее время было делом непростым, Энни не хотела терять ни секунды на ненужные разговоры. Он прижал ее к дереву, обнимая за талию. Она подняла руки, обняла его за шею и поцеловала страстно и глубоко, понимая, что этот поцелуй, быть может, послужит ей утешением на несколько дней.
– Какой ты вкусный, – вздохнула она, покусывая его за верхнюю губу, не давая ему отодвинуться. – Мне так тебя не хватало. Я думала, дождь никогда не кончится. Целых два дня.
– Я знаю. Мне показалось, что прошло сорок дней. – Он начал гладить ее волосы, поднес густую прядь к лицу и понюхал, а затем поцеловал. – Ты так красива, Энни. Мне нравится, когда у тебя распущены волосы.
– Я знаю, – ответила она, ее глаза сияли. – Поэтому я их так ношу.
Она ласкала его лицо, его твердые скулы, легкую щетину на подбородке. Они отважились еще на один поцелуй – неторопливый и сладкий. И более опасный: они отпрянули друг от друга и отпустили руки. Она могла бы сказать: «Почему мы мучаем друг друга? Объясни мне еще раз». Но зачем? Все равно она не могла это понять.
– Что нового? Расскажи мне все, что ты делала, – обратился он к ней, когда она наклонилась, чтобы собрать свои принадлежности: блокнот, карандаши, сумку, шаль, соломенную шляпу.
Она рассказала ему обо всех мелких хозяйственных драмах, которые произошли в Линтон-холле за последние два дня: получены вежливые напоминания от бакалейщика и мясника, что их счета давно просрочены, – это миссис Фрут забыла заплатить; служанка Вайолет Коккер ведет себя возмутительно, надо бы ее уволить; помощник конюха, нанятый Уильямом Холиоком, слишком много флиртует с посудомойкой на кухне; Энни приглашена на обед к доктору и миссис Гесселиус в следующий четверг; кроме того, она рассказала, что думает о книге «Уолден, или Жизнь в лесу», написанную американцем с французской фамилией, которую читает в последнее время.
Держась за руки, они шли по тропинке домой, уверенные, что их никто не увидит, потому что, как сказал Кристи, никто этим путем не ходит, но на всякий случай поглядывали по сторонам.
– Теперь расскажи, что ты делал, – предложила Энни, исчерпав запас домашних новостей. – Ты посещал кого-нибудь, кого я знаю?
Его пасторская служба интриговала ее, отчасти потому, что он о многом умалчивал. Она надеялась, что, когда они поженятся, он не будет столь скрытным, но до сих пор ей приходилось мириться с самыми общими и беглыми сообщениями типа: «миссис Муни переживает трудное время с мистером Муни», например, хотя она точно знала, что старик Муни напился в дым и поджег отхожее место, когда там была его жена.
– Ты знаешь Энид Фэйн? – спросил Кристи. Энни покачала головой. – Ее брат сидит в Дартмурской тюрьме, так что я иногда пишу ему письма за нее.
– Она не умеет писать?
– Умеет, но она говорит, что ей никогда не удается правильно выразить свои мысли. Поэтому я говорю с ней, выясняю, что с ней происходило, о чем она думает, и затем пишу за нее. Когда я ей читаю ее же собственное письмо, она всегда говорит:
«Ну, викарий, у вас это здорово получается, никогда не думала, что у меня такая интересная жизнь».
Энни рассмеялась, прижимаясь щекой к его плечу.
– За что посадили брата, можно узнать?
– Множество мелких прегрешений, все связанные с пьянством. Он выйдет через несколько месяцев.
– Ты когда-нибудь ездил к нему?
– Да, иногда, к нему и еще к нескольким другим из нашего прихода. Еще я бываю в тюрьме как приглашенный капеллан.
– Звучит довольно мрачно.
– Мрачно не то слово, поверь мне. Я испытываю сострадание ко всем людям, которые попадают в Дартмур, независимо от того, что они совершили.
– Там и женщины есть?
Он кивнул.
– Жалкие, сломленные создания, Энни. Никогда не нарушай закон, ладно? Что бы тебе ни хотелось сделать, уверяю тебя, оно того не стоит.
– Постараюсь это запомнить. – Они остановились у поворота реки, в тенистом месте, под свисающими ветвями ивы. – Когда мы поженимся, никто не осмелится арестовать меня, даже если я стану профессиональной преступницей. Я буду миссис Моррелл, женой священника, что сразу придаст законный статус моему существованию. Я сразу достигну вершины респектабельности.
– Тебе не хватает респектабельности в качестве леди д’Обрэ? – спросил он с интересом, сложив руки и облокотившись на толстую ветвь ивы.
– Титул респектабелен. Зато сама леди вызывает сомнения.
– Ты действительно веришь в это? Я думал, ты уже отказалась от таких мыслей.
Она улыбнулась, чтобы его ободрить.
– Я знаю, это именно то, что говорили и думали обо мне здесь вначале. Люди даже удивились, когда обнаружили, что я англичанка, они думали, я итальянка хотя бы наполовину. Из какой-то подозрительной артистической среды, безусловно, не респектабельной, может, даже упаднической. Они думали, что новая виконтесса – авантюристка, поймавшая наследника в силки с помощью своих заграничных аморальных штучек.
– Ты преувеличиваешь.
Она засмеялась.
– Да, но не очень.
Он положил руку ей на плечо.
– Ты всегда говоришь мне, как меня любит и уважает моя паства. Я удивляюсь, что ты видишь это, но не видишь, какое уважение жители Уикерли испытывают к тебе. Они не любили Джеффри, Энни. Еще до того, как он уехал на войну, он оставил о себе дурную славу. Поверь мне, я хорошо это знаю, – сказал он серьезно. – Это на тебя они стали полагаться; они и сейчас на тебя полагаются.
- Предыдущая
- 59/78
- Следующая
