Любить и беречь (Грешники в раю) - Гэфни Патриция - Страница 53

• Предыдущая
• 53/78
• Следующая

Она округлила глаза, стараясь не рассмеяться.

– Я вижу, ты мне это не скоро забудешь.

– Нет, но я думал, что настоящая европейская женщина, такая, как ты, непременно завела бы себе любовников, пока мужа нет. А ты не стала.

– Я могла бы, – возразила она.

– Ни капли не сомневаюсь.

– Мне столько раз это предлагали!

– Почему ты отказывалась?

– Уж конечно, не по моральным соображениям.

– Ну, конечно, нет.

Она опять вздохнула.

– О, Кристи, я не знаю. Может, мне не хватило сил? Меня предали. Джеффри нанес мне страшный вред.

Он взял ее руку и стал обводить ее контур на простыне, покрывавшей его приподнятое бедро.

– Разве это не было дополнительной причиной, чтобы иметь связь? Что-то вроде мести?

– Я думала об этом.

– Но не стала этого делать, – настаивал он. Она заколебалась.

– Был мужчина. – Снова пауза. – Двое мужчин, в сущности.

Он сразу пожалел, что затронул эту тему.

– Знаешь, Энни, может быть, мне все-таки не стоит этого знать?

– О, нет, ты спросил меня и теперь узнаешь все, всю эту убогую историю. – Но она сжала его бедро, словно намекая, что история будет не такой уж убогой. – Был человек, старый друг моего отца. Я знала его почти всю мою жизнь, мне он был почти как дядя. Когда Джеффри покинул меня, я пошла к нему за советом. Он мне немедленно дал денег – я думаю, фунтов сто. Ну, я полагаю, об остальном ты уже догадываешься. Очень скоро стало ясно, что это не вполне заем. Или, точнее, он не был заинтересован получить долг деньгами; у него были на меня другие виды, так сказать. – Нервный тон вернулся, Энни с трудом скрывала горечь. – Это нанесло мне удар. Это было как еще одно предательство. После этого случая я стала сторониться мужчин, готовых мне помочь. Я осталась наедине с собой. Завела кошку. – Она коротко рассмеялась. – Я стала водить дружбу с женщинами по соседству; большинство из них были в схожих обстоятельствах, и мы помогали друг другу как могли. И Джеффри иногда присылал деньги. Прошло время. И вот наконец он приехал домой. Он был болен и…

– Погоди. – Кристи продолжал пристально смотреть на ее пальцы, сгибая и разгибая их, казалось, поглощенный созерцанием их удивительной гибкости. – Мне кажется, ты забыла про второго мужчину.

– А! Ничего интересного. Честное слово.

– Вся убогая история целиком, – мягко напомнил он.

– Ну хорошо. Я была немного увлечена, – сказала она, перейдя на скороговорку. – Он был скульптором. Сначала мой брак был препятствием; но потом, когда он стал все больше и больше превращаться в фикцию – я даже не знала, где Джеффри и увижу ли я его снова, – я подошла близко к тому, чтобы вступить в связь с этим человеком. Однако не вступила, и наше знакомство закончилось. И об этом я сейчас ни капли не жалею. – Она отняла руку и повернулась лицом к нему. – Что-то меня удерживало, Кристи. Я не знаю, что это было – я думала, что я холодная женщина, не способная отдавать себя таким образом. Но это не так, и теперь я знаю, почему не стала его любовницей.

– Почему?

– Потому, что он не был тобой. Я недостаточно его любила. Для меня никого не будет, кроме тебя.

Они прильнули друг к другу и замерли надолго, не говоря ни слова. Сердце Кристи было готово выпрыгнуть из груди. Любовь и благодарность струились из него.

– Я счастлив, – сказал он. Энни прошептала в ответ:

– Я чувствую себя счастливой.

Он подумал, что это неплохо для начала. Она подалась назад, подняв руку к сияющим глазам.

– Я еще не совсем закончила свою убогую историю. И… – Энни принужденно усмехнулась, – хочешь верь, хочешь нет, дальше будет еще хуже.

Он поудобнее устроился на боку и положил руку ей на колено.

– Расскажи мне.

– Джеффри вернулся после почти двухлетнего отсутствия. Он выглядел… я не могу описать, как он изменился. Он сказал, что был в Бирме, где и подцепил лихорадку. У него выпали волосы, он выглядел как старик, говорил, шамкая, у него были опухоли по всему телу. – Она закрыла глаза, словно стараясь забыть, потом снова быстро открыла их: уловка не сработала. – Мне не нравился его доктор, мне он казался шарлатаном, но хорошего мы не могли себе позволить. Лекарства, которые он принимал, только причиняли ему вред. Мне и вправду казалось, что он умирает. Это продолжалось несколько месяцев. Но постепенно ему становилось лучше. Когда он уже снова стал ходить и выглядеть почти нормально, врач, которому я не доверяла и с трудом выносила, открыл мне тайну, которую Джеффри обязал его хранить ото всех. Это, возможно, спасло мне жизнь.

Поняв в чем дело, Кристи похолодел; теперь его поразило, как это он не сообразил раньше. Он не пошевелился и не сказал ни слова. Он уже знал, что она скажет.

– У Джеффри не было малярии. Почему он лгал и сколько собирался лгать дальше, я даже не хочу знать. У него был сифилис. Никто не знал, когда именно он его подцепил, но, судя по тому, что я не заразилась и по тому, что болезнь уже вошла во вторую стадию, доктор заключил, что это случилось вскоре после его отъезда.

Кристи притянул ее ближе.

– Дорогая, – вот и все, что он мог сказать.

– Я обнаружила, почему лечение вредило ему больше, чем болезнь. Он принимал соли ртути.

– Бог мой.

– Ничего больше помочь не могло, сказал доктор, и, казалось, что это действительно так, большинство симптомов исчезло, и он клялся, что вылечился. Он даже нашел новую войну, чтобы было чем заняться, где-то в Индии на этот раз. Но потом он снова заболел, ему сказали, что это отравление ртутью. И сифилис вернулся – он вовсе не вылечился. Вот тогда он и сдал свой капитанский патент и вернулся домой навсегда. Вернее, я так думала.

– Значит, когда вы впервые попали в Уикерли…

– Он до некоторой степени опять поправился; в те месяцы, что ты его видел, он был здоров, как никогда. Он опять заявил, что вылечился. Начал принимать другое лекарство, и, казалось, оно ему помогало. Возможно, он вылечился, я не знаю. Теперь мы никогда не узнаем.

Она опустилась на подушку, положила голову рядом с его головой и заговорила тихо, шепча прямо ему в висок:

– Когда он во второй раз вернулся домой, Кристи, это был просто ад. Ты вообразить не можешь – я даже не хочу, чтобы ты знал все. Я тебе уже рассказывала, как он ударил меня. Это был не единственный случай, но больше я об этом говорить не хочу. Пьянство, так же, как и болезнь, иногда вызывало в нем приступы бешенства. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так страдал, и не столько физически, сколько – еще больше – от отчаяния. От острой безнадежности. Военное дело было его жизнью, а больше он не мог этим заниматься. Он не владел собой, и его неистовое поведение сузило круг его знакомых, пока не осталось никого, кроме таких подонков, как Клод Салли. Я думаю, он видел, как гниет заживо, буквально распадается на части. Сифилис… пожирал его. Он имеет быструю и медленную форму – я стала чем-то вроде эксперта, как ты можешь понять; так вот у Джеффри была быстрая форма. Если бы он был жив, не могу представить, во что бы он превратился. Сомневаюсь, что его можно было вылечить. Как его пустили обратно в армию – это тайна, которую я никогда не пойму.

Они тихо лежали некоторое время, слегка касаясь друг друга, слушая треск огня в камине. Наконец Кристи сказал:

– Я не знаю, что бы я мог сделать или сказать. Возможно, ничего. Но лучше бы ты рассказала мне раньше. Или он сам. Я просто хотел бы знать.

– Раньше я не могла тебе рассказать.

– Нет, я тебя не виню.

– Но ты прав – возможно, было бы лучше, если бы ты знал. Джеффри любил тебя, Кристи. По-своему.

– Думаешь, любил?

– Я знаю это. И я тоже не представляю, что ты мог бы сказать или сделать, но думаю, ты мог бы ему помочь. Это был такой страшный секрет, а я была таким плохим советчиком. Ты никогда не спросишь, так что я скажу сама: мы никогда больше не были близки после нашего короткого свадебного путешествия. А он хотел меня. Но я… ничего не могла… ему дать. И меньше всего свое тело. Я не могла дать хоть какую-то часть себя, во мне не было любви. Я была его сиделкой поневоле, ничем больше, и наше взаимное озлобление стало настоящим кошмаром. И к моему кошмару прибавляется чувство вины, потому что… – Она глубоко вздохнула. Слезы стояли у нее в глазах, и она сказала, всхлипнув: – Потому что в конце, мне кажется, он меня полюбил. О Боже. – Кристи обхватил ее, и она зарыдала у него на груди, словно сердце у нее разрывалось. – Я думаю, он любил; он никогда не говорил, но я так думаю… о, Кристи…

• Предыдущая
• 53/78
• Следующая