Запах серы (Битва за любовь) (Другой перевод) - Гэблдон Диана - Страница 36

• Предыдущая
• 36/95
• Следующая

Беседа шла обычным путем, только под сказанным хорошо слышались невысказанные вслух слова.

— С тех пор, как ваша мать умерла, ты одна ведешь этот дом?

— О, да. С десяти лет.

(Я кормила и любила его, когда он был мальчиком. Как ты будешь относиться к мужчине, которого я помогла создать?)

— Джейми говорит, ты редкая целительница.

— Я вылечила ему плечо, когда мы встретились. (Да, я искусная и добрая. Я буду о нем заботиться).

— Говорят, вы поженились очень быстро.

(Ты вышла замуж за моего брата, потому что у него есть деньги и земли?)

— Да, это произошло быстро. До церемонии я даже не знала настоящей фамилии Джейми.

(Я не знала, что он — лэрд этих мест и вышла за него ради него самого).

Так оно и тянулось и утром, и во время легкого обеда, и после обеда — мы вели светскую беседу, обменивались пикантными сведениями, мнениями, иногда нерешительно шутили, примеряясь друг к другу. Женщина, ведушее большое домашнее хозяйство с десяти лет, сумевшая справиться с имением после смерти отца и исчезновения брата, была личностью, которую нельзя недооценивать. Я гадала, что же она думает обо мне, но, похоже, она так же здорово умела скрывать мысли, как и ее брат.

Когда часы на каминной доске пробили пять, Дженни зевнула и потянулась. Платье, которое она чинила, соскользнуло с округлившегося живота на пол.

Она неуклюже потянулась за ним, но я опустилась рядом на колени.

— Не надо, я сама подниму.

— Спасибо… Клэр. — Она впервые назвала меня по имени и застенчиво улыбнулась мне.

Я улыбнулась в ответ.

Прежде, чем мы успели продолжить разговор, нас прервала мистрисс Крук, экономка. Она просунула свой длинный нос в дверь гостиной и тревожно осведомилась, не видели ли мы маленького мастера Джейми.

Дженни со вздохом отложила шитье.

— Опять исчез? Не волнуйся, Лиззи. Скорее всего, он пошел с папой или с дядей. Пойдем посмотрим, хорошо, Клэр? Я с удовольствием подышу воздухом перед ужином.

Она тяжело поднялась на ноги и схватилась за поясницу, застонала и криво улыбнулась мне.

— Еще около трех недель. Просто дождаться не могу.

Мы медленно брели вперед, Дженни показывала на пивоварню и часовню, рассказывая историю именья и сообщая, что когда построили.

Добравшись до голубятни, мы услышали в беседке голоса.

— Вот он где, шельмец! — воскликнула Дженни. — Ну, погоди, доберусь я до тебя!

— Подожди минутку. — Я положила руку ей на плечо, узнав низкий голос, перекрывавший голосок малыша.

— Не волнуйся, приятель, — говорил Джейми. — Научишься. Трудновато, верно, пока твоя штуковина не вытягивается дальше пупка?

Я просунула голову за угол и обнаружила, что он сидит на колоде для рубки дров, полностью поглощенный беседой с тезкой, который мужественно боролся со штанами.

— Чем это ты занимаешься с ребенком? — осторожно поинтересовалась я.

— Учу юного Джеймса хитрому искусству не обписать свои ноги, — объяснил он. — Хоть это дядюшка может для него сделать?

Я вскинула бровь.

— Разговоры — это дешевка. Хоть это дядюшка может ему показать?

Джейми ухмыльнулся.

— Ну, у нас прошло несколько практических занятий. Правда, в последний раз случилась неприятность. — Они с племянником обменялись обвиняющими взглядами. — Не смотрел на меня? — спросил он мальчика. — Это все ты был виноват. Я говорил тебе — стой спокойно!

— Кхм, — вмешалась Дженни, сухо посмотрев на брата и точно таким же взглядом — на сына. Маленький Джейми тут же натянул рубашку на голову, но большой, ничуть не обескураженный, весело ухмыльнулся и встал, отряхивая опилки с бриджей. Он положил руку на спрятавшуюся головку племянника и повернул малыша к дому.

— Всему свое время, — процитировал он, — и время всякой вещи под небом. Сперва мы поработали, малыш Джейми, потом помылись. А потом — спасибо Господу — время ужинать.

Уделив внимание самым неотложным делам, на следующий день после обеда Джейми выкроил время, чтобы показать мне дом.

Построенный в 1702 году, он был для тех лет по-настоящему современным, с такими новшествами, как изразцовые печи для отопления и большая кирпичная плита, встроенная в кухонную стену, чтобы не печь больше хлеб в золе очага. Холл на первом этаже, лестничные пролеты и стены в гостиной были увешаны картинами. Кое-где встречались пасторальные пейзажи или этюды с животными, но в основном это были портреты членов семьи и родственников.

Я остановилась возле картины, изображавшей Дженни-девочку. Она сидела на садовой стене, за спиной вились виноградные лозы с красными листьями. Перед ней на стене толпились птицы: воробьи, дрозд, жаворонок и даже фазан, толкаясь или подходя бочком, чтобы занять более выгодное место рядом со смеющейся хозяйкой. Картина совсем не походила на обычные портреты, где тот или иной предок смотрел из своей рамы с таким видом, словно воротничок его душит.

— Это рисовала мама, — сказал Джейми, заметив мой интерес. — Она нарисовала еще несколько для лестничных пролетов, а здесь висят всего две ее работы. Она сама больше всего любила эту. — Большой грубоватый палец нежно прикоснулся к холсту, обводя виноградные лозы. — Это ручные птицы Дженни. Стоило появиться птице со сломанной ногой или крылом, кто б ее ни находил, обязательно приносил сюда. К тому времени, как Дженни ее вылечит, птица ела с ее руки. Вот этот всегда напоминал мне Иэна. — Палец прикоснулся к фазану, раскинувшему крылья, чтобы удержать равновесие, и смотрящему на хозяйку темными, обожающими глазами.

— Ты ужасен, Джейми, — рассмеялась я. — А ты здесь есть?

— О да. — Он подвел меня к противоположной стене, к окну.

Два рыжеволосых маленьких мальчика, одетых в шотландские наряды, серьезно смотрели на меня из рамы. Рядом с ними сидела огромная шотландская борзая. Должно быть, это Нэйрн, дед Брана, Джейми и его старший брат Вилли, умерший в одиннадцать лет от оспы.

Джейми было не больше двух лет, когда это нарисовали, подумала я; он стоял между колен старшего брата, положив одну руку на голову пса.

Джейми рассказывал мне о Вилли во время нашего путешествия из Леоха, ночью у костра в одиноком глене. Я вспомнила маленькую змейку, вырезанную из вишневого дерева, которую он вытащил из сумки, чтобы показать мне.

— Вилли подарил мне ее, когда мне исполнилось пять, — сказал он, ласково поглаживая причудливые извивы. Это была смешная маленькая змейка, извивающееся тело вырезано просто мастерски, а голова повернута назад, чтобы увидеть, что происходит у нее за плечом — если б у змей были плечи.

Джейми протянул мне деревянную фигурку, и я с любопытством повертела ее в руках.

— Что это здесь выцарапано? С-о-н-я. Соня?

— Это я, — смущенно опустил голову Джейми. — Такое прозвище. Ну, вроде каламбура от моего второго имени, Александр. Вилли меня так называл.

Лица на картине были очень похожи; у всех детей Фрэзеров имелось это решительное выражение лица, которое не допускало, чтобы их оценили ниже, чем они сами себя оценивали. Однако на этом портрете у Джейми еще были круглые щеки и курносый младенческий нос, а крепкий костяк его брата уже обещал, что он превратится в сильного мужчину. Это обещание осталось невыполненным…

— Ты его очень любил? — тихо спросила я, положив ему руку на плечо. Он кивнул, глядя в огонь в камине.

— О да, — произнес Джейми, слабо улыбнувшись. — Он был на пять лет старше меня, и мне казалось, что он Бог, или, по крайней мере, Христос. Везде за ним ходил, то есть везде, где он разрешал…

Джейми отвернулся и подошел к книжным полкам. Я решила, что ему нужно побыть одному, поэтому осталась на месте, глядя в окно.

С этой стороны дома я смутно видела сквозь дождевую завесу очертания каменистого холма с поросшей травой вершиной. Он напомнил мне тот волшебный холм, где я шагнула между камнями и вынырнула из кроличьей норы. Всего шесть месяцев назад. Казалось, что это произошло давным-давно.

Джейми подошел и встал со мной рядом. Он долго молчал, а я не пыталась втянуть его в разговор, думая, что он, вероятно, все еще мыслями со своим умершим братом. Но оказалось, что они уже сменились. Рассеянно глядя на дождь, Джейми отрывисто бросил:

• Предыдущая
• 36/95
• Следующая