Легкий кораблик — капустный листок - Галахова Галина Алексеевна - Страница 26

• Предыдущая
• 26/27
• Следующая

— Мучайся больше — тебе полезно. Но как же ты все-таки мог, Венька?

— Я из-за тебя — ты сам с ним знаться не хотел! Забыл?

— Ну я — это другое. Я бы, как ты, не сделал!

— А я бы, как ты, не сделал. Думаешь, ты лучше?

— Я не думаю, — тихо сказал Саша и повалился на подушку. — Ты иди, Венька, а то меня тошнит.

Венька вышел, не успел он рассказать про дядю Яшу. Он горел, как свеча. Что-то в нем загорелось, что могло гореть. Он побежал к Слепому Льву, а потом — с грузом — к школе. Раз сто он бегал туда и обратно. В последний раз он катил тяжелое колесо.

Через две недели с болезнями было покончено. Пришли в школу Федоров и Венька, Стародубцев и Красномак. Одной Тряпичкиной не было.

Борька вошел в класс. Первое, что ему бросилось в глаза, — его пустая парта. Он обежал класс глазами — и увидел Петрушку рядом с Федоровым. Его как шарахнуло. Петя помахал ему рукой:

— Боря, давай к нам!

— Сено к лошади, — сказал Борька и бросился на парту.

Но одному ему было скучно. Тогда он закричал:

— Эй, почему не здоровается никто!

Все мальчишки сгрудились возле Борьки. А он забрался на парту и принялся им рассказывать про болезни. Даже про болезни у него интересно получалось. Борька веселился вовсю.

В класс вошла Любовь Ивановна.

— Это я пришел, Любовь Ивановна! — закричал Борька и спрыгнул.

— Очень хорошо, Боря. Рада тебя видеть. Рассаживайтесь.

Борька посмотрел на Петрушку. Стародубцев не ушел от Федорова. Тогда Борька крикнул в их сторону:

— Я тебе говорю — иди на место!

Петя покорно собрал вещи и пошел к нему. По классу пронесся смешок. Цаплин съехидничал:

— Овечка пошла на свое местечко!

Петя покраснел, повернулся и пошел обратно — к Федорову. У Борьки язык отнялся — так весь урок и просидел молча. Какое-то нехорошее чувство душило его. Хотелось плакать, но он кусал губы и не плакал. «А Петька-то каким оказался… С Федоровым замирился… Ну, все! Плевать. Обойдусь без него… С Алешкой буду, с Мишкой…»

Прозвенел звонок, школа наполнилась шумом. Борька первым вылетел из класса и понесся по коридору. Навстречу ему шла бледная Тряпичкина. Увидев ее, он резко остановился и загородил ей дорогу.

— Почему опоздала?

— У врача была. Пусти.

— Не пущу! — Борька растопырил руки.

Она молча отвела его руки в сторону и спокойно прошла мимо него.

Борька застыл в удивлении.

— Теперь сразу видать, что Тряпичкина больше не псих! — сказал он ей вслед. Анжела остановилась, посмотрела на него долгим взглядом и тихо ответила:

— Я теперь другая. И на дразнение плюю.

— А Петька твой с Федоровым уселся, — сказал он. Тряпичкина покраснела.

— С Федоровым? Помирились, значит? А ты как же?

— Плевать! Да у меня друзей полная школа… А мне еще и лучше… — Он говорил, а у самого дрожал голос и срывался на петушиный крик.

Анжела ему не поверила.

— Боря, — сказала она, — да ты не расстраивайся…

— Это я-то расстраиваюсь?! — заорал Борька и замахнулся, чтобы дать как следует Тряпичкиной, — пусть не суется куда не надо. Но удара не получилось — Петя схватил его за руку и сказал:

— Борька, здравствуй! А мы с Сашей побежали тебя искать. — Саша стоял рядом с Петей и смотрел Борьке прямо в глаза. Борька рассвирепел.

— А чего меня искать? Вон ходи со своим дружком, — Борька зло кивнул в Сашину сторону.

— Ну зачем ты, Боря! Ты еще не знаешь, что произошло без тебя. Верно, Анжела?

Сообщение о том, что без него происходили важные события, совсем доконало Борьку.

— А я знать не желаю! Произошло — ну и катитесь от меня. Эх, ты! Как маленький — нельзя одного оставить: сразу к Федорову переметнулся. — Борька схватил Петю за грудь. — Выбирай — за кого? За меня или за него?!

Петя не успел ответить, потому что Федоров узнал в Борьке себя и засмеялся.

— Да при чем тут «за него или за меня». Давайте вместе, правда, Петя?

Петя кивнул, у Борьки похолодело внутри, он вспомнил что-то знакомое и закричал:

— Раз так, я — сам с собой, небом и землей! — Чтобы не увидели его слез, он бросился вниз по лестнице в раздевалку.

В четвертом «в» наступило неожиданное затишье: никто не мог определить, с кем он и против кого. Особенно трудно было разобраться Веньке и Цаплину. И вдруг пришло известие, что Федоров уезжает в другой город — к Белому морю.

…Саша последний раз сидел у своего письменного стола. Над головой не висело ни одного самолета. Давно враги перестали бомбить родной город Ленинград, знакомую улицу и знакомый дом, где жил длинный язык…

— Саша, собирайся! — вывела его из задумчивости мама.

— Может, мне остаться? — сказал вдруг Саша.

— Как остаться? — не поняла мама.

— С отцом!

Мама задумалась.

— Все-таки я в Ленинграде родился. В школе у меня сейчас хорошо. А вдруг там — у Белого моря — друзей не найду? И папа здесь живет. Он ведь хороший у нас — папа!

— Не у нас, Саша, а у тебя!

— Но почему, почему? Помиритесь вы с ним! Мириться не стыдно ни капли! Главное, чтоб от души!

— Нет, Саша, у нас так не получится.

— Почему?

Мама отвернулась.

Саша обнял ее:

— Конечно, мне с тобой ехать надо! Ты у меня одна. Ну если бы я хоть что-нибудь понимал четыре года назад, я бы не дал вам разлучиться. Иван Данилович хороший, но он все-таки не наш, не родной.

— Это кто тут не наш, не родной? — спросил Иван Данилович, входя в комнату. — Машина ждет!

— Вы, — оробело сказал Саша.

— Я постараюсь! — сказал Иван Данилович. — Очень постараюсь стать вашим.

Невысокий, он стоял посреди пустой комнаты, и никто — ни Саша, ни мама — не знали, какой перед ними человек стоял. А перед ними стоял человек, который на землю глядел, как мы — на звезды, потому что он был летчик-космонавт.

— Саша, идем! — позвала мама.

Саша искоса посмотрел на Ивана Даниловича и обрадовался за маму — не надо маме таскать тяжелые чемоданы.

Лена уже сидела в машине. К ней подсела мама. Иван Данилович уселся рядом с шофером. Саша все смотрел по сторонам и не садился.

— Подождите, я быстро! — крикнул он и побежал.

Навстречу ему бежали Петя, Анжела и Венька с Цаплиным. Все столпились у машины. На дороге показался Борька. Он медленно шел к машине. Все молча уставились на него.

— Уезжаешь, да? — сказал смущенный Борька. — А нам-то что делать?..

— Не знаю, — грустно сказал Саша. — Спасибо, что пришел, я боялся… — Саша крепко сжал Борькину руку.

— Саша, ты пиши! — сказал Петя. — Я тебе отвечать буду. Ведь мы — на всю жизнь, верно?

— Я отвечать не буду — некогда! — поторопился сказать Борька. — Ты приезжай, как сможешь. Насчет ждать — буду! Эх!

Венька и Цаплин молчали, как немые.

— Саша, опаздываем! — позвала мама. — До свиданья, ребята!

Но Саша медлил — не хотелось ему садиться в машину. В машине одни Пономаревы сидели, а он был среди них Федоров и ждал Федорова, который обещал прийти и почему-то не пришел. Саша крепко пожал всем руки и сел в машину.

Иван Данилович проверил, как закрыта дверца, и скомандовал:

— В дорогу!

Машина помчалась по знакомой улице, потом — по знакомому проспекту, потом — по знакомому городу. Ребята остались у дома.

Все тревоги Сашу вмиг оставили, когда машина подкатила к аэропорту. Потом он, счастливый, сидел в кресле — самолетном! — и удивлялся, почему никто не кричит от радости, что сейчас полетят. Никто и не закричал. Тогда Саша не выдержал:

— Летим! Летим! Над нашим городом.

В ослепительном небе он увидел Ленинград. Там жили все свои. Все-превсе. Самолет летел час, и на земле прошел час. Пролетели семьсот километров по небу, а Борька прошел один километр по земле.

…Борька отстал от ребят — бабушка ему вывела сестер. Ребята побежали на школьный стадион, а сестренки на школьный стадион не хотели. Они по улице хотели — шубки у них были новые, две цигейки, два баранчика-цыганчика. Надо, чтобы все видели!

• Предыдущая
• 26/27
• Следующая