Драмокл (сборник) - Шекли Роберт - Страница 77

– …однако кладет голову на колени девственнице, – подхватил я.

Он лишь нетерпеливо пожал плечами:

– Никогда не придавайте слишком большого значения фигурам речи, старина. Предоставим Мышке распутывать мои метафоры при перепечатке рукописи. Главное то, что я теперь способен воспользоваться гениальным открытием Хинтона – его взорванной Мандалой, смыкание которой, если его достигнуть, даст нам невыразимо прекрасный объект для непрерывного любования и восхищения, некую бесконечную спираль, служащую для путешествий в Неведомое! Смотрите: так начинается это путешествие. – Он нажал на кнопку у основания устройства, и сфера начала вращаться, лучевидные отростки – тоже. Вращались и крохотные кубики на концах отростков, вызывая у меня одновременно завораживающее и тревожное ощущение. Я был рад, когда Фостер наконец выключил свою машину. – Вот вам моя Автоматическая Мандала! – воскликнул он торжествующе. – Ну, что скажете?

– Скажу, что из-за этой машинки вы запросто можете угодить в беду, – сказал я.

– Да я не о том! – раздраженно отмел он мои опасения. – Мне интересно знать, годится ли все это, по-вашему, как тема для новой книги?

Что бы там у Фостера ни было за душой, но писателем он действительно был настоящим! Только настоящий писатель готов по собственной воле спуститься в геенну огненную и остаться там навеки, лишь бы ему разрешили записать свои впечатления и отослать рукопись назад, на землю, для публикации. У меня мелькнула мысль, что книгой, которая, видимо, могла бы получиться из этой задумки Фостера, заинтересуются скорее всего человек сто пятьдесят от силы, включая друзей и родственников писателя. И тем не менее я услышал собственный голос:

– Я покупаю у вас рукопись.

Вот так всегда: я умудряюсь числиться мелким и довольно неудачливым издателем, хотя вроде бы достаточно умен и изворотлив!

Вскоре после этого разговора я вернулся в Лондон и уже на следующий день отправился в Гластонбери, намереваясь несколько дней погостить у Клода Апшенка, владельца издательства «Великое Белое братство». Мы с Клодом всегда были добрыми друзьями – с тех пор, как десять лет назад познакомились на конференции уфологов в Барселоне.

– Не нравится мне это, – сказал Клод, когда я поведал ему о проекте Фостера. – Принцип мандалы вообще потенциально опасен. И действительно ничего не стоит попасть в беду, если начать выписывать в уме подобные космические петли.

Клод специально занимался когда-то акупунктурой и тибетской медициной в институте Хардрада в Малибу, так что, решил я, уж он-то знает, что говорит. Однако мне казалось, что и Чарлз Фостер неплохо разбирается в таких вещах и, наверное, способен о себе позаботиться.

Когда через два дня я позвонил Фостеру, он сообщил мне, что дела идут очень хорошо. Он даже успел кое в чем усовершенствовать свою Автоматическую Мандалу.

– Например, – сказал он, – я добавил звуковой эффект, используя особый набор тибетских рожков и гонгов. Соответствующим образом подобранные и усиленные обертоны способны мгновенно погрузить вас в транс. – А еще Фостер приобрел особый телескопический фонарь, который мог давать от шести до десяти ярчайших вспышек в секунду. – Это, знаете ли, так называемая эпилептическая скорость. Идеальная для полного раскрепощения нервной системы! – пояснил он мне. Фостер считал, что все эти меры углубляют состояние транса и увеличивают ясность мысленного воспроизведения вращающихся кубов. – Теперь я уже совсем близко к успеху! – радовался он.

Но мне показалось, что голос его звучит устало и несколько истерично, и я от всей души попросил его передохнуть.

– Чушь! – заявил он. – Спектакль, как известно, должен любой ценой быть доигран до конца, разве я не прав?

Еще через день Фостер сообщил, что вот-вот преодолеет последний рубеж. Голос его как-то странно плыл, было слышно, что он задыхается, с присвистом хватая воздух в паузах между словами:

– Я готов, пожалуй, признать, что это оказалось труднее, чем я ожидал. Но теперь мне помогает некое вещество, которое я предусмотрительно прихватил с собой. Я, разумеется, не стану рассказывать вам по телефону, что это такое, памятуя о законах нашей страны и постоянной опасности подслушивания; я просто напомню вам о книге Артура Махена «Роман о Белом Порошке»; постарайтесь догадаться сами. Позвоните мне завтра. Наконец-то я почти проник в четвертое измерение!

На следующий день телефонную трубку сняла Мими и сказала, что Фостер отказывается разговаривать с кем бы то ни было по той причине, что он на пороге открытия и отвлекать его ни в коем случае нельзя. Он просил друзей проявить немного терпения.

Послезавтра было то же самое: Мими сказала, что Фостер по-прежнему к телефону не подходит. Вечером я пригласил на совет Клода и Памелу.

Мы собрались в Челси, в уютной квартирке Пам. Мы беседовали, сидя за столом, стоявшим в эркере, пили чай и смотрели, как бегут машины по Кингз-роуд на Слоун-сквер.

– А какие-нибудь родственники у Фостера есть? – спросил Клод.

– В Англии никого, – сказала Памела. – Его мать и брат сейчас уехали на остров Бали.

– А близкие друзья?

– Ну, разумеется, Мышка!

Мы молча уставились друг на друга. Нами одновременно овладело странное дурное предчувствие. Что-то явно шло не так, как надо…

– Нет, это просто смешно! – первым не выдержал я. – Мими – весьма разумная женщина и просто обожает Чарлза. Тут не о чем беспокоиться!

– Давайте все-таки позвоним еще раз, – предложил Клод.

Мы позвонили, и нам сообщили, что телефон Мими Ройс некоторое время назад вышел из строя. Мы тут же решили ехать в «Хижину сипая».

Клод вызвался отвезти нас туда на своем стареньком «Моргане». Мими вышла нам навстречу. Она выглядела страшно усталой, однако взгляд у нее был неестественно безмятежным.

– Я так рада, что вы приехали, – сказала она, ведя нас в дом. – Вы просто не представляете, как было страшно в последние дни! Чарлз чуть не утратил рассудок.

– Но почему же вы нам ничего не сказали? – спросил я.

– Чарлз категорически запретил мне. Он объяснял это – и я ему верила – необходимостью пройти через тяжкое испытание только вдвоем со мной. Он полагал, что разум его скорее подвергнется опасности, если на данном этапе к работе подключится кто-то еще.

Клод как-то странно хрюкнул и спросил:

– Так, ну и что же случилось потом?

– Сперва все шло очень хорошо, – сказала Мими. – Чарлз все больше и больше времени проводил у своей машины, ему это начинало нравиться, а вскоре его лишь с трудом можно было отвлечь от упражнений с Автоматической Мандалой, разве что поесть, и то он все время на меня ворчал. Потом он и есть перестал… А через некоторое время ему стала не нужна и машина: он научился мысленно представлять себе и кубы, и все их стороны; мог мысленно заставить их вращаться с любой скоростью или мысленно собрать их вместе, или раскидать в разные стороны… Однако последняя ступень, то есть создание гиперкуба, по-прежнему оставалась для него недоступной. Он снова вернулся к работе с машиной и запускал ее теперь на максимальной скорости… – Мими вздохнула. – В общем, он просто себя загнал. В последний раз, когда Чарлз выключил машину, Мандала все равно продолжала расти и изменяться перед его мысленным взором, и каждый из составлявших ее кубов казался ему огромным и очень тяжелым, а символы на их сторонах вспыхивали таким дьявольским светом, что глазам было больно… В ушах у него слышался гром, перед глазами без конца вращались кубы, и он никак не мог остановить их. И чувствовал, что паутина мелькавших перед ним чуждых знаков вот-вот задушит его… Возбуждение все нарастало, он точно качался на качелях, испытывая то исступленный восторг, то отчаяние. Как раз во время одного из таких приступов он и оборвал телефонный провод…

– Вам следовало немедленно послать за нами! – воскликнул Клод.

– У меня просто не хватило времени. Чарлз понимал, что с ним происходит, и велел мне немедленно включить программу обратного действия. То есть изменить последовательность знаков на сторонах кубов. В общем, нужно было любым способом разрушить цепочки образов, во власти которых он оказался. Я запустила эту программу, но она, к сожалению, никак на Чарлза не подействовала. Он уходил буквально у меня на глазах и лишь шептал: «Ужас… ужас…»