Кеворка-небожитель - Галахова Галина Алексеевна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/39
• Следующая

— Ребята, да что это с вами? — окликнула вдруг нас Чапа. Мы, как по команде, повернулись к ней. — Да что это вы на самом деле? Чего так испугались-то?

— Чапа, да неужели ты по-нашему можешь? А почему ты раньше молчала и никогда не говорила? — удивился Витя.

А нам удивляться было уже некуда — мы и без того были переполнены удивлением и страхом до самых краев.

И потому, когда Раплет вытащил из кармана авторучку никто не обратил на нее никакого внимания. Одна только Наташа ахнула и долго не могла отвести глаз от авторучки, пока Раплет не встряхнул авторучку, как встряхивают градусник, а потом ткнул ею в каждого, кто был в песочнице, даже в Чапу.

Чапа дико залаяла — она увидела фиолетового Витю, красного Кеворку, темно-зеленого Аленьку, бледно-голубую Киму и желтую — Наташу. Но это все продолжалось какой-то миг.

— Полный порядок! — вскричал Раплет. — Теперь уж точно вы будете мои — никто.

И вслед за этим произошла радужная вспышка.

Нам перестало быть страшно, мы переглянулись.

Раздался оглушительный взрыв, заколебалась под нами песочница, с нее бесшумно снялся зеленый опознавательный квадрат и повис в воздухе, и не успели мы охнуть, как опрокинулись с него вниз и стали ввинчиваться куда-то в бездонную яму. Было опять страшно, как в затяжном летучем сне, мы то и дело вздрагивали.

Сквозь золотистое облако огня, Наташа увидела бегущего по детской площадке Владика, за ним бежали Аленькин отец с Киминой матерью, последней ковыляла Витина бабушка.

— Владик, я больше на тебя не сержусь…

Мы проваливались в кромешную тьму. Она заволокла нас — липкая, как паутина, набилась в рот, в глаза, в уши, понесла стремительно вниз. Сердце подскочило к горлу, билось где-то возле ушей. Далеко впереди замаячило светящееся пятно, но его свет не освещал нам путь и никого не согревал. Возможно, то был обман зрения. Мы прижались друг к другу и летели теплой пятеркой. Чапа сидела у Вити за пазухой. Кима тихо плакала. Аленька молчал как убитый. А Кеворка, хоть и был рядом, но мы все чувствовали, что его с нами уже нет.

— Вот, оказывается, когда вам стало плохо, — заскрипел где-то близко Раплет, нам показалось, что его скрипучий шаг переехал в голос — наконец-то вы хоть что-нибудь поймете. Нам нужны понятливые экземпляры.

Мы его не видели, он был как бы растворен среди нас, и каждый это ощущал, поэтому мы старались по возможности не говорить лишнего и в основном молчали.

— Ничего себе приключеньице, кому скажи — не поверят, — подал голос Аленька, судорожно цепляясь за Наташу и Киму. — Девчонки, пощупайте, у меня, кажется, растут руки-ноги. Я становлюсь тощим, как стебель. Нет ли на мне случайно уже и листьев, а?

Кима дотронулась до Аленькиной руки, ладонь у него сделалась очень большой, почти что как у Раплета.

Мы все тоже чувствовали, как немыслимо быстро растем, но никаких листьев ни на ком не обнаружилось. За время полета не изменилась только одна Чапа, она осталась прежней — маленькой и хвостатой.

— Я расту умом, не удлинняясь, — сказала собака. — Бррр, какой тут собачий холод!

С каждой минутой нам становилось все холоднее и холоднее, мы вырастали из своих одежд и мыслей, и наша одежда превращалась в жалкие лохмотья, а мысли куда-то все исчезли.

— Что с нами происходит? — испугалась Наташа, чувствуя, как всю ее колотит и распирает изнутри дрожь.

— Акселерация? — задумчиво предположил Витя.

Он совсем не огорчился, что мы провалились в бездну. Он как будто ничего не замечал. У него была такая привычка — ничего не замечать. Иногда спросим его: «О чем ты думаешь?» Он только отмахнется: «Да так, сам не знаю!»

— Вечно у тебя в запасе какие-то дурацкие слова, — заворчал Аленька и тут же злобно набросился на Кеворку: — Загнал нас в ловушку. Мимо проносятся лучшие годы. Летим куда-то к черту на рога. Ничего не знаем, ничего не видели, ничему не научились. Впереди сплошная неизвестность, может даже смерть — и все из-за тебя, предатель!

— Не смей так говорить! Я предупреждал… но кто мне поверил? Из-за вас я нарушил…

— А я еще в куклы не наигралась, — прошептала Кима, — думала, всю жизнь буду играть, но почему-то сейчас совсем уже не хочется, почему?

Никто из нас действительно ни в чем толком не разбирался, школу мы, можно сказать, в глаза не видели, проскочили мимо, так что груз знаний вообще не тяготел над нами. Один только Витя сумел наполнить себя в этом невероятном движении неизвестно куда: он копил и накапливал свои знания, добывал их по крохам, по крупицам из самых пустых и даже ничтожных событий. Мы с надеждой теперь ждали, что вот сейчас он нам все объяснит, и нам сразу станет легче, и мы все поймем.

Но ничего подобного, Витя молчал, он думал о своем.

Голос Раплета ввинтился нам в уши:

— Кто хочет прибыть в пространство Олфея в систему Альдебарана в виде целого экземпляра, а не мешком переломанных костей — прошу закрыть глаза и скрестить на груди руки. Без моей команды положение категорически не менять!

Мы все, кроме Аленьки, четко выполнили команду.

«Раз в столетие по земному календарю, — Раплет включил пленку, на которой была записана чья-то речь, — на Земле наступает состояние минимума-миниморума, открытого учеными Лабиринта, когда на одно мгновение по-Хартингски сила тяготения там ослабевает до нуля и через Хартингский Лаз возможна перекачка в пространство Олфея в систему Альдебарана любого земного и космического вещества. Ученые и техники Лабиринта Лабораторий прошили Землю нейтронной иглой и произвели перекачку идей и человеческого материала. Операция „Пятилистник“ закончилась. Поздравляем всех участников этого эксперимента с успешным его завершением!»

Мы резко остановились, и острая боль пронзила нас. Мы громко застонали в один голос, боясь пошевелиться. Но вот вспыхнул ослепительно яркий свет.

Аленька закричал:

— Я ничего не вижу — глаза совсем как не мои! — Он застонал от страха, а мы — от жалости к нему и к себе.

— Ты всегда был слепой, — насмешливо проскрипел Раплет. — Тебя предупреждали…

— Раплет, миленький, хорошенький, самый лучший на свете! — зарыдала Кима. — Верни нас, пожалуйста, поскорее домой, а мы за это никогда не будем над тобой смеяться и дразнить тебя. Моя мама очень волнуется, у нее больное сердце!

Раплет захохотал:

— Ваши сердца или там желудки нас не интересуют — только головы! И вообще — мысли о возвращении лучше отбросьте куда-нибудь подальше. От нас нет выхода.

— Ерунда, — неожиданно вмешался Витя, — не бывает такого, чтобы дороги вели только в одну сторону. Они приводят, но они же и уводят.

Мы ожили, стали Витю обнимать, целовать. Все, кроме Кеворки.

— Наша система замкнута, запаяна Хартингским Временем в кольцо. Обратный поток информации в ней отсутствует.

— А как же тогда Кеворка? Он-то каким-то образом ушел отсюда, — не сдавался Витя. — А ты сам, Раплет?

И мы его дружно поддержали радостными криками и воплями, что мы тоже отсюда уйдем, не на тех напали!

— Это не ваша забота, вам этого не дано знать, — ответил Раплет, — но так и быть, по старой дружбе, — он засмеялся, — я отвечу на ваш вопрос. Все равно ваш конец уже заранее и уже давным-давно предрешен. Кеворка — наш разведчик. У него свой закон. Он — сущность. А вы — материал для исследований, земные обра…

Раплет не закончил: мы грохнулись куда-то.

Не успели мы как следует ужаснуться — над нами раздался вселенский грохот, огненный смерч опалил нам лица, наши тела высоко подпрыгнули и выкатились на огромные весы, словно картофелины с овощного конвейера.

Кто-то сказал:

— Двести терри вместе с собакой. Зашкаливает.

Мы попрыгали с весов на какую-то поверхность. Под ногами ощутили опору, и своей твердостью она напомнила нам землю.

— Ребята, дайте руку бедному слепому — я ничего не вижууууу! — завыл Аленька.

— Считай, что тебе крупно повезло, — ответил Витя и подал руку бедному слепому.

• Предыдущая
• 7/39
• Следующая