Фрир. На задворках миров - "Sandi-Mandi" - Страница 17

«Они едят книги, а этот старик с прибабахом», – подумала Саша.

– Я… Да, то есть нет, то есть да… А можно мне пройтись, осмотреться, что да как? Эбрин мне посоветовал…

– Конечно, конечно, работать здесь, проходите, будьте как дома, располагайтесь! – расплылся в улыбке Архиус. – Идите прямо и направо, а лучше поднимайтесь в башню, там полно неучтенных книг, просто руки не доходят! А все потому, что паршивцы некоторые не дают ни минуты покоя, ни минуты!!!

Послышался звук смачного подзатыльника, Саша кивнула и поспешила удалиться, терзаясь сомнениями, что у нее может быть общего с такими странными существами вроде Архиуса и Михрея.

Ряды книг от пола до самого потолка хранили пыльное молчание, поблескивая переплетами. В дальней части библиотеки обнаружилась та самая ведущая в башню лестница. Поднявшись на самый верх, Саша с удивлением обнаружила, что в заброшенном книжном архиве тихо и светло, а в прошлом шикарный резной паркетный пол устлан нетронутым слоем пыли.

Саша остановилась, сняла с полки первую попавшуюся книгу. Желания что-то сделать с ней не возникало, к счастью. Разве что прочитать. Похоже, это земная книга, даже название показалось Саше знакомым.

– Здравствуйте, номер семь, что же вы меня в упор не замечаете? – сказал кто-то за спиной.

Саша оглянулась.

Стена книг качнулась, и от нее отделился силуэт, который оказался молодым человеком, на вид лет двадцати пяти, в пестром коричневом свитере под цвет книжных переплетов.

– Вы ведь книжный вампир номер семь? Мы про вас слышали. А я книжный вампир номер шесть. Даже обидно стало, прямо на меня взглянули и не заметили.

– Да, не заметила среди книг. Я хоть и книжный вампир номер семь, но так прятаться в книгах еще не умею, – улыбнулась Саша.

– Научитесь еще, – рассмеялся молодой человек. – Ну как – Архиус завалил работой?

– Сказал идти в эту башню, разбираться в книгах… Вообще-то, ему не до меня. Там кто-то съел свежую газету.

– А, конечно, это Михрей, такой чудесный мальчишка, макулатуру выносить не надо. Давайте знакомиться. Меня зовут Брентон, можно просто Брен. А вас?

– А меня никак не зовут. Точнее, мое земное имя Саша, Александра, но все равно вы его не выговорите, Брентон.

– Ну почему же не выговорю? Это нетрудно. Просто во Фрире негласное правило: не называть новоприбывших их старыми именами. А негласные правила во Фрире исполняются гораздо более охотно, чем гласные. А я вас Санди буду звать, договорились?

Саша немного подумала и согласилась: все же это намного лучше, чем «номер семь».

– А Молли правда ваша сестра? – спросил Брентон.

– Ну разве что еще ее прапрадедушка скурил валенки моей прапрабабушки. В определенном смысле мы породнились.

– Ну что ж, вы меня немного успокоили, Санди. По крайней мере я теперь не буду бояться за свой свитер. Так, получается, старина Архиус направил вас именно в северную башню, мне на подмогу? Сюда недавно много книг понавезли, да так и свалили в кучу на полу, сами смотрите…

Брентон кивнул в сторону неаккуратной, почти до самого потолка, горы книг, которая угрожающе нависала, будто вот-вот собиралась рухнуть вниз.

«Хоть бы в этих книгах не притаилось ничего кусачего, может, перчатки надеть толстые или что», – подумала Саша и поймала вдруг насмешливый взгляд Брентона.

– Конечно, я с удовольствием помогу и все такое… – поспешила сказать Саша и, чтобы стряхнуть с себя ощущение, что Брентон читает ее мысли, подошла к высокому стрельчатому окну башни. – Как здесь высоко, наверное, этаж двадцатый…

Брентон кивнул головой:

– Да, весь центральный Бигрин почти как на ладони, и даже видна крыша особняка Гугиса, вон там, с красно-золотой черепицей…

И правда, башенное окно выходило на самый центр Бигрина, где среди поредевших крон деревьев поблескивала на солнце крыша особняка хозяина Фрира, и даже можно было разглядеть кусочек песчаной дорожки перед крыльцом.

Распрощались Саша с Брентоном уже к полудню, договорившись на завтра, в рабочую для вампиров полночь, встретиться прямо в башне и начать увлекательную работу по разгребанию груды старых книг. Архиус, гремя ключами и запирая библиотеку до сумерек, покосился на повеселевшую Сашу и выразил надежду, что теперь северная библиотечная башня будет приведена в полный порядок.

Шли осенние дни, в которые не происходило ничего, почти ничего, если не считать нескольких происшествий с котомонстром Фуркисом: ему вдруг повсюду начали чудиться страшилища. Серый котомонстр боялся оставаться один, избегал смотреть в окна и постоянно твердил, что за ним кто-то следит, требуя приставить к нему вооруженную охрану. Вызванный встревоженными собратьями Фуркиса антивампир осмотрел его, послушал, но никаких сдвигов в кошачьей голове не нашел, кроме тех, что являлись самой сущностью Фуркиса и лечению не подлежали.

Граница с Туманьем по-прежнему оставалась закрытой, и туманцы перестали появляться в Бигрине, но слухи о наползающих на деревни по ночам туманах наполняли Фрир. Жители отдаленных деревень боялись спать по ночам, собирались вместе и жгли костры, дежуря по очереди и выставляя дозорных. Пару раз туман показывался около Зюкакаевки, и перепуганные зюкакайи бросились вон из деревни, прибежав и подняв на ноги соседний поселок с шишигами, но каждый раз паника оказывалась напрасной – то был обычный предрассветный туман, какие порой посещают низины, особенно сырой осенью.

В тревоге прошел свинтябрь, наступил котябрь, принеся с собой дыхание зимы и первый иней похолодевшими ночами. Иногда со стороны Бигринского леса до Сашиной квартиры доносился тот самый шум, который она услышала в день своего новоселья. Низкий вибрирующий гул тревожил вампирский квартал, заставляя притихнуть разудалые вечеринки, и Саша спешила сбежать на ночную работу, поплотнее закрыв окна квартиры. Никто из местных понятия не имел о происхождении этого явления, но в Бигринский лес ходить перестали даже днем, а на дороге у границы леса поставили забор с прибитым намертво шлагбаумом. Его назначение не мог объяснить никто, даже советник Гугиса по самым мелким вопросам.

Саша появлялась в библиотеке обычно часов в десять вечера и работала там до захода Луны. Брентон всегда уже был там, в башне, методично и внимательно разбирая книги и просматривая страницу за страницей.

Саше нравились их с Брентоном совместные копания в книгах – шестой вампир отлично разбирался в литературе и давал каждой книге довольно четкую и иногда забавную характеристику в двух-трех фразах, а иногда зачитывал Саше стихи неземных поэтов из стертых временем миров, странные и непостижимые.

Как-то раз, протирая тряпкой переплет книги, Саша решилась задать Брентону давно мучивший ее вопрос.

– Брен, а вы едите книги? – осторожно спросила Саша.

– Я? Нет, не ем, – ответил Брентон. – А зачем?

– А Михрей? Он же… – замялась Саша.

– А Михрей, наверное, стал книжным вампиром после того, как съел свою контрольную по географии, так до сих пор никто и не узнал, что он там такого понаписал, это известная во Фрире история с географией… – пожал плечами Брентон.

– Значит, я книги есть не буду, раз меня не тянет, – немного успокоилась Саша.

– А вы, Санди, думаете, легко быть вампиром, пусть даже и книжным? Вампиров здесь не любят… – Брентон подмигнул Саше и полез на стремянку к самым дальним полкам.

В дальних западных башнях библиотеки обитали остальные три книжных вампира: Кнайген, Шуршень и Зажевун – неразговорчивые, хмурые создания неопределенного возраста в пыльных сюртуках. Здоровались они редко, стараясь быстрее проскользнуть каждый в свою башню и зарыться в кипу книг. Сашу угнетали их угрюмые физиономии, и она сама старалась пореже встречаться с ними, думая о том, что, если бы не Брентон, она бы не выдержала однообразную работу в таком мрачном и пустынном месте.

Однако время в башне все же не проходило для Саши даром. Она прочла немало книг по истории Фрира, летописи первых шишиг, записанные на зеленоватой травяной бумаге, героический эпос «Обормоториум» о давнишних подвигах обормотцев, сразившихся со стадом лесных ежей, очень длинную и путаную поэму «Бигринские и бигринские ночи и ночи», написанную забывуном, и даже пыталась читать на древнешкафрумском языке какие-то хвалебные стихи, только вот язык этот был настолько странен, что не понять было – о ком, кто и что там сочинил.