Святая инквизиция (СИ) - Котикова Мария Вячеславовна - Страница 53

Я уже не смогу убить ее. Даже ради всего мира!

Потому что теперь это просто немыслимо для меня. Потому что тот, кто написал такую картину, просто не может быть безоговорочно преданным Инквизиции. Скорее даже наоборот... Хорошо хоть Господин так и не понял ничего, а я - да.

И от этого - страшно...

Эта картина словно бы грань двух миров. Двух жизней и судеб. Двух сущностей, которые на секунду соприкоснулись, чтобы разойтись... Радость и боль, отчаянье и надежда, вера и недоверие, жизнь и смерть... Они сияют драгоценными пятнами на этом полотне среди белого думана отчуждения и равнодушия. Среди нашего мира, который потерялся среди иллюзий.

Не страшно, если тебя ненавидят или презирают. Это просто больно, особенно если эти чувства вдруг испытывают к тебе твои друзья. И они же могут предать. Но в тоже время - осветить жизнь светом и шальным счастьем. Они дают сил жить.

Нельзя боятся любви. Жестокой и беспощадной, но вместе с тем, поразительно хрупкой и какой-то печальной, как и этот зеленый росток, который всеми силами стараются защитить. Да, это чувство может привести к грани жизни, но оно же может и спасти.

Не стоит презирать или недооценивать чувства! Они дают силы жить и бороться. Ради тех, кто заставляет тебя жить и чувствовать...

Но вот чего действительно стоит бояться, так это равнодушия! Холодного, беспощадного и горького равнодушия, когда можно просто убить. Ни за что. Просто так. Потому что захотелось. Хотя, нет... Даже желания не было. А так...

Я не знаю как это объяснить. ДА и разве можно объяснить, что такое это страшное равнодушие?! Его можно только почувствовать, увидеть или понять, но никак не объяснить. Его можно узнать. А некоторые, волею Инквизиции, рождены бесчувственными. Равнодушными. Как Полоз. Когда-то.

А теперь...

Я вижу, как он смеется. Шутит. Заигрывает с этой художницей. Покупает ей пирожные, шоколадки и плюшевого медведя с бантиком на шее. Как он беспокоится за нее. Как бережет и хранит ее.

Как теплеют его изумрудные глаза, когда Полоз думает, что никто этого не видт.

Он не сможет без нее. Потому что зверь, прирученный до такой степени умирает вслед за своим хозяином. Потому что без него жизнь уже перестает сколько-нибудь значить.

Потому что любить - больно. Но эта боль, наверное, самое дорогое, что может случится в серой жизни.

Я знаю. Я тоже любила. Не так, как он, но... достаточно. Однако, это не дало мне шанса ослушаться приказа. А у змея - получится. Даже наступив себе на горло. Даже разодрав о колючую проволоку все тело.

Потому, что пока жива Ольга, у него будут силы бороться. Даже с Инквизицией. Но только стоит огоньку ее жизни погаснуть, как его мир - померкнет. И уже ничего не станет больше значить для него.

Ведь защищать уже будет некого!

Но я теперь молюсь, не о смерти Ольги, а о том, чтобы она прожила как можно дольше. Потому что я не желаю Полозу, чтобы он пережил то, что случилось со мной. Чтобы у него отняли ЕГО АНГЕЛА!

- Красивая картина, не правда ли?

- Наверное...

Цербер понял все раньше меня. Что ж... Пусть так, но все равно - обидно.

- Инквизитор уехал. Отец Михаил - тоже.

- А Полоз где?

- Посуду моет. Ольга же принципиально не стала когда-то покупать посудомоечную машину. Так что приходится по старинке - ручками.

- Он?

- Да.

Странно и неожиданно! Оказывается, наши ученые ошиблись... Никакими генетическими изменениями невозможно выжечь из сердца и души чувства и вписать на их место равнодушие. Даже если очень захотеть. Ведь они - не боги.

- И давно ты знаешь, что Ольга и есть тот художник на которого мы уже столько времени охотимся?

- Давно. После второй или третьей встречи догадался.

- Вот как... И что ж не выдал?

- А зачем?

Равнодушное пожимание плечами. В бокале с вином мелькают красные искры. А за стеной шумит вода и слышатся тихие и приглушенные голоса.

- Но приказ...

- Отдан не мне, а Полозу. А вот он-то ничего не знает.

- Уверен?

- Абсолютно.

- Это хорошо. Он еще может вкусить счастья...

- По-моему он в последние месяцы только этим и занимается. А еще таскается за Ольгой как верный пес!

Скорее ручная змеючка! Черная такая, с зелеными глазками и жутко ядовитая! А еще - злая, когда на нее не обращают достаточного количества внимания.

- А ты, конечно, ревнуешь...

- Вот еще! Шиплю просто... Для порядка. Чтобы Полоз не расслаблялся, а то, еще чего доброго, охмурят и уведут его сокровище! Мучайся нам потом с ним... Успокаивай.

- Так он же ее не отпустит.

- Отпустит, Лилит, отпустит. Потому что хочет, чтобы Ольга была счастливой. Даже если при этом его несуществующее сердце будет разрываться от боли. Или просто сделает так, чтобы она поняла, что тот, другой, не стоит ровным счетом ничего.

Взгляд мой вновь останавливается на лице ангела. Красивом и грустном...

Хорошо, что Господин ничего так и не понял!

- Как думаешь, что дальше будет?

- А ничего. Мы будем жить, служить и исполнять наивысочайшие приказы Великой и Славной Инквизиции. Только не долго это продлится...

- Почему это? Мне кажется, что все только-только стало налаживаться! Этой художнице даже Инквизитор благоволит!

- Вернее сомневается в том, что Ольгу надо убивать, так?

- Да.

- Только вот это все - затишье перед бурей. А она разразиться как раз в Рождество. В тот день, когда весь мир увидит созданную нашей художницей картину.

- Откуда такая обреченность в голосе?

Глаза отводит. Точно что-то знает! Но говорить - не хочет, а придется.

- Ее убъют. Полоз сойдет с ума. А меня с тобой просто прикончат. Наверное...

- С чего это вдруг такая уверенность?

- Потому что все не так, как кажется на первый взгляд...

Что ж, туманный ответ все равно остается ответом. Как ты тут не крути. Но и то - хлеб. Может, до чего и додумаюсь я... Без помощи Цербера.

- А на кухню сейчас не ходи.

- Почему?

Легкий уивок в сторону приоткрытой двери... За которой Полоз нежно целует Ольгу, а та млеет под этим благословенным дождем, прикрыв глаза в которых сейчас наверняка бушует буря...

- Мда... По-моему мы здесь уже явно лишние...

- Пусть ловят счастье за хвост, пока есть возможность. Пусть.

Я завидую им. Отчаянно и до боли. Потому что я тоже хочу, чтобы кто так сильно любил меня. Но - не судьба. И от этого еще горше. В тысячу тысяч раз.

- Поехали домой, Лилит, а?

- Не хочешь им мешать?

А Цербер-то у нас оказывается страдает редкостной болезнью - скромностью! Ишь, как покраснел! Ну прям, как будто, в банку с краской окунули!

- Не хочу, чтобы завтра Полоз открутил мне голову за подглядывание и подслушивание!

* * *

По асфальту медленно растекается моя кровь. Алая в предательском свете фонарей и почти черная там, куда он не долетает. Меня все-таки достали! Упорные оказались ребета... Уважаю. И почти ненавижу.

Но они выполнили задание. Тихо, мирно подкрались сзади в тот момент, когда я меньше всего этого ожидал и нанесли смертельную рану. Мне не выжить. А помощь не придет. Слишком черна моя душа для того, чтобы надеяться на чудо.

Сколько же еще не успелось! Как много... Как мало...

Жизнь утекает из меня по капле. Медленно-медленно. Настолько, что мне даже умирать уже не страшно. Хотя с чего бы это мне боятся вечную спутницу созданий моего ученика? Слишком хорошо усвоившего уроки, которые я давал ему. Слишком ставшему Инквизитор. Как то, Первый, который уничтожил почти треть Земли, а затем заключил нас в желтый купол искусственной атмосферы.

Я своими собственными руками создал настоящее Чудовище! И я не смог исправить содеянное.

Да еще жалко эту девочку, Ольгу... Хорошая она, хоть и хочет притвориться равнодушной и надменной. Гордой. А на самом деле эта Ольга лишь маленький испуганный ребенок, ввязавшийся во взрослые игры, но все-таки сумевший найти свой путь в конце которого есть лишь смерть.