100 великих разведчиков - Дамаскин Игорь Анатольевич - Страница 89

• Предыдущая
• 89/181
• Следующая

В день убийства Троцкого Эйтингон и «Мать» покинули Мехико. Он вылетел на Кубу по иракскому паспорту. Там получил болгарский паспорт и направился в Европу. По приезде в Москву лично доложил обо всём Меркулову и Берии, никаких отчётов не писал.

Едва Эйтингон успел отдохнуть и приступить к новой работе в качестве начальника Особой группы при наркоме внутренних дел, как грянула война. Эйтингон в качестве заместителя Судоплатова участвовал в создании ОМСБОН — Отдельной мотострелковой бригады особого назначения, легендарного спецназа периода Великой Отечественной войны, прославившейся своими операциями в тылу врага. В бригаду брали только добровольцев, которые проходили специальную подготовку для диверсионной работы и выполнения заданий особой важности.

Она вошла в состав 4-го Управления НКВД-НКГБ, которое с первого до последнего дня войны возглавляли Судоплатов и Эйтингон. Это был центр, организовавший разведывательно-диверсионную работу на оккупированных территориях. Помимо самостоятельных операций, управление поддерживало партизанское движение, провело около восьмидесяти радиоигр, в том числе таких знаменитых, как «Монастырь», «Березино» (о них рассказывается в очерках, посвящённых Судоплатову, Скорцени, Канарису, Шелленбергу).

Следует отметить, что из всех советских разведчиков только двое были удостоены полководческих орденов Суворова — генералы Судоплатов и Эйтингон.

Во время войны Эйтингон выезжал в 1942 году в Турцию, где под именем Леонида Наумова руководил подготовкой покушения на германского посла фон Папена. Его было решено ликвидировать, так как в случае отстранения Гитлера от власти генералами вермахта он должен был возглавить правительство Германии, что могло привести её к сепаратному миру с США и Англией. Однако попытка покушения не удалась: мина взорвалась в руках у покушавшегося болгарина Афанасьева. Сам он погиб, а Папен получил лишь лёгкие телесные повреждения.

Есть и ещё одна сторона жизни разведки, где Эйтингон оставил свой след, — «атомный шпионаж».

Ещё в 1939–1941 годах во время пребывания Эйтингона в США ему было предоставлено, как пишет в своих воспоминаниях генерал Судоплатов, «право вербовать и привлекать к сотрудничеству людей без санкции Центра, используя родственные связи». Ещё ранее, в начале 1930-х годов, Эйтингон легализовал на Западном побережье США двух агентов, в том числе зубного врача «Шахматиста» (с ним восстановила связь разведчица Китти Харрис — см. очерк о ней).

Когда под эгидой разведки было создано специальное подразделение, занимавшееся проблемами «атомного шпионажа», его возглавил генерал Судоплатов, а Эйтингон стал его первым заместителем. В числе его заслуг — организация взаимодействия наших спецслужб с учёными-атомщиками.

Ещё одна операция, в которой принял участие Эйтингон, — это контроль за урановыми рудниками в Болгарии. Дело в том, что ещё в феврале 1945 года была получена информация о высококачественных запасах урана в Родопских горах. Руда оттуда была использована при пуске первого советского атомного реактора. Работы велись секретно, но вскоре о них стало известно американцам, и они начали принимать контрмеры, засылая свою агентуру, в том числе и готовившую диверсии. Эйтингон пытался перевербовать американских разведчиков и их жён, но безрезультатно.

Тем временем в СССР были выявлены более крупные и высококачественные месторождения. Чтобы скрыть этот факт и создать у американцев впечатление, что нам крайне необходим болгарский уран, Эйтингон провёл широкие дезинформационные мероприятия, благодаря чему долгое время удавалось вводить их в заблуждение.

Одновременно с этим Эйтингон продолжал заниматься и чисто разведывательной работой. Так, он руководил в 1946–1947 годах подготовкой к выводу за рубеж В.Г. Фишера (Рудольфа Абеля). Кроме того, он вплоть до своего первого ареста 28 октября 1951 года являлся заместителем Судоплатова, начальника Бюро по диверсионной работе за границей. Правда, на практике эта работа ничем не проявилась — к счастью, «холодная война» не переросла в горячую, — но сыграла свою роль в повышении боеготовности страны на случай противостояния со странами НАТО.

Когда Эйтингон был арестован, ему предъявили обвинение в принадлежности к сионистским организациям. После смерти Сталина, 20 марта 1953 года Эйтингона освободили и восстановили в звании, но 21 августа снова арестовали, на этот раз как сообщника Берии. Он был осуждён на двенадцать лет и освобождён лишь в 1964 году, после чего долгие годы работал редактором издательства «Международная книга».

Эйтингон умер 3 мая 1981 года, но реабилитировали его лишь в 1991 году. Ко Дню Победы, 9 мая 2000 года, его детям были возвращены награды разведчика: два ордена Ленина, два ордена Красного Знамени, ордена Суворова, Отечественной войны I степени и Красной Звезды.

Во второй половине 1920-х годов в зарубежной прессе стали появляться «документальные материалы» о «зловещих планах» ОГПУ и Коминтерна, направленных на потрясение экономических и политических устоев западного мира. Внешне подлинность документов не вызывала сомнений — стиль, лексика, реквизиты, подписи должностных лиц — всё было как настоящее. Публикации спровоцировали бурю негодования западной общественности и привели в ряде случаев к тяжким, трагическим последствиям: казням болгарских коммунистов, будто бы готовившим по заданию Коминтерна взрыв собора в Софии, налётам немецкой полиции на советское торгпредство в Берлине и английской на представительство российского кооперативного общества «Аркос» и последующему разрыву дипломатических отношений между Англией и СССР. Престижу и интересам нашей страны, едва начинавшей выходить из международной изоляции, был нанесён тяжёлый ущерб.

В США распространилась сенсационная новость: советская разведка решила подкупить сенаторов Бора и Норриса, с тем, чтобы они способствовали признанию нашей страны Соединёнными Штатами. Это тоже было «документально подтверждено» и вызвало скандал и неприязнь к нашей стране.

Документы исходили якобы из Москвы, но советское руководство знало, что это фальшивки, хотя и изготовленные квалифицированно, со знанием дела. Но кем и где? Разведка должна была ответить на эти вопросы.

После тщательных поисков удалось выйти на первоисточник — организацию, именовавшую себя «Братством русской правды» (БРП). Кропотливо собирали сведения о ней и её руководителе. Им оказался многоопытный и опасный противник, действительный статский советник Владимир Григорьевич Орлов, обосновавшийся в Берлине. В царское время он был следователем по особо важным делам, а затем начальником врангелевской разведки и контрразведки.

О его истинной деятельности знал весьма ограниченный круг лиц. Проникнуть в его окружение мог только очень ловкий человек, к тому же с подходящими анкетными данными. Выбор руководства разведки пал на Н.Н. Крошко.

Николай Николаевич Крошко родился на Тамбовщине, рос в бедности. Родители шли на любые жертвы, чтобы дать ему образование. Гимназию окончил с серебряной медалью. В 1918 году из оккупированного немцами Киева выехал на Дон, в армию Деникина. Потом бежал за границу, в Польшу, работал у Савинкова, имел связи с эмигрантами, в основном из офицерской среды. В 1920 году одной из наших прибалтийских резидентур стало известно, что поручик Николай Крошко разочаровался в эмигрантской жизни и мечтает о возвращении на Родину. Ему было предложено сотрудничество с нашей разведкой, и он его с готовностью принял.

Первые задания оказались несложными. Надо было проникнуть в несколько эмигрантских групп и определить, что они собой представляют: то ли это с горечью тоскующие по прошлому болтуны, то ли это опасные, связанные с разведкой, организации. Задания, при которых Крошко и сам подвергался проверке, он выполнил настолько успешно, что был зачислен в штат внешней разведки, что случалось крайне редко, и стал её кадровым сотрудником под псевдонимом «Кейт».

• Предыдущая
• 89/181
• Следующая