Золотой плен - Грэм Хизер - Страница 70

• Предыдущая
• 70/79
• Следующая

— Мой лорд, Эрин надо позаботиться о себе. Ей необходим сон. А там, в большой зале находится странного вида старик, какой-то сумасшедший, который требует, чтобы ему разрешили посмотреть на ребенка. Он настаивает, чтобы Эрин выпила какое-то дьявольское зелье.

Эрин и Олаф переглянулись и разразились смехом.

Олаф поднял брови.

— Мергвин? — спросил он понимающе.

— Мергвин, — согласилась Эрин.

— Пришли сюда этого сумасшедшего, Мойра, — сказал Олаф. — Эрин непременно выпьет его зелье. Если есть такое снадобье, которое излечивает одновременно и тело, и душу, то это снадобье готовит он.

Олаф встал с кровати, когда Мойра вышла.

— Я покину тебя, моя ирландка, так как уверен, что друид не останется надолго — только посмотрит на ребенка и позаботится о тебе. — На мгновение его лицо исказилось болью. — Я заберу свои вещи из комнаты вечером и буду спать где-нибудь еще, чтобы не тревожить тебя.

Эрин опустила ресницы, ее сердце быстро забилось. Потом она решительно подняла голову и посмотрела в его синие глаза.

— Я буду спать спокойнее, мой лорд, если ты будешь рядом, — прошептала она тихо.

Теплая дрожь пробежала по телу Олафа, ее взгляд каждый раз заставлял его трепетать.

— Ирландка, у меня абсолютно нет желания покидать свою кровать, особенно если моя плоть принесет тебе успокоение. Я с удовольствием буду спать на своем месте.

Он улыбнулся и вышел.

Эрин почувствовала, будто весь мир принадлежит ей. Она вся светилась, когда Мергвин появился на пороге комнаты. Он посмотрел на ребенка, потом обратился к ней с настойчивым предостережением:

— Дочь Аэда, ты будешь слушаться меня и хорошо отдохнешь, восстановишь силы, как я сказал. По меньшей мере, три дня ты не будешь пытаться встать…

Эрин смиренно слушала, улыбаясь от удовольствия и гордости, пока друид долго держал младенца на руках, а потом бережно положил его в прекрасную колыбельку. Она готова была следовать всем советам старого доброго наставника. Эрин покорно выпила его травяную настойку. Счастье переполняло ее. Она не могла сдержать радостного смеха и обхватила старика руками за шею, притягивая к себе.

— О, Мергвин! Я так счастлива!

Мергвин обнял ее, и сердце Эрин дрогнуло. «Все обернулось так хорошо. Почему он не радуется вместе со мной, не восхищается моим ребенком?»

Темнота сгущалась. Если бы он только мог разглядеть путь к свету…

Оказалось, совсем нетрудно проехать в город. Фриггид едва сдерживался, чтобы не разразиться торжествующим смехом.

Но он остался сидеть спокойно на разбитой старой кобыле, свежая дичь болталась, ударяясь о круп лошади. Он остановился во внутреннем дворе королевской резиденции. Невольно восхищаясь своим врагом, рассматривал каменную кладку. Когда же он бросил взгляд вверх и увидел ставни с вырезанными эмблемами волка, то почувствовал прилив ярости.

Фриггид не боялся, что его узнают в городе. Он срезал свою длинную бороду, чтобы иметь возможность пройти неузнанным. Потом надел рубаху ирландских монахов и натянул на голову мрачный шерстяной капюшон. Он нес большую корзину-как целитель, который собирает травы, и к тому же он знал ирландский язык.

Фриггид задержался надолго только на рыночной площади, чтобы освободиться от своего груза, потом направил свою дряхлую клячу опять к большому каменному дому. И снова он не встретил никаких препятствий, войдя в большую залу, так как было известно, что любой мог прийти к королю с жалобой или просьбой. И не имел отказа. В Дублине не было нищих и голодных. Каждому стоило только прийти и попросить, и его накормили бы. Следуя обычаю, Фриггид попросил приюта, и его усадили перед очагом с полной миской тушеной баранины. Пока он ел, он внимательно осматривал всех входящих и выходящих. Слуги были заняты уборкой, какая-нибудь женщина изредка проскальзывала вверх по лестнице.

Фриггид бросил взгляд на эту лестницу. Наиболее вероятно, что Волк спал наверху, так как он бы первым распознал опасность, угрожающую его логову, и схватился бы за оружие.

Никто не обращал внимания на скромного монаха, и он терпеливо выжидал. Когда в зале стало тихо, он молча прокрался вверх по ступеням с жаром мести, пылающим в крови. Из-под своего капюшона он осмотрелся еще раз, и хотя слышал смех женщин из близлежащей комнаты, никто не появился и не окликнул его. Он открыл первую дверь, осмотрел комнату и мгновенно заметил колыбельку с искусной резьбой, подошел к ней, и мрачная улыбка искривила его губы. Сын Волка спал, маленькая золотая головка давала знать, кто, бесспорно, является его отцом. Фриггид осторожно переложил ребенка из кроватки в корзину, так как очень боялся, что тот может проснуться и закричать. Он не хотел навредить ребенку, младенец был всего лишь приманкой.

Фриггид быстро двинулся назад по направлению к двери. Он не думал, что леди Эрин оставит своего ребенка надолго. Но прежде, чем покинуть комнату, он осмотрел ее снова, испытывая при этом черную зависть. От мехов и занавесей на кровати до тщательно отполированных сундуков — вся комната говорила о мире и согласии. Фриггид хорошо мог представить Волка на этой кровати, наслаждающимся самой прекрасной забавой со своей гордой зеленоглазой красавицей.

Пальцы Фриггида сильнее сжали корзину. Дублин однажды ненадолго принадлежал ему. И не Олаф, а он был бы королем, потребовавшим изумительную девушку в награду, и построил бы эту залу как памятник своей победе.

— Наконец я победил тебя, Олаф, — прошептал он громко.

Молча он отворил тяжелую дверь в залу, до него донеслись шаги приближающейся женщины. Фриггид быстро и бесшумно сбежал по лестнице. Он вышел из дома, никто не обратил на него внимания. Кому придет в голову мысль окликнуть оборванного монаха?

Фриггид покинул город, сидя на хромой кобыле, но как только он достиг северного леса, то сорвал свой капюшон, и его смех прогремел на ветру. Его люди, те, кого ему удалось заставить поклясться в верности, ожидали его в лесу с женщиной, готовой принять младенца. Здесь же Фриггида ждала новая лошадь. Вернувшись, он первым делом пристрелил свою клячу.

Фриггид откинул голову, и в лесу зазвенел его холодящий кровь смех.

Эрин напевала, медленно выходя из залы. День начался так прекрасно, так кристально ясно. Она чувствовала себя чудесно с тех пор, как встала. Лейту исполнилось уже три недели, и она была вынуждена приступить к своим обязанностям. Надо было много всего сделать, так как Олаф провозгласил, что католики в Дублине могут отметить Рождество по всем правилам. Наиболее верные викинги ожидали этого дня с интересом, так как Эрин сказала им, что будет грандиозный пир, что всегда приводило их в хорошее расположение духа.

Для Эрин это особенное Рождество. В этот день исполнится шесть недель, как она родила, и она намеревалась обольстить своего мужа и потребовать, чтобы он поверил в ее преданность. И хотя они все еще не говорили о том, что было у них на сердце, они многое испытали, и перед тем как Лейт появился на свет, она твердо знала, что Олаф любит ее.

Она не была Гренилде, но теперь, потеряв брата и дорогого друга, понимала, что и женщина, и мужчина могут погоревать, но все же найти уголок в своем сердце для новой любви. Вероятно, могучий Волк должен понять это сейчас.

По-прежнему улыбаясь и напевая при мысли, что она сейчас увидит спящего сына, Эрин вошла в комнату и подошла к прекрасной колыбельке. Когда она не увидела там младенца, ее мгновенно охватила паника. Волна холода, от которой задрожало тело, и застыла кровь, захлестнула ее. Она заставила себя успокоиться, так как наотрез отказывалась верить, что что-то произошло. Наверное, Олаф или Мойра пришли и взяли его. Но это было не так, Олаф охотился с группой мужчин в западном лесу, а она только что покинула Мойру в солнечной комнате, где они обсуждали блюда для рождественского пиршества.

Может быть, Мергвин, который все еще наслаждался гостеприимством города… нет, Мергвин, хотя он и полюбил горячо дитя, не прикоснулся бы к юному наследнику, не спросив разрешения у нее или у Олафа. Риг? Мэгин? Вряд ли, подумала она быстро.

• Предыдущая
• 70/79
• Следующая