Золотой плен - Грэм Хизер - Страница 62

• Предыдущая
• 62/79
• Следующая

— Ты шутишь.

— Нет, не шучу. Это зависит от того, что ты мне можешь предложить в обмен.

— Я не понимаю, зачем ты насмехаешься надо мной, говоря опять об обмене, — едко выкрикнула Эрин, задыхаясь. — Ты хочешь получить взамен мое тело и обещание, что я буду предоставлять тебе его и дальше, и тогда я смогу поехать к отцу домой? Тогда я скажу «да» мой лорд, так как я уже по опыту знаю, что ты всегда поступаешь как тебе нравится независимо от того, что я решу. Ты, однако, мой муж. Я никогда не боролась против тебя.

Она была удивлена, заметив еле уловимую усмешку.

— С этим, ирландка, можно поспорить. Но нет, Эрин, я не прошу взамен твоего тела. Я не так глуп, леди, ты не можешь предложить мне то, что и так принадлежит мне.

Яркий румянец гнева и унижения появился на ее лице.

— Я умоляю тебя, — отрезала она, — прекрати эти игры, я устала от них. Скажи, могу я поехать, да или нет…

— Мужчина, — перебил он, — любой мужчина, даже викинг, говорит «да» или «нет», сообразуясь со своим настроением. Если он в хорошем расположении духа, расслаблен и настроен льстить, он, наиболее вероятно, скажет «да». Чем больше он получает удовольствия, тем больше сам стремится угождать.

— Олаф! — В ее голосе слышалось рыдание и пронзительный крик. — Что ты все же хочешь от меня? Ты говоришь, что мне нечего предложить в обмен…

— Нет, этого я не говорил…

Он прервал ее тихим голосом, почти шепотом, и, тем не менее, она отчетливо слышала его. Этот звук разлился жаром по всему ее телу, как его прикосновения.

— Я сказал только, — продолжал он, шагнув к ней, — что ты не можешь предложить мне то, что и так принадлежит мне. Но я не хочу женщину, которая вынуждена отдаться мне. Не хочу я и ответного чувства, которое доставит удовольствие. Ты однажды сказала мне, что есть то, что можно брать, а есть то, что можно получить. И это очень мудро, ирландка. Ублажи меня, ирландка. Подойди ко мне сама, отдайся мне…

— Опять ты издеваешься? — резко и холодно сказала она. — Я не могу этого сделать, ведь ты заклеймил меня…

— А, но это как раз и есть обмен. Один должен отдать что-то, а другой, естественно, это получить. Если ты хочешь поехать в Тару, ты должна поднять мое настроение, так как оно очень мрачно сейчас.

— Я не могу… — начала она снова, едва дыша, но ее голос смолк, когда он пожал плечами и отвернулся от нее.

— Тогда, увы, ты останешься в этих стенах.

— Олаф! — Эрин расцепила пальцы и забарабанила кулаками в каменную стену.

Он опять повернулся и взглянул на нее.

— Ты ублюдок! — выкрикнула она.

— Это твое обычное утверждение. Измученная, она продолжала смотреть на него.

— Какая разница…

— О, я полагаю, огромная разница, Эрин. Это сделка. Она продолжала колебаться, как будто ожидала, что время даст ей спасительный ответ.

— Ты ошибаешься, Олаф, так как, если я сделаю даже шаг тебе навстречу, это будет все равно принуждение.

— Нет, Эрин. Ты сама выбираешь. Тебе стоит только вечером сказать мне «нет», и я покину комнату.

— И запретишь мне поехать к отцу! Он пожал плечами.

— Я опять говорю тебе, мужчина в хорошем и добром настроении гораздо уступчивее. И подумай об этом, Эрин. Ты многого просишь после того, как за моей спиной нарушила мой наказ. Все в твоих силах. Вообще-то, предупреждаю тебя, ты должна удовлетворить меня как следует, так как события дня неблагоприятно сказываются на моем терпении.

Эрин вонзила ногти в ладони. Казалось, он всегда выигрывает сражения, используя элемент неожиданности, резкий поворот в ходе атаки. Эта атака оставила ее пораженной и беззащитной. Если бы только она могла взглянуть на него бесстрастно и сказать ему, что ни за что не даст ему то, что он просит.

Олаф действительно делал ее уязвимой и беззащитной. Она была охвачена огнем желания, ей так хотелось сделать шаг… лучше бы он сделал шаг… Это бы не лишило ее гордости. Желание близости затмевало ее разум. Она не могла позволить ему уйти. Ее гордость не шла ни в какое сравнение с тем, что она представляла себе, как Олаф уйдет к экзотической красавице, которая так изумительно танцует.

Он опустил брови, пожал плечами и повернулся еще раз к двери. Эрин не могла больше колебаться.

— Олаф! — Ее голос был отчаянным и резким. Он остановился.

— Я уже все сказал, ирландка, — проговорил он грубо. — Никаких уступок, никаких бесстрастных поцелуев и холодных губ. Ты подойдешь ко мне сама и отдашь себя всю.

Она задрожала, у нее пересохло горло. «Олаф, — умоляла она про себя, — если бы ты сделал шаг навстречу, ты бы нашел все, что просишь. Я боюсь, боюсь, что не смогу. Я боюсь, что мое отяжелевшее тело не сможет так соблазнить тебя, как то, которое так изящно извивалось в танце…»

— Эрин!

Его тихий голос звучал требовательно, и все же она не могла сдвинуться с места. Он заговорил снова, и она поняла, что он действительно мог проникать в ее сердце и ее душу своим синим взглядом.

— Ты, моя жена; более совершенна и прекрасна для меня сейчас, чем когда-либо. Мой ребенок увеличил твой живот, окрасил твои щеки здоровым румянцем и сделал тяжелой твою грудь. В самом деле, Эрин, когда придет срок, твое тело по-прежнему будет для меня наиболее привлекательным. Я не могу измерить глубину моей страсти, ирландка.

Слезы навернулись у нее на глазах. «Не говори со мной нежно, — молила она про себя, — не льсти мне, не говори ласковых слов, они идут не от сердца…»

— Ирландка, я не буду больше ждать. Она подняла глаза, и к ним вернулся огонь. Она не покажет ему больше своих страхов, не обнажит перед ним своего сердца. Он хотел обмен. Она будет достойна своей позиции в этом обмене. Он растревожил ей душу, и она заплатит ту цену, которую он требует, со всем мастерством, на которое способна.

Эрин отошла от окна и остановилась, глядя на Олафа. Потом медленно сняла рубаху. Продолжая смотреть на мужа, она небрежно уронила одежду на пол. Затем направилась к нему, покачивая бедрами, не сознавая, что дрожь и смущение придавали ей очарование, делали ее еще более соблазнительной.

Почему, спрашивал Олаф себя, каждый раз, когда он видел ее, то испытывал наслаждение снова и снова? Он не лгал, когда говорил, что беременность красила ее. Ее шея и плечи были все такие же нежные, груди увеличились и набухли, и вены казались бледными голубыми тропинками, к которым так и тянуло прикоснуться мягко пальцами, ее соски потемнели до темно-розового цвета, поднявшиеся и цветущие подобно распустившимся лепесткам. Он видел и слабую припухлость около ее талии, и округлившийся живот.

Ее ноги не изменились. Длинные, гибкие и соблазнительно стройные. В движениях чувствовалась тайна и врожденная грация, каждый ее шаг отзывался волной соблазна. «Все, что тебе надо сделать, моя жена, — думал он, — это подойти, и ты доставишь удовольствие любому мужчине».

Ему показалось, что предложенный обмен был не равноценен, ведь он позволил ей поехать в Тару. Но сейчас это не имело значения. Он продал бы душу дьяволу в эту минуту. Днем, когда она разговаривала с его братом, ее изумрудные глаза смеялись. Олаф понял, что пожертвует всем ради этой минуты. Он готов был использовать любые средства, чтобы она вот так подошла к нему, протянула руку и смотрела на него с обворожительной страстью.

У Олафа перехватило дыхание, когда она приблизилась. Нежный, едва уловимый запах роз окутывал его. Он мог протянуть руку и ощутить ее шелковые волосы, страстными пальцами ласкать ее полную грудь. Но он не делал этого. Он был внешне спокоен. Эрин остановилась, когда подошла к нему, опустив ресницы. Он не тянулся к ней; он все еще проверял. Она дрожала всем телом, боясь, что не сможет дать ему удовольствия, которое он желал получить. Но он не щадил ее, и она уже зашла слишком далеко.

Уже не могла отступать.

Эрин подняла ресницы, их взгляды встретились. У нее пересохли губы, и она слегка прикоснулась к ним кончиком языка, затем поставила свою обнаженную ступню на пол, чтобы сделать последний шаг. Она стояла перед ним так близко, что чувствовала непреодолимую силу его желания.

• Предыдущая
• 62/79
• Следующая