Фантастика 1975-1976 - Панков Вадим - Страница 98

Но, пожалуй, наибольшей актуальностью, публицистичностью насыщены страницы русской фантастики, рассказывающие о литературе будущего. Это и неудивительно. Все русские фантасты — крупные литераторы, журналисты, активные участники историко-литературного процесса первой трети XIX века. Уже Улыбышев связывал идеальное будущее России с расцветом литературы, даже определенных литературных жанров. В своей утопии он предрекал «обращение к разработкам обильной и нетронутой руды наших древностей и народных преданий», в результате которого «возгорелся поэтический огонь, который светит ныне в наших эпопеях и наших трагедиях». «Нравы, принимая все более и более черты, всегда отличающие свободные народы, породили хорошую комедию, комедию самобытную».

Но литература будущего не всегда так совершенна для других русских фантастов. Не отличает ее и идеальное спокойствие. И странное дело, во многих ее представителях современники без особого труда узнавали черты русских писателей и восстанавливали те отношения, которые существовали между ними в ходе литературной борьбы: например, борьбы «литературных аристократов» с «торговым направлением», «Арзамаса» с «Беседой», между любомудрами и сторонниками «умеренной философии», «Мнемозиной» Одоевского — Кюхельбекера и печатными органами Ф.В.Булгарина.

Рассказчик «Путешествия к центру Земли» Булгарина попадает в мир, состоящий из трех царств: Игноранция (с латинского — «земля незнаек, невежд»), Скотинии и Светонии (состолицей Утопией). Во втором из них — стране «полуобразованности, полуучености, что гораздо хуже невежества», — он видит некоего «гуслита-философа», «малого человека, вроде Албиноса, с мусикийским орудием за плечами», который отрекомендовался ему первым философом и первым мыслителем Скотинии: «Я первый возжег светильник философии и около двух лет тружуся, хотя и не постоянно, над сооружением памятника моему величию, т. е. сочиняю книгу, которая будет заключать в себе всю премудрость веков прошедших, настоящего и будущего времени. Правда, что надо мною смеются и называют меня шутом, но за то я сержусь больно, бранюсь и сочиняю музыку для романсов и песен, которые превозносятся в кругу моих родных столько же, как и моя философия!»

Булгаринская утопия появилась вскоре после того, как в IV части «Мнемозины» была напечатана статья Одоевского «Секта идеалистико-елеатическая», из предисловия к которой следовало, что это глава задуманного обширнейшего «Словаря истории философии» должного вобрать в себя всю мудрость предшествующих веков, «привести ее к общему знаменателю». Здесь же говорилось, что автор трудится над этим словарем «уже около двух лет, хотя и не постоянно» и приглашает всех желающих принять в нем участие. Музыкальная же деятельность Одоевского была общеизвестна. Так что не оставалось никаких сомнений в том, кого изобразил Булгарин в своем «Путешествии».

Одоевский решил не остаться в долгу и в «4338 годе» вывел толпу «литературных промышленников», которые собираются в передней «настоящей науки и литературы» и, «едва годные быть простыми ремесленниками, объявляют притязания на ученость и литераторство», стараясь своим «криком обратить внимание проходящих». «Они большей частью пришельцы из разных стран света; незнакомые с русским духом (намек на нерусское происхождение Булгарина и Сенковского. — В.Г.), они чужды и любви к русскому просвещению: им бы только нажиться, а Россия богата».

Точно такое же разделение есть и в «Тарантасе» Соллогуба. Во время путешествия его героев из Москвы в Мордасы, один из них, Иван Васильевич, начал развивать перед другим — Василием Ивановичем мысль о существовании в России «двух литератур»: «одна даровитая, но усталая, которая показывается в люди редко, иногда с улыбкой на лице, а чаще всего с тяжкой грустью на сердце. Другая наша литература, напротив, кричит на всех перекрестках, чтоб только ее приняли за настоящую русскую литературу, и не узнали про настоящую. Эта литература приводит мне всегда на память сидельцев Апраксина двора, которые чуть не хватают прохожих за горло, чтоб сбыть им свой гнилой товар».

Но литературная борьба свойственна, по Соллогубу, только действительной России. Иван Васильевич, попав во сне в идеальное будущее, узнал, что литература теперь одна и что вся она «честь и слава родины». Враждебные литературные группировки примирились: в России фантастической «нет избы, где вы бы не нашли листка «Северной пчелы» (печатного органа Булгарина. — В.Г.) или книги «Отечественных записок» (орган антибулгаринского направления. — В.Г.)».

Мы рассмотрели только малую часть «прошедшего» русской фантастической литературы, стараясь останавливаться на наименее изученных его страницах. Но сказанного, как нам кажется, вполне достаточно, чтобы заключить: русская фантастика- литературный мир редкой многогранности и яркости, достойный того, чтобы современный читатель узнал его и полюбил.

Среди проблем, подлинная глубина которых начала вырисовываться лишь в последние годы, важное место занимает проблема существования внеземных цивилизаций. Гипотеза о множественности обитаемых миров, не противореча в своей основе ни одному из твердо установленных современной наукой фактов, тем не менее все еще остается гипотезой чисто умозрительной, не подтвержденной экспериментально. Когда мы говорим о возможности ее опытной проверки, то подразумеваем при этом установление контакта с иным разумом — то ли с помощью космической радиосвязи, то ли путем обнаружения гипотетического межзвездного зонда, то ли, наконец, рассчитывая найти в истории нашей планеты свидетельства прилета инопланетных космонавтов. Методы эти относительно независимы, каждый из них имеет свои преимущества и недостатки, и заранее указать, каким именно образом будет впервые доказано существование внеземной разумной жизни, по-видимому, невозможно. Любопытно, что и предложены они были примерно одновременно: в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов. Впрочем, правильнее было бы сказать — вновь предложены, ибо К.Э.Циолковский рассматривал эти методы уже 50 лет тому назад. В частности, это касается и вызывающего столько споров предположения о непосредственном контакте между земной цивилизацией и инопланетными разумными существами. Последовательно развивая свои идеи о значительности роли разума во вселенной, великий основоположник космонавтики писал:

«Мы уверены, что зрелые существа вселенной имеют средства переноситься с планеты на планету, вмешиваться в жизнь отставших планет… Объединяются… все… планеты и солнечные системы… Объединяются… группы солнц и весь Млечный Путь…

Можно считать, что эта могущественная организация может проникнуть на любую планету, например на Землю. Отчего же мы не замечаем до сих пор следов ее деятельности?…

…Отмечено в истории и литературе множество необъяснимых явлений. Большинство их, без сомнения, можно отнести к галлюцинациям и другого рода заблуждениям. Но все ли? Теперь, ввиду доказанной возможности межпланетных сообщений, следует относиться к таким «непонятным» явлениям внимательнее…

Может быть, вмешательство иных существ в жизнь Земли еще не подготовлено развитием большинства людей. А может быть, оно бы повредило человечеству в настоящее время…

Есть и еще ряд явлений, правда в большинстве случаев столь же сомнительных, как и предыдущие. Они говорят нам о проникновении каких-то разумных сил в наш мозг и вмешательстве их в человеческие дела. Я сам два раза в жизни был свидетелем таких явлений и потому не могу их отрицать.

…Я допускаю, что некоторая часть такого рода явлений не иллюзия, а действительное доказательство пребывания в космосе неизвестных разумных сил».[13]

Подход Константина Эдуардовича Циолковского к проблеме Контакта лишь в настоящее время оценен по достоинству. Циолковский рассматривал Контакт, не ограничиваясь посещением Земли некими «межзвездными странниками», но имея в виду влияние космического Разума на земную цивилизацию. Формы этого влияния могут быть различны, и только конкретное исследование позволит что-либо о них сказать. Такое конкретное исследование в задачу К.Э.Циолковского не входило, но он считал своим долгом указать на явления, которые «хоть и естественны, но не могут быть объяснены без вмешательства неизвестных нам существ».