Фантастика 1975-1976 - Панков Вадим - Страница 68

— Как так?! — удивился я.

Мухтар молчал, о чем-то размышляя. Я истолковал это по-своему:

— Значит, ее подозрения обоснованны?

— Да не совсем… — промямлил он.

— Как же тогда понимать тебя?

Мухтар снова промолчал. И я понял: у него есть секрет, который он не хочет открыть.

Вскоре мы пришли к коттеджу Мухтара. Дом стоял на берегу широкой реки — ответвлении Казахской Оби, как назвали географы новый водный поток, повернутый в Закаспий. Вокруг коттеджа был разбит сад. На газонах рдели экзотические цветы.

— А вот там, — и Мухтар показал на уютный домик, ослепительно белый на фоне леса, росшего в излучине реки, — живет Айсенем.

— Выходит, невеста по соседству? — пошутил я.

Мухтар улыбнулся и нажал кнопку на панели входа. Мягко раздвинулись створки, и мы вошли в холл, затем в большую комнату, Из которой еще одна дверь вела, очевидно, в смежную. Я пытался открыть эту дверь, но она не поддалась. Автоматика, что ли, заблокирована?

— А ну открывай, Сезам, — обратился я к Мухтару. Тот выжидательно наблюдал за моими действиями. — Или там у тебя ханская казна?

Мухтар принужденно усмехнулся:

— Пошли-ка лучше на кухню. Вместе плов сварим.

«Все ясно, друг Мухтар, — подумал я. — Ты что-то скрываешь».

Придя в кухню, мы принялись за дело. Я начал чистить овощи, а Мухтар — рубить баранину. Спустя несколько времени я с наигранной обидой сказал:

— Говорят, у настоящих друзей нет секретов друг от друга. А ты что-то скрываешь, верно?

Тоном, каким успокаивают малое дитя, Мухтар ответил:

— Никакой особенной тайны нет. Есть проблема, над которой потею не один год.

— Что за проблема?

— Характер проблемы определят результаты, — уклончиво сказал Мухтар. — Они еще неясны… В общем, за дверью — моя личная лаборатория. Конечно, я оборудовал ее с разрешения ученого совета. Так надо было.

Я был крайне удивлен.

— Ну что ж… Если так, я рад. И все же, надеюсь, ты скажешь мне.

— В любознательности ты перещеголял даже Айсенем, — улыбнулся Мухтар.

— А что… она тоже?

— Надоедала похуже тебя. Я ведь говорил, что она ревнива?… В одну из ночей она пришла ко мне — как раз в момент «экспериментум круцис».[1] Автомат двери, как всегда, был заблокирован мною. Когда я приоткрыл створку — Айсенем едва не прошмыгнула у меня под рукой. Пришлось остановить… Она возмутилась:

— Что там у тебя? Я хочу взглянуть!

— Да ничего интересного.

— Так ли, милый? Тогда, открой.

— Нет, дорогая Айсенем.

— А?!

— Очень прошу, не сердись на меня. Там лишь приборы. И больше ничего.

— Которые нельзя показать любимой девушке? — насмешливо протянула Айсенем, — Ложь!.. — И ее карие глаза засверкали гневом. — Кого ты скрываешь здесь?

От ее кулачков, которыми она яростно колотила в дверь, коттедж заходил ходуном.

— Ах, даже так? — сказал я. — Не пустил невесту?! Ну, знаешь…

— Да разве женщины способны хранить секреты? — Мухтар сделал вид, что страшно рассердился.

И я оставил его в покое.

Плов сварился, мы накрыли круглый столик в большой комнате и с аппетитом поели.

Когда я убирал посуду, мой взгляд упал на дутар, прислоненный к этажерке с книгами. Я взял инструмент и протянул его Мухтару:

— Ну-ка, друг, сыграй что-нибудь из того, что исполнял в студенческие годы.

Мухтар как-то по-особенному взглянул на меня:

— Лучше я сыграю мелодию, которую ты никогда не слышал.

Он настроил дутар и начал играть. Сперва мелодия звучала глуховато. Потом, набирая темп, стала разливаться полноводной рекой. Журчащие потоки звуков хватали меня за сердце, а порой ласково-печально омывали его. Минорный оттенок мелодии нарастал, ширился, зазвенели тоска и плач, безысходная грусть… Они рождали во мне волну новых, неизведанных ранее эмоций. Мухтар с закрытыми глазами раскачивался в такт мелодии, словно заклинатель духов. Его пальцы мелькали с неуловимой быстротой, свидетельствуя о незаурядном мастерстве исполнителя. Все мощнее, полнозвучнее лилась мелодия… Не помню, сколько она длилась, — я забыл все на свете. И даже не заметил, как умолкли струны.

— Замечательная музыка! — сказал я, с трудом вернувшись к реальности. — Кто ее написал? У кого ты научился?

Мухтар неопределенно усмехнулся:

— У одного здешнего аксакала. Это старинная мелодия Хорезма. Она звучала еще во времена сельджукских султанов и хорезмшахов. Говорят, она состоит из семидесяти двух мотивов. То, что играл я, — лишь кусочек, дошедший до нас.

Он немного помолчал и вдруг сказал:

— Приоткрою тебе кусочек и моей тайны… Если проблема получит разрешение — могут вновь родиться на свет потерянные мелодии Хорезма.

— Ты меня запутал, — признался я. — По какой же отрасли знания твоя работа? Медицина или музыка?

— Все вместе… — тонко улыбнулся Мухтар.

Он встал с диванчика, опять странно поглядел на меня я сказал:

— В общем, слушай… Как историк и знаток философии, ты, наверно, согласен с постулатом: «Вещи, вещество не исчезают, а переходят из одной формы в другую».

— Да, примерно так это звучит.

— Однако долой абстрактные дефиниции! Проще говоря, возьмем воду. Ее можно превратить в кислород и водород, то есть перевести в невидимую и неосязаемую руками человека форму. При желании воде можно придать первоначальный вид — жидкого, так сказать, полимера. Физика давно это умеет… А я надеюсь, что и биология станет вровень с физикой.

— Утопия! — Я сделал вид, что не поверил.

Мухтар хмыкнул и ушел в лабораторию. Спустя несколько минут он вернулся. В руках он держал полусферический сосуд.

— Эта голубая жидкость оживляет мертвые клетки организма.

— Эликсир жизни, так и не найденный алхимиками? — ввернул я, пытаясь шуткой скрыть смущение.

— Нет, почему же? — холодно отпарировал задетый Мухтар. — Мы назвали ее сигма-полимером. Больше ничего не скажу. Пока достаточно! Иди спать. Я еще поработаю.

И он скрылся за дверью лаборатории. Тихо щелкнуло заблокированное реле автомата. Гм, прямо перед самым моим носом…

Следующий день был выходным.

Рано утром Мухтар пригласил в дом Айсенем. Когда я вышел ей навстречу, Мухтар сказал:

— Прошу тебя, Айсенем, сопроводи гостя. Он хочет полюбоваться возрожденным Куня-Ургенчем.

— А разве ты не идешь с нами?!

Он несколько смущенно пробормотал:

— Не могу, милая. Много работы. Пойми меня правильно.

Айсенем подозрительно смотрела на него, собираясь что-то сказать, но сдержалась.

— Что ж, я готова, — сухо произнесла девушка.

И мы отправились в путь.

…Наконец-то сбылась моя давняя мечта! Вот я стою здесь, и передо мной всемирно известный Куня-Ургенчский минарет. Или вот изумительный мавзолей Торебег Ханум. Старинные часовни, дворцы, здания, возвращенные из небытия руками зодчих начала XXI века, в торжественном спокойствии окружали просторную площадь. Великолепные орнаменты, украшавшие их, казались мне песней без слов — гимном тем мастерам из народа, которые в глухую пору средневековья сумели создать подобные шедевры… Не видно ни конца, ни края этому волшебному городу, где можно без конца любоваться куполами небесно-голубого цвета, переливами красок, впитывать каменную симфонию минаретов и дворцов. Как прекрасен купол Текеш-шаха! А величественный Караван-сарай? В моем сердце медленно поднялась волна чувства, восхищение силой человеческого гения.

Почти час простоял я перед минаретом — не мог отвести от него глаз.

— Наверно, самый высокий в Азии? — спросил я Айсенем.

— Во всем мире, — поправила она. — Особенно пришлось потрудиться строителям над его верхней частью. Ведь войска Чингисхана разрушили большую часть вершины.

Помолчав, Айсенем без всякого перехода сказала:

— Мухтар очень странный человек… Первые дни, когда он приехал сюда, вообще не выходил из этих мавзолеев и минарета. Можно было подумать, что он стал жертвой каких-то древних чар. Ночами он где-то пропадал… я ревновала, — смущенно сказала девушка. — Однажды его не было целые сутки. «Может, заболел?» — подумала я. И пошла к нему домой. Там его не оказалось. Я бросилась на поиски, дала знать сотрудникам института… Четыре мини-вертолета искали Мухтара и наконец обнаружили его на окраине зеленого городка Кырк Гыз. Мухтар был без сознания. Много дней пролежал он в больнице — не спадал жар. И что удивительно: к груди он прижимал какой-то прибор с полой трубкой. Никто не мог оторвать его, как ни старались. Очень крепко держал Мухтар… Не одну ночь просидела я у изголовья больного. Временами Мухтар бредил: «Найду! Где бы ты ни таилась — найду!..»