Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого - Мессадье Жеральд - Страница 62

• Предыдущая
• 62/89
• Следующая

Не для вас, Филокал, я рисую эти ужасающие картины. Друг человечества никогда не станет его гонителем. Но нескромность, сын мой, эта властная потребность удивлять и восхищать — вот та пропасть, о которой я предупреждаю вас. Сам Бог оставляет людям заботу покарать нескромного священнослужителя, который позволил взгляду невежды проникнуть в таинственное святилище. О Филокал, да будут вам мои невзгоды беспрестанным напоминанием! Я тоже знавал счастье, щедро осыпанный благодеяниями неба, наделенный таким могуществом, какое человеческий ум не в силах и постичь…»

Звяканье конской упряжи заставило Себастьяна поднять голову. В морозном воздухе разнеслись голоса. Он узнал их и встал. Мальчик в шубе и меховой шапке бежал к дому, крича:

— Себастьян! Себастьян! Вот и мы!

Франц и садовник помогли принести багаж. Комнаты были готовы. Александр, Даная и юный Пьер приехали провести с ним рождественские праздники и встретить Новый год.

Себастьян давно запасся шампанским, рейнским, бордоским, анжуйским и перебрал в памяти рецепты приготовления каплунов, индюшек, рыбы и соусов к ним. Изобрел бесчисленные десерты для своего внука.

Первый, кто бросился в его объятия у подножия лестницы, был Пьер.

Станет ли внук когда-нибудь одним из его читателей?

Вскоре после отъезда Александра, Данаи и Пьера, утром 8 января 1770 года, почтовая карета доставила ему из Роттердама пакет, обильно украшенный гербами и печатями. Себастьян прочел надпись: от адмирала русского флота. Зачем он понадобился адмиралу? Письмо было написано по-русски. Содержание озадачило Себастьяна:

«Дражайший друг!

Пользуюсь заходом в Соединенные провинции, чтобы сердечно вас поблагодарить за рецепт пресловутой aqua benedetta, который вам угодно было сообщить моему брату Григорию. Я немедленно приказал ее изготовить. Благотворные свойства сего снадобья еще раз подтвердились, ко всеобщему удовольствию.

Оно оказалось очень кстати при выполнении миссии, которой я облечен, поскольку, как вы наверняка знаете, государыня императрица назначила меня адмиралом нашего флота на Балтике. Мы сейчас держим курс в Средиземное море, где намереваемся напомнить туркам, что с нами шутки плохи.

Хочу надеяться, что мы сможем повидаться в каком-нибудь средиземноморском порту, где я лично сообщу превосходные для вас новости. А пока посылаю вам предваряющий подарок.

Ваш верный и сердечный друг, адмирал русского флота граф Алексей Орлов. 5 января 1770 года по вашему календарю».

Алексей Орлов — адмирал? Это же вызов здравому смыслу! Как офицер императорской гвардии, наверняка ни разу не ступавший ногой на палубу, может командовать боевыми кораблями? И о каком «предваряющем подарке» идет речь? И какие «превосходные новости» Орлов собирается ему сообщить? Себастьяну понадобилось некоторое время, чтобы вновь поймать нить своего вдохновения. Он вздохнул и продолжил писать:

«…Повелевая гениями, которые управляют миром, радуясь творимому мною благу, я наслаждался в лоне обожаемой семьи блаженством, которое Предвечный дарует своим любимым чадам. Одно мгновение сгубило все. Я проговорился, и все испарилось, словно облако. О сын мой, не повторите моей ошибки. Да не станет пустое желание блистать в глазах мира причиной вашей погибели. Вспомните обо мне: я вам пишу в застенке, истерзанный пытками! Подумайте, Филокал, что рука, начертавшая эти строки, несет на себе отпечаток отягчающих ее оков. Бог меня покарал. Но что я сделал жестоким людям, мучающим меня? По какому праву они допрашивают служителя Предвечного? Они выпытывают у меня доказательства моей миссии. Мои свидетели — чудеса, защитники — мои добродетели, незапятнанная жизнь, чистое сердце.

Но что я говорю? Имею ли я еще право жаловаться? Я проговорился, и Всевышний оставил меня, отдав, обессиленного, фуриям гнусного фанатизма. Рука, некогда способная опрокинуть целое войско, сегодня едва может поднять сковавшие ее цепи.

Но я заблуждаюсь. Мне надобно возблагодарить извечную справедливость. Бог-мститель простил свое раскаявшееся чадо. Воздушный дух, пройдя сквозь стены, отделяющие меня от мира, напоенного светом, предстал передо мною и положил предел моему заточению. Мои несчастья кончатся через два года. Войдя в мою темницу, мучители найдут ее пустой, очищенной четырьмя стихиями, столь же чистыми, как гений огня…»

Себастьян отложил перо и перечитал написанное. Нахмурился. Что же такое он написал? О чем рассказывает? Некоторое время он пребывал в растерянности. Потом понял.

Он описал собственное освобождение, испытанное каждым тамплиером, каждым масоном после прохождения инициационных испытаний смертью и застенком. Свобода!

Всякая жизнь есть инициация. По крайней мере для тех, кто это знает.

Себастьян решил проиллюстрировать текст.

— От адмирала Алексея Орлова графу де Сен-Жермену! — объявил прибывший верхом из Нюрнберга нарочный, протягивая Себастьяну березовый ящик. Был конец февраля.

Когда гонец уехал, Себастьян открыл ящик. Какая-то одежда. Синий плащ с золотыми галунами и пуговицами. Новый. Кафтан того же сукна. Белые штаны до колен. Камзол. Перевязь. Военный мундир? Не хватало только сапог.

На дне лежала записка:

«Мой дорогой друг, поздравляю! Государыня императрица жалует вас чином генерала в своем третьем пехотном полку. Вы отныне генерал Михаил Салтыков. Я самолично вручу вам грамоту, подписанную ее рукой. Соблаговолите надеть этот мундир, когда я назначу вам встречу. А пока молитесь за меня.

Адмирал Алексей Орлов».

Себастьян остолбенел. Сначала Алексей адмирал, а теперь и сам он — генерал? Это что, способ императрицы отблагодарить их за услуги, оказанные престолу? Означает ли это, что ему придется командовать русскими войсками? Но где? Когда? Если Екатерина отправила Алексея сражаться с турецким флотом, она и его вполне способна услать в какое-нибудь пекло, на тот или иной фронт. Во всяком случае, своих друзей императрица не забывает. Себастьян сложил мундир, свалившийся на него как с луны, и убрал в ящик. Алексей явно готовит какое-то театральное действо. Наверняка нарочно прихватил с собой мундир из Санкт-Петербурга. После таинственного январского письма — новый сюрприз.

Себастьяна заинтриговала выбранная для него фамилия. Салтыков?[38] Ведь это же «красавчик Серж», первый любовник Екатерины II и, как подозревали, отец царевича Павла. При чем же тут он?

Все эти тайны мог раскрыть только сам Алексей Орлов. Но когда же они увидятся?

Он продолжил писание своего труда, который решил озаглавить «Пресвятая Тринософия».

«…Я вернусь на прежнюю славную высоту, на которую был вознесен божественной добротой. Но как же еще далеко это время! Какими долгими кажутся два года тому, кто проводит их в муках и унижениях. Не довольствуясь ужаснейшими пытками, которым я подвергся, мои мучители измыслили средство еще более надежное, еще более гнусное. Они обрушили на мою голову бесчестье, опозорили мое имя. Теперь даже дети с ужасом отшатываются, когда случайно приблизятся к стенам моей тюрьмы; они страшатся, как бы какой-нибудь смертоносный пар не просочился из узкого окошка, едва пропускающего, словно с сожалением, луч света в мою камеру. О Филокал, этим жестоким ударом они хотели меня добить.

Не знаю еще, смогу ли я передать вам этот труд из моего узилища. Я сознаю, как трудно обмануть бдительность тех, кого мне пришлось победить, чтобы его закончить. Без всякой помощи я сам собрал элементы, которые мне были необходимы. Огонь лампады, пара монет да толика химических веществ, ускользнувших от пристального ока моих палачей, произвели те краски, которые украшают ныне плоды моего тюремного досуга.

• Предыдущая
• 62/89
• Следующая