Магия обреченных - Клюева Варвара - Страница 60

– Нужно бы управиться до рассвета, иначе торговцы, что снабжают дворец провиантом, поднимут в городе панику.

Вайтум и Джинакс, безмолвно согласившись с товарищем, прибавили шагу. Парк был пуст, только в конце аллеи на подходе к дворцу, магам попалась на глаза неподвижная парочка, застигнутая заклинанием Вайтума на садовой скамейке. У входа во дворец возникла небольшая заминка – пришлось читать заклинание, чтобы удалить от двери двух гвардейцев и отодвинуть засовы, закрытые изнутри. Если не считать двух дюжин застывших в разных позах полотеров, между которыми сгорны вынуждены были лавировать, других препятствий не возникло.

Руководствуясь точными указаниями Мирама, с которым Отрикс поддерживал магическую связь, они легко нашли дорогу к золоченой клетке, где сидел взаперти Малих. Там еще раз пришлось повозиться с караулом и запорами. Но вот наконец заветная дверь была открыта.

Малих стоял сразу за порогом, бледный и напряженный.

– Так это вы! – с облегчением выдохнул он, узнав товарищей. – А я уж думал – палачи! – Он коротко обнял Джинакса, потом Вайтума и последним – Отрикса. – Вы все-таки пришли за мной! Спасибо, друзья. Не то чтобы мне жилось так уж скверно…

– Извини, Малих, но сейчас не время для чувствительных сцен. Быстро собирайся, если у тебя есть, что собирать. Мы немедленно уходим отсюда.

– Ну нет, Джинакс, это ты меня извини. Я никак не могу уйти отсюда немедленно. У меня здесь, во дворце, есть одно совершенно неотложное дело. – Тут Малих пристально посмотрел Джинаксу в глаза. – Кстати, похоже, что и у тебя, друг мой, тоже.

Хайна проснулась от внезапно наступившей тишины. Тишины какой-то неправдоподобной, всеохватной, потусторонней. От нее по всему телу бежали мурашки, закладывало уши и холодело в груди.

Жизнь во дворце никогда не замирает полностью. Когда заканчивает работу и погружается в сон армия дневных слуг, появляются ночные – полотеры, мойщики стен, чистильщики напольных ковров. Даже в самые глухие предрассветные часы чуткое ухо уловит отзвуки приглушенного разговора, слабый шелест щеток, тряпок, метелок, позвякивание оружия и шпор – лепту гвардейского караула. Правда, Хайна эти звуки слышала редко, потому что все они тонули в похрапывании, а то и в грозном раскатистом храпе спящей Ланы.

А тут вдруг разом смолкло все – храп, сопение Зельды, которая спала за ширмой, далекие голоса слуг, их щетки с метелками, побрякивающие шаги гвардейцев. Словно Хайна перенеслась из дворца в пещеру, погребенную под снежной лавиной. Но она знала, что никуда не переносилась. Крохотный огонек, помигивающий в прикрученном на ночь светильнике, почти не рассеивал окружающей темноты, но все же позволял видеть достаточно, чтобы Хайна могла узнать дворцовую опочивальню. И потому тишина была необъяснимой, пугающей, зловещей…

– Ба! – тихонько позвала девочка.

Тишина.

– Бабушка!.. Зельда!!!

Собственный крик едва не оглушил ее, но не пробудил к жизни другие звуки. Разве что звон в ушах. Хайна собралась с силами и села. С тех пор как она пришла в себя пять дней назад, сил у нее заметно прибавилось. Вчера ей впервые удалось встать и даже немного походить, опираясь на руку Зельды. Правда, Лана, застигнувшая их во время «прогулки», здорово отругала обеих и отправила Хайну обратно в постель, а Зельду – за ширму, толочь железный корень. Но ее напускная суровость никого не обманула. Было видно, что бабушка довольна тем, как быстро Хайна идет на поправку.

Девочка дотянулась до светильника, стоявшего на тяжелой бронзовой подставке между ее кроватью и ложем бабушки, и подкрутила колесико, увеличив огонь. Темнота сразу отодвинулась, отступив за край широченной кровати, в уголке которой притулилась маленькая Лана. Хайна выскользнула из-под одеяла и подошла вплотную. В первую минуту ей показалось, что с бабушкой все в порядке. Лицо спокойное и уже не такое измученное, как раньше. Меньше чернота вокруг глаз и даже морщины как будто немного разгладились. Единственное, что настораживало, – беззвучность дыхания. Старики – не младенцы, они не могут дышать так тихо.

Придерживая рукой распущенные волосы, Хайна наклонилась и поднесла ухо почти к самым губам Ланы, но ничего не услышала. И щекотки, которая бывает, когда тебе дышат в ухо, тоже не почувствовала. Уже в панике девочка попыталась перевернуть бабушку на спину, чтобы приложить ухо к ее груди. Но Лана не шелохнулась даже когда Хайна уперлась в ее плечо изо всех сил. Конечно, сил было пока маловато, но не настолько же! Такое впечатление, будто она пыталась ворочать огромную каменную глыбу, а не маленькую спящую старушку.

– Зельда! Зельда! Помоги мне!!!

Ни звука в ответ. С трудом передвигая дрожащие ноги, Хайна поплелась к ширме. Зельда была там. Лежала, разметавшись, на своем топчане и тоже не дышала. Хайна взяла подругу за руку, но оторвать руку от постели не смогла. И тут ее накрыло таким ужасом, таким отчаянием, что она не выдержала и зарыдала в голос. Как ни странно, это помогло, и вскоре девочка сумела привести в порядок мысли.

«Если бы они просто умерли, то не стали бы такими… окаменевшими. И не могли же умереть все сразу – полотеры, мойщики, гвардейцы. Это больше похоже на злые чары. Может быть, какой-нибудь Верховный лорд решил отомстить за смерть лорда Региуса и напустил заклятие сразу на всех, кто живет во дворце? А почему тогда оно не подействовало на меня? Может быть, потому что я – сгорнийка, а заклятие наслано на нагорнов? Нет, вряд ли. Зельда говорит, что в мойщики и полотеры чаще берут сгорнов, потому что они очень выносливые и добросовестные. Если бы заклятие не подействовало на них, они бы подняли шум. Наверное, дело в том, что я ведьма… Да, но Лана тоже ведьма, а ее околдовали. Правда, она всегда говорила, что мой Дар не похож на… О Хозяйка! Какая же я глупая! У меня же есть мой Дар, я могу попробовать их исцелить!»

Хайна вернулась к Лане – за нее девочка боялась больше, все-таки бабушка уже совсем старенькая – и сосредоточилась. Медленно потекли минуты. Девочка неотрывно смотрела на язычок пламени в светильнике и старалась ни о чем не думать. Но вот огонек поплыл, удаляясь, и Хайна оказалась в темноте бесконечной пещеры. Перед ней на невидимом возвышении лежала темная фигурка в светящейся оболочке. Точнее, даже в двух оболочках, ибо на фоне золотистого свечения ясно различался тонкий ободок голубого.

Хайна уже знала, что золотистый свет отвечает за жизненные силы человека. Чем шире и ярче светящийся слой, тем больше у человека здоровья. Золотистая оболочка Ланы была не очень яркой, к тому же ее покрывала паутинка трещинок – точно на старой кружке с потрескавшейся глазурью. Но так же, как трещинки на глазури не нарушают целостности кружки, так и паутинка не нарушала цельности светящейся оболочки. Это было ясно, потому что Хайна, как ни вглядывалась, не заметила никаких следов серебристого дымка, который сочился бы наружу, если бы оболочка была повреждена.

Из двух-трех дюжин нагорнов, кого Хайна успела исцелить до своей болезни, голубой ореол окружал только Лану. Девочка пришла к выводу, что это признак Дара нагорнийских целительниц. У вестниц тоже был второй ореол, но другого цвета – нежно-зеленого. По крайней мере именно такой окружал мать и сестру Алмели, на которых Хайна как-то из любопытства взглянула, перенесясь в свою пещеру. Голубое свечение было ровным и довольно ярким, без заметных изъянов.

Понимая, что паутинка тонких черточек на золотистом ореоле для жизни Ланы не опасна, Хайна тем не менее решила ее убрать. Все равно ничего другого ей не оставалось. Ее надежда, что злое заклятие оставляет какие-то следы, которые она сможет увидеть и уничтожить, не оправдалась.

Девочка склонилась над темной фигуркой со светящимися очертаниями и начала водить над ней руками, от которых исходило мощное золотое сияние. Сперва казалось, что справиться с черточками-паутинками будет нетрудно – они исчезали, стоило Хайне «погладить» их два-три раза. Но как только девочка переходила на другое место, уже замазанные черточки начинали проступать снова. Она возвращалась и снова «латала» прежние трещинки, а они, исчезнув, вылезали опять. Хайна с одним только бабушкиным лицом провозилась не меньше получаса, но до конца от паутинки так и не избавилась.