Пропавшие в Стране Страха - Слаповский Алексей Иванович - Страница 53

• Предыдущая
• 53/70
• Следующая

А может быть дочерью Страхова Танька?

Тоже может. Почему? Хотя бы потому, что она болеет самофобией, то есть боязнью самой себя (хотя в последнее время у нее эта болезнь, кажется, заметно поубавилась). Доктор Страхов придумал отправить ее к сверстникам, чтобы ей было повеселее. И потом, дочь профессора, зная, что ее кто-то может попытаться обнаружить, постарается быть незаметной. Анька – лидероманка, она стремится быть на виду, а Танька к этому не стремится.

Тут размышления Вика и споры страбынетов были прерваны какими-то звуками.

Они прислушались.

– Стреляют! – сказал Васька.

– И все ближе! – заерзал на стуле Шустрик.

Если бы они не были заражены страхом, они, конечно, помчались бы посмотреть, кто стреляет, зачем, нельзя ли как-то принять участие. Но теперь им было не стыдно пугаться, и они испугались.

Только Эдька сохранял хладнокровие.

– Никакой паники! – приказал он. – Будем укреплять дом!

Матвей Унциферов оказался дельным полководцем. Он предположил, что войска Бешеного Генерала вот-вот должны сделать вылазку. Значит, к этому нужно приготовиться. Отобранного у патрулей оружия было недостаточно, поэтому Унциферов распорядился смастерить пращи, луки, арбалеты, пики. Любострахи под его руководством окружили расположение военной части ямами-ловушками, прикрытыми ветками и травой. В одной из пещер устроили склад продуктов и вещей первой необходимости – на случай, если придется отступать: эта пещера тогда будет последним рубежом обороны.

Но самым трудным оказалось мобилизовать население, состоящее почти поголовно из боян, а бояне, как вы помните, означает – люди, которые БОятся НЕ успеть, не сделать, не соответствовать тому, чему принято соответствовать. В этом и заключалась проблема: инициативная группа, направившая к Унциферову делегацию, на следующий день засомневалась в правильности своей инициативы. Они сомневались, как и прочие бояне, чему правильнее соответствовать – настроениям бунта или настроениям противоположным: может, не надо бунтовать, заниматься своим делом и все как-нибудь обойдется? Надо учитывать и то, что они, не получив привычной дозы стабилизатора, чувствовали себя крайне неуверенно, страх у них обострился.

Тут пронесся слух об эпидемии. Как он возник, кто его распространил, неизвестно. Может быть, это было сделано не без участия БГ в целях создания паники. Напуганные бояне шепотом передавали друг другу новость: в больнице Страхова кто-то подхватил сильнейший вирус страха и этот вирус уже распространяется с ужасающей скоростью. Но были и те, которые утверждали: нет, не вирус страха, а вирус смелости. И заражают им людей нарочно – чтобы они потеряли осторожность и бросились с голыми руками на войска, на пули и гранаты.

Бояне – народ мнительный. Стоит в присутствии боянина рассказать о какой-то болезни, и он тут же обнаруживает у себя ее симптомы. Поэтому те, кто услышали про эпидемию страха, почувствовали себя настолько напуганными, что готовы были залезть под свои рабочие столы, если были на работе, или под кровати, если были дома, и не высовываться, а те, кто услышал про эпидемию смелости, поймали себя на том, что задиристо посматривают по сторонам и могут, если понадобится, броситься с голыми руками на войска, на пули и гранаты. Чтобы не допустить этого, сдержать себя, некоторые, как и напуганные, залезли под столы и кровати, привязав себя для верности и выкрикивая оттуда смелые и агрессивные слова о необходимости бороться за свободу.

Унциферов лично обходил всех и убеждал, что слухи преувеличены, что никакой эпидемии нет. Они не верили. Тогда Унциферов поступил по-другому. Да, сказал он, возможно, эпидемия началась, но еще не разгорелась. Если остаться здесь, в подземелье, то повально и неизлечимо заболеют все. Боян с симптомами трусости он убеждал, что самое страшное место именно под столом и под кроватью, а боян с симптомами смелости уговаривал выйти и реализовать эту смелость, иначе можно впасть в опасное состояние гнева, направленного на самих себя. Вы просто на себя руки наложите, не находя применения своей храбрости, доказывал он смелым боянам.

Главное было сделано: бояне стали собираться перед расположением воинской части. Трусливые в массе чувствовали себя более защищенными, смелые стали еще смелее. Унциферов знал, что толпа подобна сухому хворосту, сложенному в кучу, достаточно одной искры, чтобы она загорелась. Но искры все не было, поэтому он сам ее организовал: заслал в гущу боян любостраха, одетого, как все они, и тот крикнул громко и взволнованно:

– Свобода или смерть! На штурм!

– Свобода или смерть! На штурм! – тут же подхватили все, и Унциферов, пользуясь моментом, начал раздавать палки, луки, арбалеты и пращи. А кому не досталось, просто камни.

Пронзительно затрубила труба, открылись ворота, и выехали три бронетранспортера. БГ хранил их в тайных, строго охраняемых пещерах, и вот настал момент продемонстрировать мощь военной техники. Она была неуязвимой: все люки и щели закрыты, кроме маленьких отверстий-бойниц, откуда высовывались дула автоматов, и амбразуры водителя, защищенной толстым стеклом.

Унциферов приказал открыть огонь и сам несколько раз выстрелил, но это было все равно, что мухобойкой стучать по бегемоту: бронетранспортеры продолжали ползти, угрожающе урча.

Из бойниц начали стрелять. Стреляли, правда, не по людям, а в воздух, но бояне страшно перепугались. То есть перепугались те, кто считали себя зараженными вирусом страха. Они тут же побросали оружие и пустились наутек. Те же, что считали себя смелыми, поступили ненамного умнее – подскочили к бронетранспортерам, тыкали их палками, стреляли в них стрелами, сделанными из веток с самодельными наконечниками из консервной жести, бросали в броню камнями, а некоторые просто стучали кулаками. Находящимся внутри солдатам это, естественно, не причиняло никакого вреда.

Но вот один из бронетранспортеров резко дернулся, накренился набок: застрял колесом в яме-ловушке. Мотор взревел, машина пыталась выехать, колеса бешено крутились на месте, из-под них летела пыль и щебенка.

Солдаты рискнули: выскочили из бронетранспортера и начали подкладывать под колесо доски и толстые палки.

– По врагам – пли! – приказал Унциферов и выстрелил в сторону солдат, но промахнулся.

Остальные же и вовсе не выстрелили, никто из них никогда не стрелял в живых людей. Они были экстремалы, они не раз рисковали собственной жизнью, но жизнью других рисковать не привыкли, не умели.

Тогда Унциферов скомандовал:

– Окружить!

И любострахи окружили страхолюбов и начали кричать:

– Сдавайтесь!

Но страхолюбы, считая, что они сильнее, наставили на любострахов свои автоматы и тоже закричали:

– Сдавайтесь!

В это время солдаты из двух других бронетранспортеров выскочили, окружили кольцо любострахов и тоже закричали:

– Сдавайтесь!

А бояне окружили этих страхолюбов и тоже закричали:

– Сдавайтесь!

Так они и стояли вокруг завязшего бронетранспортера четырьмя кольцами, и все кричали: «Сдавайтесь! Сдавайтесь! Сдавайтесь» – и совершенно непонятно было, кто же кому должен сдаться, а стрелять никто не мог, потому что слишком велика вероятность попасть в своих.

В довершение всего показался джип с открытым верхом, в нем стоял БГ, он размахивал пистолетом и кричал:

– Сдавайтесь!

Джип подъехал к сгрудившимся любострахам, страхолюбам и боянам, БГ скомандовал:

– Я приказываю всем сложить оружие!

И все сложили оружие – и солдаты, и экстремалы, и бояне.

– Не всем! – исправился генерал. – Врагов не касается!

Тогда все опять взялись за оружие, так как все считали себя врагами.

– Придурки! – выругался генерал. – Что это за война? Это не война, а сплошная неразбериха! Товарищ начальник штаба полковник Илья Ильич Обломский! Что будем делать?

Обломский вышел из джипа и начал рассуждать:

• Предыдущая
• 53/70
• Следующая