Пропавшие в Стране Страха - Слаповский Алексей Иванович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/70
- Следующая
Вика подвела его замедленная реакция. То есть вообще-то реакция у него быстрая, когда речь идет о решении задач, тестов и т. п., но в таких вот ситуациях он слегка теряется. Он привык жить по законам логики, но в жизни эти законы не всегда работают. Какая такая логика в словах Петьки, какие у него основания наезжать на Вика? Никаких, он явно просто дразнит, говорит наугад. Но выглядит это так, будто он прав – уже потому, что Вик молчит, а не отвечает мгновенно, как положено в подобных случаях. Вроде того: «Отвали!» Или: «Молчи, дурак!» Или еще что-нибудь в этом духе. Но Вик так отвечать не умел. К тому же его поразило, что Петька, в сущности, угадал, Вик действительно напал не от смелости, а от страха.
И вот он собирался с мыслями, чтобы как-то оправдаться. Это была короткая пауза, очень короткая, всего несколько секунд, но Петька воспользовался. Не дав Вику и рта раскрыть, он закричал:
– Ага, молчит! Соглашается!
– Я… – хотел наконец возразить Вик.
– Всё ясно! – кричал Петька. – Смотрите, он даже покраснел!
И удивительное дело: Вик, который до этого и не собирался краснеть (ему, как человеку выдержанному, это вообще было несвойственно), вдруг, в самом деле, почувствовал, что щеки его начинают понемногу горячеть, словно их припекло солнцем.
– Пусть идет к страбытам своим, нечего ему тут делать! – не унимался Петька. – Кто за?
И вытянул руку.
Неизвестно, почему он самого начала невзлюбил Вика. Вику это было обидно, но не так, чтобы смертельно. Отец в таких случаях говорит: я не доллар, чтобы всем нравиться. Но и другие смотрят на Вика с насмешкой или враждебно. И поднимают руки один за другим. Почему?
У каждого были свои причины. Пашка и Сашка подняли потому, что руководствовались своим чистым страбынетством, боязнью оказаться не такими, как все. Они видели, что все готовы поддержать Петьку, поэтому и поторопились сделать это первыми.
Шустрик, обиженный на Ника, хотел, чтоб и Вик проваливал туда, где находится его брат-предатель. И тоже поднял руку.
Васька поднял руку потому, что не верил Вику.
Димка с одной стороны, как послушнофоб, боялся оказаться послушным воле большинства, с другой, как бохопос, то есть боящийся хороших поступков, он почуял, что в инициативе Петьки есть что-то не очень хорошее. Значит, к ней надо присоединиться.
Танька, увидев, что почти все подняли руку, тоже подняла – а что еще делать ей, самофобке, ориентирующейся не на свое мнение, а на общее?
Эдька тоже поднял руку с видом воспитателя в детском саду, вокруг которого гомонят карапузы, требуя пойти гулять, а он свысока соглашается – ладно, дескать, пойдем. Я и сам не прочь прогуляться. То, что речь идет о прогулке другого человека, его не смущало.
Осталась одна Анька.
– Ты что, против? – спросил Петька.
– Да, я против, – спокойно сказала Анька. – Потому что ты, Петька, наезжаешь зря. Ты видел, как это было?
– Да я и так знаю! – закричал Петька, привыкший брать горлом и уверенностью или, справедливее сказать, наглостью. Но не на таковскую напал, Аньку этим не смутишь.
– Я спрашиваю, ты видел? – повторила она.
– А я говорю…
Но Анька не дала ему продолжить. Повысив голос, она звонко объявила:
– А Петька в памперсах ходит! Я не видела, но знаю!
– Ты что, с ума сошла? – Петька выкатил глаза и даже опустил руку. – Врет она, дура!
– Я вру? А почему ты покраснел, а? Почему покраснел?
Петька, сам применявший такие провокационные методы в спорах, растерялся, когда этот метод применили к нему.
– Ничего я не покраснел! – закричал он, но было поздно.
Петька действительно покраснел.
Это всех страшно рассмешило. Смех перешел в повальный хохот. А хохотать с поднятой рукой было трудно, поэтому руки опустили, хватаясь ими за животы.
– Гады! Сволочи! – со слезами на глазах вскрикивал Петька. – Нате, смотрите!
И он спустил штаны, показывая, что никаких памперсов нет, а есть нормальные и обычные трусы.
Страбынетов это окончательно развеселило, они упали и катались по траве, изнемогая от хохота.
Вик не выдержал и тоже засмеялся. А потом захохотал. А потом тоже начал валяться по траве. Ему приятно было ощущать свое единство с этой буйно веселящейся компанией, чувствовать себя своим.
Понемногу страбынеты успокаивались. Петька натянул штаны, отошел в сторону и надулся, что-то бормоча.
Вик, улыбаясь, посмотрел на Аньку, ожидая увидеть ответную улыбку.
Но Анька не улыбалась. Несмотря на то, что она оказалась победительницей, Анька не хохотала и даже не смеялась, она смотрела на страбынетов со странной гримасой, выражающей чуть ли не презрение.
А Эдька меж тем расценил победу Аньки как свое поражение. И сказал:
– Ладно, посмеялись и хватит. Голосование состоялось. Тебе пора к братику, мальчик.
Это было неожиданно. Только что Вик стал своим и думал, что возвращения к теме уже не будет. И вот – опять. Он с надеждой посмотрел на Аньку. Но та молчала, и лицо ее было холодным и чужим. Неужели и она теперь за его уход? Почему?
И тут Вику в голову пришла спасительная мысль.
– Могу и уйти, – сказал он. – Я вообще-то хотел вместе с вами одно задание выполнить. Доктор Страхов мне кое-что рассказал…
Продолжать он не стал, надеясь, что заинтересуются.
И расчет оказался правильным.
Все заинтересовались. И Васька тоже. При этом Васька заранее не верил тому, что скажет Вик, но надо ведь узнать, чему не верить! Поэтому он спросил:
– Ну, чего он там такого рассказал?
– Про свою дочь. Которую надо найти. И кто найдет, тех отпустят.
– Очень надо! Нам и тут хорошо! – выкрикнул Шустрик.
– Вот именно, – подтвердил Эдька. – А если мы и найдем, то просто так. Из спортивного интереса. Давай выкладывай.
И Вик выложил.
Он вкратце рассказал историю доктора Страхова и БГ, которая, как выяснилось, была страбынетам известна в другом виде, они знали только, что Страхов тайно противодействует БГ. Рассказал об Ине, содержащейся где-то тут в заключении. Добавил от себя, что, возможно, над нею издеваются.
– Гады! – сочувственно сказал Шустрик.
– Да врет он все! – охладил его Васька.
Однако страбынеты склонны были принять рассказ Вика за правду – уже потому, что возникала перспектива приключения, связанного, возможно, с интересными опасностями.
Правда, Танька высказала сомнение:
– Тут охрана везде. Они и пристрелить могут.
– Всех не перестреляют! – заявил Петька, готовый хоть сейчас под пули, лишь бы все забыли его позор с выдуманными памперсами.
Страбынеты не могли допустить, чтобы кто-то в их среде оказался смелее остальных.
– Пусть стреляют! Ерунда! Мы незаметно! – закричали они.
И посыпались предложения, где и как начать поиски.
– Скорее всего, она где-то в лабиринте за водяной пещерой, – сказал Эдька.
– Почему?
– Потому что там труднее всего пройти. А охраны нет. БГ не дурак, он понимает, что, если кто будет искать дочь Страхова, он начнет искать там, где есть охрана. Поэтому прячет там, где охраны нет.
– Очень может быть, – согласилась Анька.
– Решено, начнем с водяной пещеры! – подвел черту Эдька, чувствуя себя опять взрослым и прощая за это всех, включая Вика.
Вик некоторое время был почти счастлив. Его слушали, его задание оценили, оно стало общим, он полноправный член команды… Но какой-то осадок на душе оставался. С чего бы? Подумав, Вик понял с чего: Страхов все-таки доверил свою тайну только им с Ником. А он, получается, разболтал. Для того, чтобы утвердиться.
Но я ведь зараженный, оправдал себя Вик. Во мне сидит инъекция. Инъекция трусости. А трусость и болтливость – родные сестры, вспомнил он вычитанную где-то мудрость. Трус боится не понравиться, поэтому часто разговорчив не к месту – чтобы понравиться.
Вик отмахнулся от этих мыслей, мешающих его радости.
Улучив момент, он подошел к Аньке и сказал:
– Здорово, что все хотят помочь, правда?
- Предыдущая
- 27/70
- Следующая