Приглашение к греху - Энок Сюзанна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/62
• Следующая

– Что ж, буду ждать с нетерпением.

Себастьян, герцог Мельбурн, пил утренний кофе, когда вошел дворецкий с подносом, на котором горой лежали письма.

– Спасибо, Стэнтон, – сказал он и указал на место возле своего локтя.

– Да, ваша светлость.

Мельбурн довольно рассеянно перебрал почту, занятый мыслями о предстоящей встрече с премьер-министром. Новые тарифы тормозили его бизнес с Америкой. В бывшей колонии Великобритании тоже не хотели с ними мириться.

– Мне нет писем, папа? – спросила Пенелопа, сидевшая от него по правую руку.

– Есть приглашение леди Джефферс покататься с ней и ее дочерью завтра в Гайд-парке.

– Мне нравится Алиса, а вот леди Джефферс, я думаю, хочет выйти за тебя замуж.

Себастьян глянул на дочь. Он уже давно перестал удивляться интуиции детей, но дочь все больше его поражала.

– И это плохо?

Пип покачала головой.

– Она слишком много смеется, даже тогда, когда ей этого совсем не хочется.

Он был согласен с такой оценкой леди Джефферс.

– Так ты хочешь поехать?

– Да, хочу. Говорят, там выступают акробаты.

– Тогда я приму приглашение от твоего имени. Нацарапанный небрежным почерком адрес на одном из конвертов привлек внимание Мельбурна. Закери. Он взломал восковую печать и достал письмо.

«Мельбурн, – прочитал он, – я говорил с Эдмундом Уитфелдом здесь, в Уилтшире. У него есть новая порода коров, которая дает в два раза больше молока, чем обычная гернзейская. Тебя заинтересовало бы инвестирование в разведение этой новой породы? Нам надо увеличить племенное стадо, чтобы убедиться, что Димидиус не случайность. Закери».

Себастьян предположил, что Димидиус именно та корова, о которой писал Закери. Для первого письма, которое Закери удосужился прислать с тех пор, как покинул Лондон, это было несколько неожиданным. Всего две недели назад брат был на него Зол и собирался пойти в армию и быть убитым. Теперь он хотел разводить скот, что само по себе не было странным. Странно то, что не было ни обычной болтовни, ни пространных комментариев, и ни слова о том, что одна из дочерей Уитфелда пишет его портрет ради какого-то делового предложения.

Хотелось бы, чтобы в письме тети Тремейн содержалось больше полезных деталей. Именно из ее письма он узнал, что они остановились у ее друзей, не доехав до Бата.

– Это почерк дяди Закери, да? – Пенелопа подпрыгнула на стуле. – Когда он возвращается домой?

– Он об этом не пишет.

– А тетя Тремейн чувствует себя лучше?

– Он и об этом не пишет.

– Тогда о чем же он пишет?

– Что нашел корову.

– Корову?

– Да. Ее зовут… – Он сверился с письмом. – Димидиус.

– А что он собирается с ней делать? По-моему, тетя Тремейн говорила, что он взял щенка.

– Я понятия не имею, что происходит. – И черт побери, это было правдой. Себастьян прочел письмо еще раз и сунул его в карман. Разведение скота могло оказаться весьма дорогостоящим и длительным предприятием, а он не собирался вкладывать деньги, не обдумав все хорошенько. Потому что если дело касалось Закери, это всегда оборачивалось сиюминутной прихотью.

Он подождет пару дней, прежде чем ответить. К тому времени Закери, возможно, окажется вовлеченным в совершенно другой проект, так что отказ дать деньги его не рассердит. Попивая кофе, Себастьян даже почувствовал что-то вроде благодарности к корове по кличке Димидиус. Закери по крайней мере забыл об армии. Оставалось лишь молиться, чтобы увлечение коровами длилось как можно дольше.

– Я еще никогда не видела, чтобы они были так озабочены разговором с мужчиной, – сказала Кэролайн, когда они с Закери вышли из дома после ленча. – Похоже, они поняли, что их усилия могут оправдаться на балу в нашем доме.

– Я очень надеюсь, что их ожидания сбудутся. – Закери посмотрел на нее, пытаясь угадать, как она отнесется к вопросу, который он собирался ей задать. – А вам когда-нибудь хотелось выйти замуж? Может, когда вам было лет шесть или семь?

Кэролайн пожала плечами.

– Думаю, что эта мысль иногда приходила мне в голову. Но тогда это было связано с верховой ездой на великолепных лошадях, с жизнью в огромных дворцах, с одетыми в ливреи слугами и великолепными бальными залами со сверкающими полами, усеянными лепестками роз.

За исключением лепестков роз она могла бы описывать Мельбурн-Парк. Однако он не собирался говорить ей об этом. Сейчас он думал лишь о ее молочно-белой коже и стонах удовольствия. Завтра.

– Вы все еще укладываетесь в срок с портретом?

– Да. Если не случится непредвиденное, я закончу завтра, а послезавтра буду готова отправить его в Вену.

– Хорошо. – Он протянул руку и потрогал завиток волос у нее за ухом. От этого прикосновения ее слегка передернуло, а он почувствовал, что брюки вдруг стали тесны. Что бы ни случилось, она закончит этот проклятый портрет завтра.

Взглянув на законченный портрет, Кэролайн поняла, что ухватила главное, что составляло сущность Закери Гриффина. Все сомнения, которые она испытывала вначале, улетучились, как только она решила писать его портрет на фоне греческих руин. Довольно хаотичный, но экзотический фон как нельзя лучше подчеркивал несколько авантюрный, оптимистический склад характера Закери Гриффина.

Сделав последний мазок, она все же не решалась что-либо сказать. К завтрашнему утру краски высохнут, и она упакует портрет в заранее приготовленный деревянный ящик. В правом нижнем углу картины она написала свою фамилию, а он все еще стоял, опершись ногой на упавшую колонну.

Оставался последний шаг – его письменное одобрение. И чтобы получить его, ей надо сказать, что работа окончена. Она глубоко вдохнула и спросила:

– Хотите взглянуть?

Он снял ногу с колонны и потянулся, расправляя плечи.

– Вы закончили?

– Закончила. – У нее по спине пробежал холодок. Но к портрету он не имел отношения. Она вспомнила, что он обещал ей, когда работа будет закончена.

Закери бросил взгляд на похрапывающую за кустами роз Молли и подошел к Кэролайн. Он долго молча смотрел на портрет, и она уже начала беспокоиться, не допустила ли какую-либо ошибку, которая станет видна любому, кто увидит портрет. И ей в конце концов придется стать гувернанткой детей этих глупых Идсов.

– Кэролайн, я потрясен. Если бы я не знал, кто автор портрета, я бы сказал, что он написан Джошуа Рейнолдсом.

– Зак…

– Я говорю серьезно. Если месье Танберг хотя бы немного разбирается в живописи, я уверен, что он сразу же примет вас в свою студию.

Ей захотелось петь, танцевать, а больше всего – целовать его.

– Спасибо.

Он покачал головой:

– Не надо меня благодарить. Я просто стоял. А вы проделали всю работу. – Он потянулся за камзолом и сунул руку во внутренний карман. – И поскольку я украдкой взглянул пару раз на портрет вчера и позавчера, у меня появилось такое чувство, что мы можем выиграть немного времени. – Он протянул ей сложенный вдвое лист бумаги.

Это было письмо, адресованное месье Танбергу, в котором говорилось не только о том, что он, лорд Закери Гриффин, доволен портретом, но выражалось восхищение таким талантливым и профессиональным художником.

– Вы действительно так думаете? – прошептала она, тронутая такой оценкой.

– Теперь, когда я вижу портрет, я доволен, что не написал больше. Портрет говорит сам за себя.

– Я хочу сказать… вы написали это не потому, что хотите… Ну, вы знаете…

– Нет, – покачал он головой, – в этом письме написано то, что вы заслуживаете.

Она сложила письмо и положила его на мольберт. Ей так хотелось броситься ему на шею, но он счел бы это за благодарность – впрочем, он не был бы далек от истины, – а ей хотелось, чтобы это был праздник, символ завершенности, восклицательный знак, означающий, что ее прежней жизни больше не существует.

– Когда вы сможете упаковать картину? – спросил он, поднимая с земли плед, которым она прикрывала утром ноги.

– Думаю, что завтра после полудня. А пока пусть сохнет здесь, на свежем воздухе.

• Предыдущая
• 38/62
• Следующая