Колдовство в большом городе - Грин Саймон - Страница 25

• Предыдущая
• 25/45
• Следующая

Гёрни непринуждённо пожал плечами:

— Точно не знаю. У меня, правда, есть мнение. Мнение — это вроде задницы, есть у всякого. Так вот, я думаю, что твоя мать — королева Маб, первая королева волшебного царства, ещё до Титании. Душенька Титания… Да, я помню Маб. Прекраснее, чем рассвет, могущественнее времён года. Пройдёт по вспышке молнии, станцует на лунном луче, покорит тебя одним взглядом и забудет, пожав плечами. Королева Маб, великолепная и ужасная. Сегодня жители волшебного царства редко о ней вспоминают, но все ещё боятся возвращения… Её аккуратно вычеркнули из всех сказок и тайных книг, заменив на крошку Титанию. Но не все, не все мы забыли королеву Маб.

— Что же случилось?

Гёрни нехорошо улыбнулся:

— Спроси Тэма О'Шентера. Того, кто танцует на собственной могиле. Того, кто гложет вырванное из груди сердце соперника и сжимает в руках его кости. Да, мы тогда относились серьёзно к нашим… сердечным делам. И страсти у нас были не такие мелкие, как нынче, и трагедии настоящие. У таких, как мы, смерть не стояла за плечами. Судьба и Предназначение — вот наша история! — Гёрни склонил набок уродливую голову, будто прислушиваясь. — Помню, как обитатели волшебного царства покидали миры людей, когда стало ясно, что холодное железо победит, а города и цивилизация возобладают окончательно. Ушли, спрятались от солнечных лучей в скрытом от глаз тайном мире. Вот так. Я упустил свой шанс: не пошёл с ними. Мне предлагали! С волшебным царством у Гёрни всегда было больше общего, чем с чумазым человечеством. Надо, надо было уходить, но я остался, чтобы бороться, и проиграл — мир переменился до неузнаваемости и нет в нём теперь для меня места. Гёрни-охотник перед вами, на дне и среди отверженных, это его епитимья.

— За что? — прошептала Сладкая Отрава.

Не сводя с меня глаз, он забрался обратно в коробку.

— Спрашивайте Владыку Терний. А теперь убирайтесь, или я убью вас всех!

Мы повернулись и пошли прочь. Было слышно, как падший бог плачет. Пора идти. Здесь мы больше ничего не узнаем… Куда опять делся Безумец?..

— Наш следующий шаг? — спросил я. — Принимаются любые предложения.

— К Владыке Терний? — предположил Грешник. Я поморщился, и не я один: Сладкая Отрава тоже не обрадовалась.

— Не раньше чем испробуем все другие пути. Я говорю совершенно серьёзно: Владыка Терний — наше самое последнее средство. Его даже Уокер побаивается, и на то есть веские причины. Зачем самим лезть в пекло?

— Гёрни сказал…

— Не стану спорить. Следующее предложение?

— Ладно, а как насчёт Плакальщика? — спросил Грешник.

Тут я не поморщился, но содрогнулся:

— Да зачем нам сдался этот сумасшедший монстр?

— Затем, что Гёрни сослался на старейших, — упорствовал Грешник, — а Плакальщик старше всех, кого я когда-либо знал.

— Логично, — согласился я. — Вопрос только в том, как к нему подойти. Захочет ли он говорить? На Тёмной Стороне не станешь старейшим из Могущественных за счёт дружелюбия и контактности. А сегодня никто не способен даже определить нынешнюю природу этого существа, ясно только, что Плакальщик перенасыщен магией смерти, и на этой почве у него съехала крыша. Мне даже его имя произносить вслух не хочется: вдруг подслушивает? Он ведь может оказаться демоном или номадой, а то и настоящим оборотнем. Никто не знает… А вот слава пожирателя душ за ним есть.

Грешник, похоже, не испугался:

— Прежде всего, он старше Гёрни, и это главное. Если кому-то известно, сколько времени существует Тёмная Сторона, я бы поставил на Плакальщика.

— Очень мило. Значит, мы просто заявимся в гости без приглашения и начнём задавать вопросы…

— Можешь спрятаться за моей спиной, не возражаю, — предложил Грешник. — Так или иначе, решать тебе, Джон. Вопрос только в том, насколько тебе это нужно. Настолько, чтобы лезть в логово Могущественного и Владыки?..

— В конце концов, не впервой… — начал я.

— Ребята, — перебила Сладкая Отрава, — у нас, по-моему, проблемы с Безумцем.

Я оглянулся. Безумец танцевал среди убожества Крысиных аллей. Следы его расцветали яркими цветами, пробивавшимися между булыжников мостовой и сквозь трещины в чёрной от грязи кирпичной кладке. Он остановился и поклонился; под ногами у него тут же забил ключ. Один из бродяг, зачерпнув жидкость жестяной кружкой, попробовал и радостно объявил:

— Это виски!

Бездомные окружили Безумца плотной толпой, требуя еды, питья, тепла, света и дворцов. Они хватали его за одежду и за руки, они кричали все громче и настойчивее, в голосах зазвучала угроза. Поздно очнувшись, Безумец попробовал вырваться. Я хотел было пробиться к нему, но куда там… Я кричал, пугал людей своим именем, но они уже ослепли и оглохли. Упорствовать мне, впрочем, пришлось недолго: заявив о себе холодным потом и сердечной тоской, накрыло предчувствие чего-то очень скверного.

Вокруг Безумца начала плавиться и булькать кирпичная кладка. Земля под ногами зашевелилась, будто что-то там, внизу, пыталось вырваться на свободу. Свет над Крысиными аллеями замерцал, стал переливаться разными оттенками, повсюду замелькали неизвестные тени… В воздухе повисло ощущение какой-то неуверенности. Ни на что больше нельзя опереться, в любой момент поднимется занавес — и откроет вещи, которых лучше никому не видеть. Безумец теряет контроль над собой.

Местные жители бросились врассыпную. Нестройные крики выразили весь спектр эмоций, от удивления до ужаса. Мир вокруг Безумца крошился и разваливался. Я ухватил Грешника за руку, но легче не стало: казалось, в любой момент мы можем оторваться от земли и упасть вверх — навсегда улететь в ночное небо. Детали окружающего мира беспорядочно менялись. Пытаясь справиться с этим, кто-то из местных вцепился в Безумца, но тут же завопил от ужаса: одним взглядом мой компаньон изменил его самого. Спустя несколько мгновений несчастный стал похож на абстрактную фигуру: сплошные углы и сталкивающиеся перспективы. Некоторые части тела вовсе исчезли, но человек всё ещё жил. На дело рук своих Безумец смотрел с полной невозмутимостью.

Обняв искалеченного, сестра Морфина прокричала:

— Это ты виноват, Джон Тейлор! Это ты его притащил! Сделай что-нибудь!

Нашарив кое-что полезное в карманах пальто, я двинулся вперёд, но меня обогнал Грешник. Некоторое время они стояли лицом к лицу, глядя друг другу в глаза. Вселенная затаила дыхание. Потом Безумец глубоко вздохнул и отвернулся. Окружающий мир понемногу вернул себе привычные формы. Уникальная природа Грешника дала Безумцу ориентир и возможность очнуться. На Крысиных аллеях снова установился мир, хотя многие все ещё плакали и тряслись от страха. Грешник взял Безумца за руку и повёл прочь; тот был послушен, как ребёнок.

— С тобой лучше в гости не ходить, — сказал я в пространство.

Полумрак Крысиных аллей остался позади; мы вернулись к огням Аптауна. Слишком яркие огни, и ночь слишком чёрная, но до чего же хорошо дома! Мы будто заново родились. Теперь можно опять бросить вызов этому миру, и пусть не зевает! Когда я последний раз вернулся из Крысиных аллей, всё было точно так же. В тех местах не живут — там выживают. Я ещё раз вдохнул полной грудью и посмотрел по сторонам.

Толпы народа, как всегда, спешили по своим делам, а уокеровские топтуны по-прежнему наблюдали за нами с безопасного, по их мнению, расстояния. (В Крысиные аллеи агенты за нами не пошли: Уокер платил хорошо, но не до такой же степени.) Мне показалось, что топтунов даже прибавилось, и я решил разобраться в ситуации. Пока я приглядывался, мои друзья терпеливо ждали. Так и есть — старые знакомые отступили в подворотни, а вновь прибывшие остались на месте, спокойно глядя мне в глаза, как стервятники, ждущие своего часа. Я указал на них Грешнику и Сладкой Отраве (Безумец уже успел погрузиться в своё царство грёз):

— Вот наши новые друзья, прошу любить и жаловать. Ребята не простые — я имею в виду семерых джентльменов азиатской наружности. Видите татуировки над левой бровью? Боевые маги, клан «Кошачья лапа». Подчиняются, впрочем, тому же Уокеру.

• Предыдущая
• 25/45
• Следующая