Прекрасная Катрин - Бенцони Жюльетта - Страница 31

• Предыдущая
• 31/93
• Следующая

Вечером четвертого дня в замке заскрежетал ключ, но на сей раз в комнату вошла не камеристка. На пороге стоял Жиль де Силле, правая рука Жиля де Реца, которому он приходился кузеном. Они были одного возраста, но совершенно непохожи внешне. Низкорослый и коренастый Жиль де Силле с его мощными плечами и выпирающим брюшком не обладал изяществом и кошачьей грацией, которая отличала хозяина Шантосе. Лицо со вздернутым носом было красно-кирпичного цвета, и на нем выделялись бледно-голубые глаза, холодные и, казалось, лишенные всякого выражения. На нем были фиолетовые штаны и колет цвета бычьей крови с вышитым золотой нитью львом. Костюм его не поражал элегантностью, и самым заметным предметом туалета был прицепленный к поясу внушительных размеров кинжал. Расставив ноги и засунув большие пальцы рук за пояс, Жиль де Силле не двигался с места, надменно задрав подбородок. Когда же Катрин, пожав плечами, повернулась к нему спиной, он расхохотался.

– Хочу показать вам кое-что, – сказал он наконец, – выгляните-ка во двор…

Катрин уже закрыла внутренние ставни. На дворе давно стемнело, да и весь этот день – день Праздника всех святых[6] – был таким унылым и печальным! Когда она открывала окно, в комнату длинными желтыми языками вползал туман и заполнял ее запахом гнилой воды и прелой травы. Катрин не позволяли выходить даже в часовню, к мессе, и она целыми днями сидела, забившись в углу, как измученный продрогший зверек. Медленно она подошла к окну и распахнула ставни. Двор был освещен множеством факелов; огненные блики, пробившись сквозь ромбики в свинцовой оправе, заплясали на лице Катрин. Отворив окно, она выглянула вниз. Солдаты с факелами в руках стояли плотной цепью, и под их присмотром крестьяне стаскивали охапки дров и вязанки хвороста к деревянному столбу, выкрашенному в черный цвет. К столбу были прикреплены цепи. С криком ужаса Катрин, побледневшая как полотно, отпрянула от окна. Ее растерянный взгляд упал на насмешливое лицо сира де Силле.

– Именно так! Жиль решил, что завтра, в день поминовения мертвых, у нас будет еще один мертвец… мы развеем в дым вашу домашнюю колдунью…

– Это невозможно! – прошептала Катрин, обращаясь скорее к самой себе, чем к незваному гостю. – Это невозможно! Он не может так поступить!

– Еще как может! – грубо расхохотался Силле. – Ваша колдунья оказалась обыкновенной дурой. Будь она похитрее, так успела бы попросить защиты у демонов. Но вы, по крайней мере, будете утешены тем, что увидите все собственными глазами…

На столе стоял ужин, к которому Катрин почти не притронулась. Жиль де Силле, взяв с тарелки куропатку, проглотил ее с такой быстротой, словно съел маленькое яблочко, затем налил себе полный кубок вина и осушил его одним махом. Обтерев рот бархатным рукавом, он направился к двери, однако на пороге обернулся:

– Приятных сновидений, прекрасная дама! Жаль, что мой дражайший кузен запретил к вам притрагиваться. Я бы с удовольствием остался у вас на ночь!

Повернувшись к окну, откуда доносился шум зловещих приготовлений, Катрин стояла неподвижно, пока не услышала, как захлопнулась дверь за Жилем де Силле. Только тогда она упала на колени и закрыла лицо руками.

– Сара! – произнесла она, сотрясаясь от рыданий. – Бедная моя Сара!

Уже все затихло во дворе и исчезли блики от факелов, почти догорела свеча в железном черном подсвечнике, а Катрин по-прежнему стояла на коленях в позе, выражающей беспредельное отчаяние. Она тихо плакала, молилась и снова плакала, сама не зная, к кому теперь взывать, кого молить о пощаде, на кого надеяться. Ей казалось, что ее бросили в глубокий колодец – со стенами такими скользкими, что за них невозможно ухватиться. В колодце медленно прибывает вода, и она знает, что скоро ее покроет с головой, но помощи ждать не от кого…

Из окна тянуло холодом, ледяной воздух заполнил комнату, и только это вывело наконец Катрин из оцепенения. В комнате царила почти полная темнота. Она тяжело поднялась с колен, взяла новую свечу и зажгла ее от дотлевающего огарка. Затем закрыла окно. В камине огонь также догорал. Она принесла дров и положила на угли три небольших полена. Подобрала с пола кожаные мехи и стала раздувать пламя. Это были простые привычные движения, которых человек обычно не замечает, но сейчас они возвращали ее в счастливое прошлое, в те дни, когда она жила в доме на мосту Менял и в суконной лавке дяди Матье в Дижоне. Тогда она не была знатной дамой, и прихоть принца еще не вырвала ее из прежнего скромного состояния. Сидя на приступке у камина, обхватив колени руками, она смотрела, как разгорается огонь, как набирает силу, обволакивая ее своим теплым нежным дыханием.

Внезапно она отшатнулась и закрыла глаза. Веселое пламя вновь оживило кошмары! Ужасный огонь… всепожирающий и жестокий! Завтра у черного столба забьется в муках Сара, объятая пламенем, и душа ее отлетит в вечность. А она, Катрин, была здесь, в этой комнате, бессильная и жалкая. Что может сделать пленница, как не смириться перед лицом неумолимой судьбы? Внезапно она открыла глаза, охваченная величайшим изумлением. Внутри ее что-то шевельнулось, и она быстро приложила руки к животу. Ребенок! Сын Арно впервые заявил о своем существовании! Ее захлестнула волна нежности и счастья, и вдруг она почувствовала, что мужество возвращается к ней. Неужели она допустит, чтобы малыш появился на свет в этом проклятом замке? Чтобы жизнь ему дала несчастная пленница? Чтобы с первых своих дней он не был свободным человеком? На том берегу реки бродил в тумане Готье-нормандец, вглядываясь в черную громаду Шантосе. Она должна сделать еще одну попытку – пойти к Жилю, упасть к его ногам, молить, забыв о гордости, и любой ценой вырвать обещание пощадить Сару. В неудержимом порыве она бросилась к двери. Сначала надо привлечь внимание часового, добиться, чтобы он выпустил ее или хотя бы позвал Жиля де Реца… на худой конец, Силле. Она схватилась за ручку двери, чтобы потрясти ее, и, к великому ее удивлению, та отворилась сама собой без всякого скрипа. В коридоре было темно, и ничто не нарушало его тишины. Должно быть, в замке все спали.

Катрин не имела понятия, какой может быть час. Песочные часы она давно не переворачивала, забыв о них, а настенные были только в большой зале. В часовне, возможно, били часы, но она была так поглощена своим горем, что ничего не слышала. Тем не менее она решилась идти к Жилю, несмотря ни на что. Вознеся горячую благодарность Небу за то, что Силле забыл запереть двери ее темницы, она вернулась в комнату, запахнулась в широкий плащ и взяла в руку подсвечник. Когда она вышла в коридор, на стене отразилась ее громадная тень. В тишине гулко отдавались шаги, но она и не думала прятаться, ибо ничто уже не могло поколебать ее решимости. Спокойно и твердо она направилась к лестнице. Нужно было пройти почти через весь замок, чтобы добраться до апартаментов Жиля, но у нее возникло предчувствие, что никто ей не помешает. Стояла глубокая ночь. В этом крыле было пустынно и тихо. Дойдя до галереи, она увидела лестницу, ведущую на главный двор. Света нигде не было, только рядом с решеткой, преграждавшей выход, был воткнут факел, уже чадивший и горевший слабым огнем, напоминающим блуждающего в ночи светляка.

Она прошла через галерею, пересекла большой зал и повернула на лестницу, ведущую в покои Жиля, не встретив ни единой живой души. Правда, иногда из-за дверей вдруг слышался звучный храп, сразу лишавший ночь ее колдовского очарования. Однако, по мере того как она поднималась, становились слышнее какие-то странные звуки, заглушаемые толстыми стенами: то были голоса людей, но нельзя было разобрать, что вырывается из их груди – смех… или, может быть, стоны?

В башенке горело несколько факелов, снаружи их не было видно. Катрин, поставив подсвечник на ступеньку, продолжала подниматься. Однако, когда она уже собиралась войти в коридор, где находилась дверь в покои Жиля, перед ее глазами вдруг возникла черная сгорбленная фигура. Она отпрянула со сдавленным криком, но спрятаться было негде. Перед ней стоял старый Жан де Краон.

• Предыдущая
• 31/93
• Следующая