Вечный воитель / The Eternal Champion - Муркок Майкл Джон - Страница 7

Я усмехнулся. Каторн, увидев с моей стороны такую реакцию, нахмурился.

Я сказал спокойно:

— Нам придется научиться сотрудничать, Каторн. Я высоко ценю твой опыт военачальника. Я признаю, что ты куда лучше моего знаком с элдренами. Мне нужна твоя помощь не меньше, чем королю Ригеносу, как он полагает, — моя.

Каторн вроде бы слегка смягчился. Откашлявшись, он продолжил:

— Захватив Пафанааль и его окрестности, мы получим плацдарм, с которого можем организовывать рейды в глубь материка. Овладев Пафанаалем, мы окажемся в чрезвычайно выгодном положении. Мы сможем действовать по собственному усмотрению, а не плестись в хвосте у элдренов. Нам надо загнать их обратно в горы — вот что самое главное. На выкуривание их оттуда могут уйти годы, но по сравнению с нашей задачей это — сущие пустяки.

— Пафанааль сильно укреплен? — поинтересовался я. Каторн улыбнулся.

— Элдрены полагаются в основном на свои корабли. Если мы одолеем их флот, можно считать, что Пафанааль в наших руках.

Он обнажил зубы — как я понял, в усмешке. Внезапно во взгляде его мелькнуло подозрение; он словно сожалел, что столько мне наговорил.

Молчать было нельзя.

— Что у тебя на уме, Каторн? — спросил я. — Или ты не доверяешь мне? Он уже овладел собой.

— Я вынужден доверять тебе, — произнес он ровным голосом. — Мы все вынуждены доверять тебе, Эрекозе. Разве ты вернулся не за тем, чтобы сдержать давнишнюю клятву?

Я настороженно поглядел на него.

— Ты в это веришь?

— Я вынужден в это верить.

— Веришь ли ты, что я — на самом деле Эрекозе-Воитель?

— Опять-таки я вынужден верить.

— Ты веришь в это, ибо считаешь, что если я не Эрекозе — не тот Эрекозе, о котором говорится в легендах, то человечество обречено?

Он наклонил голову, соглашаясь.

— А что, если я не Эрекозе? Каторн посмотрел на меня.

— Ты должен быть им… господин мой. Если бы не одна вещь, я сказал бы…

— Что бы ты сказал?

— Ничего.

— Что я — переодетый элдрен? Правильно, Каторн? Хитрый нелюдь, принявший человеческий облик? Верна ли моя догадка?

— Да, — подтвердил Каторн, сдвинув мохнатые брови и облизывая побелевшие губы. — Ходят слухи, что элдрены могут читать мысли, а вот за людьми такого не водится.

— Уж не боишься ли ты, сенешаль Каторн?

— Кого, элдренов? Клянусь Всеблагим, сейчас я тебе…

Массивная ладонь Каторна легла на рукоять его меча. Я поднял руку, и указал на висевший на стене клинок.

— Вот деталь, которая опрокидывает все твои построения, не правда ли? Если я не Эрекозе, то как мне удается совладать с его оружием?

Он не вытащил меч, однако ладонь с рукояти не убрал.

— Ведь правда, что ни одно живое существо, будь оно человеком или элдреном, не смогло бы коснуться клинка и остаться в живых? — спросил я тихо.

— Так гласит легенда, — согласился он.

— Легенда?

— Я никогда не видел, чтобы элдрен пытался взять в руки Канайану.

— Тем не менее ты должен признать, что это так. Иначе…

— Иначе человечеству не на что больше надеяться, — сами собой сорвались с его губ страшные слова.

— Верно, Каторн. Значит, ты признаешь, что я — Эрекозе, призванный королем Ригеносом для того, чтобы вести человечество к победе?

— Мне не остается ничего другого.

— Вот и ладно. А теперь моя очередь.

— Твоя?

— Я признаю, что ты будешь сотрудничать со мной, что не станешь плести за моей спиной заговоров, не утаишь от меня никаких мало-мальски важных сведений, не попытаешься объединиться с теми, кто окажется обиженным или недовольным мной. Сам видишь, Каторн, твоя недоверчивость может привести к крушению наших планов. Воин, который завидует своему командиру и держит на него зло, способен причинить больше вреда, чем самый страшный враг.

Каторн кивнул и расправил плечи, убрав руку с меча.

— Я уже думал над этим, мой господин. Не стоит считать меня глупцом.

— Я знаю, что ты не глупец, сенешаль Каторн. Будь ты глупцом, я не заводил бы с тобой такого разговора.

Он поиграл желваками, переваривая мой ответ, потом сказал:

— И ты тоже не глупец, Эрекозе.

— Благодарю за лестное мнение.

Хмыкнув, он снял шлем и провел пятерней по густым волосам, как видно, все еще пребывая в сомнениях.

Я ждал, когда он заговорит. Однако Каторн решительным движением нахлобучил на голову шлем, сунул в рот палец и поскреб ногтем зуб. Вынув палец, он внимательно его оглядел, бросил взгляд на карту и пробормотал:

— Что ж, по крайней мере мы друг друга поняли. Пожалуй, так нам будет легче в этой поганой войне.

Я кивнул:

— Думаю, что гораздо легче. Он фыркнул.

— А в каком состоянии наш флот? — спросил я.

— В довольно приличном. Он, правда, не столь велик, как раньше, но, я думаю, это поправимо. Верфи работают день и ночь; число кораблей растет, и новые крупнее старых. А в литейных мастерских льют для них могучие пушки.

— Людей хватает?

— Мы набираем в экипажи кого только можем, даже подростков и женщин. Тебе не солгали, Эрекозе: воистину все человечество поднялось на войну против элдренов.

Я промолчал, начиная втайне восхищаться величием духа моих соплеменников. Меня уже меньше тревожили заботы насчет того, что я делаю так, а что — не так. Я очутился непонятно в каком месте и непонятно в каком времени; но здешний народ сражался не за что-нибудь, а за собственное выживание.

Тут мне в голову пришла другая мысль. А вдруг то же самое можно сказать про элдренов?

Я подавил сомнение.

Хоть в этом мы с Каторном сходились. Мы отказывались брать в расчет мораль и прочие сантименты. Перед нами стояла задача, которую мы должны были выполнить. Нас облекли ответственностью, и мы обязаны были приложить все силы, чтобы не подвести человечество.

Я говорил с генералами и адмиралами. Мы сидели над картами и обсуждали стратегию и тактику, подсчитывали количество воинов, животных и кораблей. Флот рос прямо на глазах. По обоим континентам забирали в армию всех, кто мог держать оружие, — от десятилетних мальчишек до мужчин пятидесяти лет и старше, от двенадцатилетних девчонок до шестидесятилетних женщин. Люди собирались под знамя человечества с гербами Завара и Некралалы, под штандарты короля Ригеноса и полководца Эре-козе.

Мы тщательно готовились к вторжению с моря в крупнейшую гавань Мернадина Пафанааль, мы строили планы по захвату города и провинции, которая носила то же название.

В часы, свободные от советов с военачальниками, я практиковался в обращении с оружием и верховой езде, чтобы приобрести необходимые навыки.

Я не столько учился, сколько вспоминал. Едва сев на коня, я понял, что нужно делать. Я знал, как наложить на тетиву стрелу и как пустить ее в цель на полном скаку, ничуть не хуже, чем то, что меня зовут Эрекозе. Кстати, имя мое на одном из древних языков человечества означало, как мне сказали, «тот, кто всегда тут».

Но Иолинда… Здесь все было по-другому. Хотя некая частичка меня способна была путешествовать сквозь пространство и время, переживая множество воплощений, воплощения эти всякий раз оказывались различными. Я не то чтобы проживал заново эпизод из своей жизни, нет; мне приходилось жить иначе, совершать иные поступки. В определенных границах я обладал свободой воли. Я не чувствовал себя игрушкой судьбы. Но как знать? Быть может, я слишком оптимистично смотрю на мир. Быть может, Каторн ошибся, и я — самый настоящий глупец. Вечный глупец.

Разумеется, мне хотелось разыграть из себя дурака перед Иолиндой. Ее красота ослепляла. Однако я не в силах был так поступить. Она видела во мне бессмертного героя и никого больше. Потому, ради ее спокойствия, мне приходилось изображать героя; в обычной жизни я предпочитал вести себя легкомысленно, где-то даже развязно, и потому зачастую оказывался теперь в затруднительном положении. Порой я чувствовал себя с ней скорее как отец, нежели как кандидат в возлюбленные, и, исходя из представлений двадцатого века о человеческих мотивациях, задумывался, не заменяю ли я ей строгого родителя, которого она отчаялась найти в Ригеносе.