Властелин колец - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 44

• Предыдущая
• 44/391
• Следующая

Отворилась дверь, и вошел Том Бомбадил собственной персоной. На нем уже не было шляпы; теперь густые каштановые волосы Тома венчала корона из осенних листьев. Он рассмеялся и, подойдя к Златовике, взял ее за руки.

– А это моя милая хозяюшка! – сказал он, кланяясь хоббитам. – Златовика – перед вами, в серебре и травах! А вокруг – цветы и листья! Что у нас на ужин? Сливки, медовые соты, белый хлеб и масло, молоко, и сыр, и зелень, и ягоды из леса! Хватит этого на всех? Трапеза готова?

– Трапеза – да, – сказала Златовика. – А вот гости, кажется, еще нет!

Том хлопнул в ладоши и вскричал:

– Как же так, Том?! Гости устали, а тебе и горя мало?! Ну–ка, милые друзья, следуйте за Томом! Смоем грязь с лица и рук, отряхнем усталость! Сбросьте пыльные плащи, расчешите кудри!

Он открыл дверь и углубился в небольшой коридор, откуда, свернув за угол, хоббиты вслед за ним попали в комнату с низким косым потолком (видимо, это была одна из северных пристроек). Стены здесь были каменные, но их закрывали зеленые ковры и желтые занавеси. Выложенный плитами пол устилали свежие камыши. Четыре мягких тюфяка, покрытые белыми перинами, лежали возле одной из стен. Напротив стояла длинная скамья с глиняными тазами и бурыми кувшинами, наполненными холодной водой и дымящимся кипятком. Перед каждым из тюфяков гостей дожидались мягкие зеленые туфли.

Вскоре, умытые и свежие, хоббиты сидели за столом, по двое с каждой стороны, а по торцам стола – друг напротив друга – Златовика и Хозяин. Это была долгая и веселая трапеза! Хоббиты уминали еду так, как уминают только голодные хоббиты, но угощения хватило на всех. Питье в кубках походило на чистую холодную воду, но согревало сердце не хуже вина, а главное – освобождало голос. Вскоре гости неожиданно для себя обнаружили, что распевают веселые песни, – словно петь было проще, чем разговаривать.

Наконец Том и Златовика поднялись и в мгновение ока убрали со стола. Гостям велели ни о чем не беспокоиться и усадили их в кресла, подставив скамеечки для усталых ног. В широком камине горел огонь, наполняя дом сладким запахом яблоневого дыма. Когда все было приведено в порядок, в комнате погасили свет – за исключением одного из фонарей и пары свеч по углам каминной полки. Златовика подошла к гостям со свечой и пожелала им доброй ночи и безмятежного сна:

– Спите с миром! Спите до утра! Не обращайте внимания на ночные шорохи! Сквозь двери и окна этого дома проникают только лунный свет, лучи звезд да ветер с холма. Спокойной ночи!

Она вышла из комнаты, блеснув и прошуршав, и в звуках ее шагов хоббитам померещилось журчание ручейка, бегущего по камням в ночной тишине.

Том сел рядом с гостями и погрузился в молчание. У хоббитов на языке вертелось множество вопросов, которые они хотели задать еще во время ужина. Веки у них начинали уже понемногу тяжелеть. Наконец Фродо отважился:

– Скажи, Хозяин, ты пришел потому, что услышал, как я зову на помощь, или тебя привел случай?

Том встрепенулся, словно ему помешали досмотреть приятный сон.

– Что? – переспросил он. – Что? Спрашиваешь – слышал я крик или не слышал? Нет, не слышал ничего: я был занят песней. Случай ли меня привел? Называйте – случай, если так угодно вам[127]. Случай, значит, случай. Я не думал повстречать вас – но не удивился. Вести донеслись до нас: хоббиты плутают! Но в Лесу как ни плутай – а Реки не минешь. Все тропинки у нас выведут к водице – прямо к Ивьему Вьюну, а значит, и к Старухе! Ива, старая карга, знает много песен – малышам, таким как вы, трудно с нею сладить. Ну, а Том туда пришел по важному делу – он обязан был спешить, хочешь не хочешь! – Том опустил голову, словно засыпая, но не заснул, а негромко запел:

Тут он поднял глаза и неожиданно сверкнул ими прямо на хоббитов:

Так что крепко повезло вам на встречу с Томом –До весны я не пойду больше в это место,

До весны не навещу хмурой Старой Ивы,

До весны, пока ручьи не заплещут снова,

И покуда Дочь Реки танцами и пеньем

Не разбудит камыши в заводи заветной!

Том снова смолк. Но Фродо не мог успокоиться и задал еще один вопрос, тревоживший его больше всего.

– Расскажи нам про Старую Иву, о Хозяин, – попросил он. – Кто она такая? Я никогда о ней не слыхал.

– Нет! – закричали Мерри и Пиппин, разом выпрямившись. – Не сейчас! Подожди до утра!

– Справедливо, малыши, – согласился Том. – Ночь – для сна, вестимо. Кой о чем нельзя болтать, когда мир – под тенью. Позабудем обо всем! Отдыхайте с миром! Ну, а будет ночью шум – спите, не пугайтесь!

С этими словами он спустил с балки светильник, задул его, взял в руки по свече и проводил гостей в спальню.

Тюфяки и подушки показались хоббитам мягче пуха. Одеяла, как выяснилось, сотканы были из белой шерсти. Едва успев улечься, друзья крепко заснули.

Стояла глубокая ночь. Фродо погрузился в бездонную, беспросветную пропасть – и вдруг увидел встающий за горами молодой месяц. В прозрачном свете месяца впереди выросла черная скала, прорезанная темной аркой исполинских ворот. Хоббита подкинуло вверх, он перелетел через стену и понял, что парит над замкнутой в кольцо гор равниной. Посреди равнины высилась исполинская каменная игла. Мало–помалу Фродо догадался, что это не скала, а башня, только какая–то странная, словно бы нерукотворная. На вершине башни маячила одинокая человеческая фигура. Поднявшись выше, месяц оказался над самой головой человека, осветив белые как снег волосы, которые слегка шевелил ветер. С темной равнины, окружавшей башню, долетали грубые, злобные, неразборчивые крики и вой множества волков. На мгновение месяц заслонила тень огромных крыльев. Человек воздел руки к небу, и жезл, который он держал в руке, ярко вспыхнул. С высоты камнем упал огромный орел – и унес незнакомца прочь. Долину огласили яростные вопли и вой. Раздался шум, будто от сильного ветра, и загремели копыта – сотни копыт, все громче, громче, громче… То мчались с востока кони. «Черные Всадники!» – понял Фродо, просыпаясь. Стук копыт все еще отдавался у него в висках. «Хватит ли у меня когда–нибудь смелости покинуть эти каменные стены?» – мелькнула у него мысль. Он вытянулся на перине, не двигаясь, напряженно вслушиваясь в ночные звуки, – но все было тихо. В конце концов он повернулся на бок, задремал и до зари странствовал среди сновидений, наутро стершихся из памяти.

Рядом умиротворенно посапывал Пиппин. Внезапно что–то переменилось в его снах; повернувшись, он невнятно застонал – и проснулся, а может, ему только пригрезилось, что проснулся: из–за стены по–прежнему отчетливо доносился звук, который его потревожил. «Тук–тук, тук–тук, кр–рак, кр–рак». Так поскрипывают на ветру сучья, так скребутся в окна и двери тонкие, ветвистые пальцы: «Кр–рик, крр–рак, кр–рак». «Растут ли возле дома ивы?» – подумал Пиппин. И вдруг ему почудилось, что вокруг не стены дома, а дупло, и что вдалеке снова посмеивается давешний иссохший, скрипучий, страшный голос. Он сел; мягкая перина податливо прогнулась под тяжестью тела, и он, успокоенный, снова откинулся на подушки. В ушах явственно зазвенело эхо прощального напутствия Златовики: «Не бойтесь! Спите с миром! Спите до утра! Не обращайте внимания на ночные шорохи!»

И он заснул опять.

• Предыдущая
• 44/391
• Следующая