Обогнувшие Ливию - Маципуло Эдуард - Страница 8

• Предыдущая
• 8/69
• Следующая

Эред сидел в кругу своих друзей-рабов, выставляемых для борьбы на базарных площадях, и щурился от яркого солнца. Когда-то грудным ребенком вывез его скиф вместе с награбленным добром с далекого севера. Из-за необычного для хананея разреза глаз, поразительно белой кожи и соломенного цвета волос многие тиряне видели в Эреде чужака, хотя он не знал никакого другого языка, кроме финикийского, и не вкусил другой жизни, кроме тирской.

На циновке — скромное угощение, кувшин с вином и мертвецки пьяный скиф, не забывающий дорогу в этот дом, хотя Эред как вольноотпущенник мог вышвырнуть его, не опасаясь последствий. Рабы часто собирались здесь, обсуждали свои великие тайны. Рабы-борцы пользовались большей свободой, чем все прочие рабы Тира. Они приносили хозяевам значительный доход, поэтому с ними, обращались довольно сносно.

Из соседней комнаты доносился смех Ларит и голос Астарта. Она почти поправилась, но Ахтой запретил ей пока подниматься.

— Тебя исцелил Астарт, не я, — говорил ей мемфисец, с трудом подбирая финикийские слова. И Ларит была счастлива.

Астарта позвал Эред:

— Хромой хочет тебе что-то сказать.

— Судя по пустому кувшину, вам есть что сказать, — Астарт прищелкнул языком.

Лицо его светилось солнечной улыбкой.

— Не смейся, господин, — проворчал Хромой.

— Купец мечтает о слитке золота, величиной с гору, мул — о торбе овса, а раб — о бунте, — разглагольствовал Астарт, улыбаясь, — никому не запрещено мечтать. Но слышал ли кто о бунте рабов в Тире? Никогда такого не бывало. — Он замолк, посерьезнев, и внимательно посмотрел на каждого. — Тирский раб труслив, как гиена при солнечном свете. Тирский раб так же расчетлив, как его господин-купец, он не прыгнет через яму, он обежит ее…

— Мы не о том, — перебил его Эред, нахмурившись, — а рабы тоже бывают разные. Я знаю многих невольников, готовых погибнуть за один день воли.

— Я, господин, раб ростовщика Рахмона, — сказал Хромой, — вчера брал пряжу из кладовых и слышал, как приказчики смеялись, называя твое имя.

— Ну и что? Мое имя в каждой пивной услышишь, а приказчики — всегда пропойцы.

— Не то. Потом я расспросил одну знакомую рабыню, которая прислуживает в доме старшего приказчика, не знает ли она, в чем дело.

— Ну?

— Она тоже ничего не знала. Тогда я пошел к повару, а он послал меня к привратнику. Так вот, привратник, чистокровный араб и бедуин, сказал мне: «Если хочешь сохранить тайну от врагов, храни ее от друзей, а рабби Рахмон не спрятал ее от слуг, и у него появится хороший враг». И еще сказал мне тот привратник, ставший моим другом: «Скажи доброму господину Астарту, что рабби Рахмон по велению жрецов Великой Матери задумал сделать его своим невольником и скоро придет к нему с долговым судьей и свидетелями».

Все молчали. Во дворе гремела посудой Агарь да слышно было, как Ларит перебирает струны маленькой лиры.

— У верблюда свои планы, а у погонщика — свои, говорит мой новый друг-араб, — произнес Хромой. — Мы решили тебе помочь. — Как?

— Эред будет бороться с этруском. — С каким этруском?

— О Ваал! Он не знает, о чем болтает уже три дня весь Тир?! Расскажи ему, Эред.

— Гм, тут объявился борец один… этруск. Царь не пропускает ни одной его схватки. Ну что еще… Сильный очень.

— Что там сильный?! Сильней каждого из нас, но не тебя! — Хромой взволнованно привстал на колено. — Я видел, как он ломал подковы, ты их ломаешь быстрее. Просто у него какой-то тайный прием. Борцы зашумели, заспорили.

— Ти-ше! — крикнул Астарт, и все мгновенно замолкли, встревоженно вытянув шеи. — Не могу разобрать, какую песню играет Ларит.

— Уфф! — шумно выдохнул Эред. Маленький юркий раб по прозвищу Гвоздь звонко рассмеялся. За ним захохотали остальные…

Борец из Этрурии нагнал страху на всех завсегдатаев ристалищ и борцовских помостов. На каждой его схватке проливалась кровь. Почти все его противники отправились в иной мир, только двум или трем из них посчастливилось отделаться увечиями, к великому неудовольствию победителя. — Стоит порасспросить этих счастливцев, — сказал Астарт, и все поднялись, чтобы пойти в храм Эшмуна, где приходили в себя эти уцелевшие. Астарт шепнул Ларит, прикоснувшись ладонью к ее — Я вернусь быстро. «Он боится даже поцеловать меня!» Женщина тихо рассмеялась. Изувеченные борцы сообщили о железных мускулах и его необыкновенной способности разгадывать обманные приемы. Борцы беседовали у храмовой колоннады, когда появилась Агарь. — Астарт! Эред! Беда!.. — плачущая Агарь, бежала через площадь к храму. — Пришел жрец и увел нашу Ларит!

Астарт до хруста в суставах сжал кулаки.

— Она плакала, а жрец ударил ее жезлом по лицу и грозил… а она… она, потом уже на улице, сказала такое… такое… Боги помутили ее разум. Она сказала, что лучше бы ты умер, Астарт…

Эред и этруск стояли по разным сторонам гигантского помоста совершенно нагие, согласно правилам. Обширная площадь, на которой обычно совершались казни государственных преступников и объявлялись царские указы, была переполнена жителями Тира и окрестных селении. Даже из Сидона прибыла большая группа именитых гостей, и теперь они восседали на почетных креслах среди местной знати, у подножия царской ложи.

Борьба не начиналась. Ожидали царя.

Этруск, здоровенный бородатый мужчина с волевым свирепым лицом и поразительно подвижный для столь крупного тела, ломал подносимые слугой подковы, словно орехи, и бросал обломки в толпу.

Эред растирал свои икры и шептал молитвы всем известным ему богам. Астарт сидел на краю помоста, свесив ноги, и смотрел на этруска, стараясь по жестам и мимике постичь его характер.

— Астарт, я вижу Ларит, — услышал он.

Эред кивнул в сторону роскошного паланкина с тканым узором на занавесях. Жрица стояла рядом с хозяином паланкина, известным поэтом, певцом любви и природы. «О Ваал!» — воскликнул про себя Астарт и спрыгнул с помоста.

Ларит приковывала взоры многих. Она была очень хороша в новой голубой тунике с золотой оторочкой.

Поэт в модном парике, похожем на львиную гриву, изящным движением вытирал вспотевший лоб и тут же бросал носовой платок себе под ноги. У него, согласно последней саисской моде, были только круглые платки. В его маленькой бородке, вымоченной в хне, поблескивал крохотный пузырек с благовонным маслом.

Поэт бросил еще один платок и произнес проникновенным голосом:

Ларит словно обожглась, встретившись взглядом с пробирающимся через толпу Астартом. Растерянность и ужас отразились на ее лице. Она резко отвернулась.

Астарт остановился в двух шагах от нее. Завитый черный как смоль локон сбегал по нежной шее, вздрагивал, точно живой, при малейшем движении головы.

Голос поэта предательски дрогнул, когда он увидел Астарта.

— Ларит… — начал Астарт.

Ларит сжалась как от удара, но в царской ложе, обтянутой пурпуром, появился чернобородый и смуглолицый царь Тира, заиграли придворные музыканты, взметнулись пестрые опахала. Борьба началась.

Астарт вернулся к помосту.

Борцы начали поносить друг друга последними словами. Исчерпав запас выражений, сошлись, взвинченные и гневные. Крепкий помост из гладких кедровых досок поскрипывал и постанывал под их тяжелыми телами.

• Предыдущая
• 8/69
• Следующая