Легенда Лукоморья - Набокова Юлия - Страница 16

• Предыдущая
• 16/96
• Следующая

– Отведай первый кусочек, – великодушно предложил он.

Я хмыкнула: меньше всего рыцарь сейчас боялся отравиться. Ему просто надо подать пример! Я отломила кусочек нежного мяса и отправила себе в рот.

– Мм… объедение!

Ив, мгновение поколебавшись, придвинул поднос ближе и набросился на дичь, восторженно восклицая:

– Эту утку мог приготовить только наш повар Стью! Я как будто домой попал!

Я за обе щеки уплетала мамины щи. А ведь действительно – мамины! И тарелка моя, домашняя. Вот это скатерть-самобранка! Выпрашивая ее у кота, я рассчитывала на местную кухню, представляя каравай, каши, пироги, яблоки, квас, а скатерка каждого гостя его любимой едой угощает, из какого бы мира он ни явился. Ива потчует вессалийской пищей, меня – домашней маминой, кота – привычной деревенской.

– А говорил, что нету скатерти-самобранки, – укорила я кота, отставляя в сторону пустую тарелку, которая тут же исчезла. – Издевался, да? Тесто заставил месить, пироги печь.

– Без труда и ложка щец не вкусна! – назидательно изрек кот, вылизывая миску со сметаной. После чего велел: – Добавки!

Миска на глазах наполнилась густой сметаной. Эх, объедаться так объедаться!

– Салат «Цезарь», – представив салат из любимого ресторана, возмечтала я.

Скатерка думала дольше, чем в прошлый раз, но с поставленной задачей справилась. Слева от меня в воздухе возникла большая тарелка и плавно опустилась на стол. Обрадовавшись, я схватилась за деревянную ложку и озадаченно замерла, переводя взгляд с ложки на листья салата и кусочки курицы на блюде.

– А нож с вилкой нельзя? – осмелев, попросила я.

Скатерка еще раз зависла, обдумывая необычный заказ, и добыла-таки привычные мне столовые приборы. Вилка и нож, словно разложенные услужливым официантом, опустились по бокам от тарелки. Я с ликованием набросилась на салат.

Ив посмотрел на меня с укором, поспешно вытер руки, испачканные в утином мясе, и запоздало потребовал приборы. При виде серебряных ножа и вилки производства Вессалии я даже не удивилась.

Свой пир мы закончили моими любимыми десертами. Себе я заказала тирамису, а Ива подбила отведать мороженое. На мороженое соблазнился даже кот, к тому времени умявший три миски сметаны. Ванильный пломбир привел Варфоломея в полный восторг.

– Вкуснотища! – млел он. – Теперь каждый день его есть буду.

– Только осторожней, – предупредила я. – Так и простудиться можно.

– Я свою меру знаю, – тоном заядлого алкоголика ответил кот, жадно вылизывая шарик мороженого.

– Я за тебя спокойна: мороженым и сметаной ты обеспечен на всю жизнь, – заметила я. – Что ж ты нам жалился, что погибаешь с голоду без сметанки, и рассказывал, как Яга брала подарки ведрами сливок?

Кот мигом посерьезнел и оторвался от пломбира.

– Нельзя использовать волшебные предметы по первой прихоти.

– Опять двадцать пять! – Я закатила глаза. – Уж не хочешь ли ты сказать, что с голоду будешь умирать, а скатерку не достанешь, будешь ждать, пока добрый селянин явится к Яге в гости с кринкой сметанки?

– Я с голоду не умру, – легкомысленно проболтался кот, – в лесу полевых мышей полно.

Перехватив мой насмешливый взгляд, он быстро добавил:

– Но страдать буду сильно!

– А я буду страдать, если мне все время придется ограничивать себя в магии, – призналась я, в надежде на понимание.

– Жила же ты как-то без нее раньше, – бесстрастно ответил кот.

– Так и тебя сметаной не с младенчества кормили, – возмутилась я.

– А вот и неправда твоя. Я к Яге еще котенком попал, а уж она для меня сливочек никогда не жалела. А ты привыкай. Волшебство приходит на помощь только тогда, когда желаемого нельзя достичь обычным способом. Да и только в том случае, если без него не обойтись, – назидательно изрек кот.

Я поймала на себе взгляд Ива – он смотрел на меня со снисхождением и сожалением.

– Ты тоже так думаешь? – с вызовом спросила я.

– Ты знаешь, – сухо ответил он.

– Но нельзя всех равнять под одну гребенку, – вспылила я. – Ты легко отказался от магии, тебе это ничего не стоило, а я не могу!

Ив не отвел взгляда, но в его глазах мелькнуло странное выражение сожаления и боли. Так смотрят на любимую, которая идет к алтарю с другим, с каждым шагом безнадежно удаляясь из твоей жизни. Так смотрят на ребенка, который не желает слушать мудрого совета и тянет руки к огню, чтобы больно обжечься. Так смотрят на друга, который с азартом рассказывает о своем новом опасном увлечении, и ты понимаешь, что с этого момента ваши дороги навсегда расходятся.

– Тогда почему мелкое волшебство удавалось мне раньше? – смешавшись, спросила я у него.

– Ты училась, Яна, ты только пробовала приручить магию и использовала для этого любой повод. Теперь же магия приходит на помощь только тогда, когда в ней есть острая необходимость. В случае если решить вопрос можно обычным путем, она перестает действовать. Закон сохранения магии.

– Это что же, теперь, чтобы поесть пиццу, мне придется ее сготовить? – невесело пошутила я.

– Лучше нанять кухарку, – ухмыльнулся кот, намекая на неудачу с пирогами, но, поймав мой сердитый взгляд, не рискнул будить во мне Годзиллу дальше и ловко перевел разговор: – Ох, неспокойные нынче времена настали… Илью видали? Перед вашим появлением Бабу-ягу на смертный бой вызывал – каков молодец, а?

– Да он вроде как не всерьез, – возразила я.

– Еще бы он всерьез вздумал, – ощетинился кот. – Вот уж я бы ему показал!

– Кузькину мать? – заинтересовалась я.

– На что ему Кузькина мать? – удивленно вытаращился кот. – С него бы и Федькиной стало – как увидел бы… Да дело-то не в том, – спохватился он. – Баба-яга – она ж всегда защитница была, помощница, советчица. Как царевна из терема пропадет, жених к Яге – помоги сыскать суженую. Как кормилец при смерти лежит, жена или детки маленькие к Ягусе бегут – спаси и исцели! Знают, что от раны смертельной только живая вода помочь может. А водица та только у Яги есть. Как напасть какая заведется, опять молодцы к Яге спешат – подскажи, бабушка, способ вражину извести. А уж гостей она как встречала-привечала? И баньку напарит, и кашу наварит…

– А где тут банька? – удивленно озираясь, спросила я. – Неужто, как в сказке, из стены вырастает?

– Гулящая она у нас, – ворчливо заметил кот. – Все по лесу шастает день-деньской, не дозовешься.

– Кто? – совершенно опешила я.

– А ты про кого спрашиваешь? – ощерился кот. – Баня, конечно.

И, видя мое полнейшее недоумение, сжалился и пояснил:

– Банька в отдельной избушке на курьих ножках. Поменьше, чем эта. Наша избушка давняя, степенная, к оседлой жизни привыкшая. А баньке еще и сотни лет нет. С тех пор, как старая развалилась, новую построили, а у молодежи одни гулянки на уме.

– То-то мы ее еще не видели.

– И не увидите, – хмыкнул кот. – Ее надо волшебным словом позвать, а вам то слово неведомо.

– Что ж нам теперь – грязью зарастать? – возмутилась я.

– А и зарастайте, – махнул лапой кот. – Никто и не заметит особой разницы. Ты и так лицом черным-черна, что последняя чернавка, да и хахаль твой не лучше.

Я аж задохнулась от возмущения – да в Москве моему островному загару обзавидовались бы! Что за дикое царство-государство!

– Впрочем, так оно и лучше, – задумчиво продолжил кот. – Василисе, чтобы в Ягу нарядиться, пришлось белые щечки глиной мазать, а у тебя кожа, что у настоящей Яги – сухая, темная.

– Варфоломей! – прорычала я, и кот, поняв, что хватил лишку, торопливо сменил тему:

– Вот опять ты меня с толку сбила! – ворчливо заметил он. – Я ведь про Ягу сказывал. На чем я остановился?

– Баньку напарит, каши наварит, – напомнил Ив.

– Вот именно. Гостеприимная Яга была, добрая. Дети ее любили. Баба-яга всегда в почете жила, в уважении. А сейчас что? Кто-то слухи распускает, что Баба-яга на старости лет разум растеряла, в злое колдовство ударилась. Кто в избушку к ней попадет, тот навеки сгинет. И даже, аж повторить и то мерзко, людоедкой стала – детей похищает и ест.

• Предыдущая
• 16/96
• Следующая