Кубанские сказы - Попов Василий Алексеевич - Страница 62

• Предыдущая
• 62/66
• Следующая

Но ничто не дрогнуло в иссохшем сердце старого пши.

– Перестань, глупец, терзать эти бараньи жилы, – закричал он. – Только дураки испытывают чувство благодарности. Страх всегда сильнее дружбы. Посмотрим, как ты будешь мне благодарен, когда станешь корчиться на веревке!

– Если ты, пши, не ценишь любви, не знаешь дружбы и благодарности, то ты не человек! Даже зверь не кусает руку, ласкающую его! – крикнул Лаго и вновь провел смычком по струнам.

Гневно и громко запела кяманча. Она будила в сердцах людей любовь к свободе, разжигала пламя гнева и отваги. Вторя песне, одетая в белую пену, гремела река, дрожали и гудели скалы.

Сжимая топоры и лопаты, люди столпились на берегу, с негодованием глядя на старого князя. И они увидели, что перед ними просто старик, сердце которого источила ненависть и пустая гордость.

– Мы не будем строить тебе мост, о пши, – крикнул рослый адыг в дырявом тулупе.

– Оставь в покое, князь, Лаго и Наки! Они любят друг друга и пусть будут вместе, – прямо в лицо пши бросил молодой смуглолицый парень.

– Я тебе покажу, как бунтовать! Бейте его, бейте этих рабов, воины! – в страшной ярости закричал князь, поднимая нагайку.

Но взглянув на острый топор, подрагивающий в мускулистой руке парня, увидев, как поднялись над толпой лопаты и колья, князь повернул коня и с дружинниками помчался к своей башне…

Когда спала в реке весенняя вода, десятки юношей и девушек ушли из аулов на плоскогорье. Они положили начало племени свободных людей, никогда не покорявшихся княжеской власти.

А суровое плоскогорье в верховьях бурной реки Дах с тех пор зовется в честь двух любящих, чистых и смелых людей – Лагонаки.

Там, где бурная горная речка Зеленчук вливается в широкую Кубань, в стародавние годы поселился молодой казак Павло – могучий и стройный, как юный дубок. А на другом берегу шумливого Зеленчука жил тонкий и гибкий адыг Ахмет.

Не было вначале у соседей никаких споров-раздоров. Жили они дружно и случалось, что помогали друг другу в работе на полях, в охоте на дичь лесную или на рыбалке, когда требовалось тащить тяжелую сеть.

Но не понравилась эта соседская дружба хитрому бесленеевскому князю-паши и его друзьям – туркам.

Прежде всего подослали они к Ахмету седобородого шакала – муллу. Пришел мулла в саклю к Ахмету и давай ему наговаривать на русского – и такой он, и сякой, и в аллаха не верует, и землю адыгейскую хочет захватить, и самого Ахмета убить собирается.

Хоть и не всему поверил Ахмет, но стал смотреть на соседа с подозрением. Как-то, когда пошел Ахмет на охоту, вдруг прожужжала возле его уха пуля.

– Это казак в тебя выстрелил, я видел! – сказал пши, который оказался поблизости.

– А зачем русскому стрелять в меня, о пши? – спросил Ахмет. – Я ему никакой обиды не чинил…

Забегали глаза у пши, пожевал он губами и ответил:

– Разве ты не знаешь, Ахмет, что русские только и думают о том, как бы адыгов уничтожить. Не может быть у нас с русскими мира…

Потом посмотрел князь на старое ружьишко Ахмета и добавил:

– Э, плохое у тебя ружье, Ахмет… Я тебе новое сегодня пришлю в подарок. Хорошее ружье – турецкое… За двести шагов казаку голову пробьет…

Вскоре загорелась у Ахмета кукуруза. Только прибежал он на поле – вдруг видит, идет к нему навстречу мулла, трясет седой бородой и приговаривает:

– Аи, аи! Это русский поджег! Я сам видел, как бежал он от твоего поля к реке.

Распалился адыг, завелась в его сердце черная змея ненависти к соседу-казаку. Подкараулил он как-то Павла и выстрелил в него из своего мултука. Сбила пуля шапку с головы казака.

«Что он злобствует? – подумал Павло про своего бывшего друга. – Я ему ничего плохого не сделал, а он меня убить пытается!»

И стал казак тоже носить с собой ружье, выслеживать адыга.

Все больше и больше, как степной пожар, разгоралась вражда у соседей. И Ахмет, и Павло работу бросили, почернели от ненависти. Все хозяйство у них прахом пошло, поля бурьяном заросли, скот по лесу разбрелся. А соседи змеями в камышах ползают, друг друга подстерегают…

Как-то по весне, когда сула поднимается вверх по рекам икру метать, лежал Ахмет на крутом берегу Зеленчука. Селезни перекликались в зеленых молодых камышах, свежая трава пела песни ветру, горячее солнце купалось в прозрачной речной воде. Но молодой адыг, нахмурив густые брови, угрюмо смотрел на другой берег да протирал кремни на ружье. Вдруг кинул он взгляд в глубокий омут под обрывом и вздрогнул. Между карчами в воде, пронизанной солнцем, играла большая сула. Она ныряла под каряги, взмывала, вверх, плескала хвостом, и чешуя на ней играла красным червонным золотом. И вспомнил тут Ахмет старую сказку о золотой суле, что раз в сто лет заплывает в Кубань метать икру-червонцы. «Верных полпуда золота есть в такой рыбине! Вот бы поймать ее да продать. А за деньги даст мне князь свою дружину, нападу я на казака и убью его!» – подумал Ахмет и бегом помчался к своей сакле за снастью.

Схватил он крепкую леску из белого конского волоса со стальным крючком и свинцовым грузилом. Потом трясущимися руками откопал в навозе крупного червя, насадил его и побежал обратно к обрыву.

«Ушло, небось, золотое счастье мое!» – тревожился он.

Глянул в воду: нет, играет золотая сула, ловит ртом ясные солнечные лучи и глаза у нее блестят, как каменья самоцветные.

Забыл Ахмет про врага, обо всем забыл, когда закидывал удочку.

Проплыла золотая сула мимо приманки, не взглянув на нее.

Вздохнул адыг и чуть пошевелил легкое ореховое удилище. Червяк выгибаться начал, вытянулся, но сула только хвостом его задела и ушла вглубь.

Ахнул от досады Ахмет и опять пошевелил удочку. Попал червяк в солнечный луч, загорелся красным огоньком. Вынырнула сула, сверкнула чешуей, ударила ярким хвостом, раскрыла рот… И заглотнула приманку…

Но как кольнул ее крючок в жабры, дернулась она, рванулась вглубь и ушла под карчи.

Тянет Ахмет удочку, а леска не идет, наверное, о сучок или камень зацепилась. Сплюнул он, воткнул удилище между корнями – и как был, в бешмете, в ноговицах, прыгнул в омут. А на берег из кустов Павло выскочил и смотрит: непонятно ему, что это с соседом случилось, чего он вдруг в воду прыгнул?

Глубоко нырнул Ахмет, до самой карчи. Ухватился левой рукой за скользкий дубовый сук, а правую по плечо запустил под корягу. И нащупал вдруг, как бьется скользкое и тяжелое рыбье тело. Пошарил еще, нашел, где леска за сучок зацепилась, стал распутывать – и почувствовал, что не хватает ему больше воздуха, вдохнуть надо. Скрипнул он от досады зубами, дернул леску и сломал сучок. Потом быстро и жадно обхватил пальцами бьющуюся сулу и рванулся вверх.

Только чует: схватил его кто-то за пояс и не пускает. Еще раз из последних сил рванулся юноша, но крепок сыромятный ремень, не оборвешь!

Синие круги пошли перед глазами Ахмета, солнце сверкнуло и рассыпалось на куски, глотнул он густую студеную воду и захлебнулся.

Видел все это с берега Павло. Заметил он, как тонкий пояс адыга зацепился за карчу, и жалко ему стало соседа. Одно дело убить врага в честном бою, а другое – по-подлому смотреть на его мучения. У храброго человека сердце всегда мягкое и отходчивое.

И прыгнул казак в омут, нырнул туда, где бился между карчами адыг, хватил кинжалом по поясу и вытащил тонувшего наверх. Трудно было вытаскивать Ахмета на берег, но справился с этим делом Павло. И соседа вытащил, и сулу, что билась в его посиневшей руке.

Очнулся Ахмет под горячим солнцем, на зеленой траве. Глядит, а над ним казак хлопочет, руки ему растирает и спрашивает:

– Ну как, друг! Очнулся! Может, пойдем ко мне в хату вина выпьем?

Приветливой лаской светилось широкое лицо казака, открыто и прямо смотрели его синие глаза…

«Нет, не может так открыто и прямо смотреть плохой человек! – подумал Ахмет. – У подлого человека глаза всегда бегают и прячутся…»

• Предыдущая
• 62/66
• Следующая