Кубанские сказы - Попов Василий Алексеевич - Страница 27

• Предыдущая
• 27/66
• Следующая

…Напрягая мускулистое тело, взметнув вверх руку с гранатой, подняв истомленное лицо, стоит партизан в разорванной черкеске и кубанке, перечерченной красной лентой. Живыми розовыми красками отливает его сильное тело, сурово сдвинув густые брови, прямо и гордо смотрят широко открытые глаза.

Хочет мастер поставить свое творение высоко над шумной Белой, там, где добывают люди теплый розовый камень.

И будет красный партизан, как живой, стоять в вышине, смотреть на наш привольный советский край, за который погиб он в неравной битве… И каждый, кто пройдет мимо, вспомнит бойца, пролившего кровь за наше счастье. И станет оживший в камне казак-партизан звать наших детей ничего и никогда не жалеть для своей Родины.

Это сейчас наш хутор стал большим, как станица. А лет сорок назад было в нем всего десятка три турлучных хат да в самом центре большой, крытый оцинкованным железом, дом Игната Рябошапки. А кругом хутора, там, где теперь рисовые чеки, поля да сады колхозные тянутся, шумели тогда дремучие камыши…

Даже когда Советская власть пришла на кубанскую землю, мало что переменилось в нашем хуторе. По-прежнему шумели вокруг камыши, тяжело вздыхала непроходимая болотная топь, тонким звоном звенели несметные стаи комаров. И как раньше, старый волк Игнат Рябошапка был полным хозяином на хуторе…

Правда, перерядился хищник в овечью шкуру, поджал хвост, хитрить начал, но повадке своей волчьей не изменил.

Все свое хозяйство – два десятка коней, пятнадцать коров, сады, сотни десятин земли для видимости разделил Рябошапка между шестью своими сынами да десятком верных людишек. Но на деле не то что эти людишки, а и сыны старика не смели без позволения отца капли молока выпить, яблок в саду нарвать. Ревком наш в ту пору тоже был одна видимость – всеми делами там заправлял верный прислужник Рябошапки, его бывший приказчик. Весь хутор был опутан хитрыми силками Рябошапки – одни у него уже добрый десяток лет в должниках ходили, другие – запуганы им были, третьи – на милость его надеялись. Попытались как-то двое братьев-фронтовиков обуздать старого волка, поспорили с ним на сходе, в станичный ревком грозили жаловаться. Но сделать ничего не успели, потому что на следующий день нашли их в плавнях мертвыми, с отрезанными носами и ушами.

Приезжали к нам на хутор комиссары из станицы, гостили у нас кто день, кто два. И каждый раз наш хутор другим в пример ставили – и порядок у нас лучше, и земля разделена по справедливости, и батраков вовсе нет… Действительно, глянет сторонний человек – не хутор у нас, а прямо росток коммунизма. Над ревкомом красный флаг полощется. Люди на полях, на огородах трудятся. Сход соберут, начнут говорить о продразверстке, о том, что Красную Армию и рабочих кормить надо – сейчас же выходит вперед престарелый трудовой казак Игнат Рябошапка и сердечно, со слезой в голосе, начинает призывать хуторян «помочь родной Советской власти». На следующий день отправляли с хутора обоз с зерном… Но почти каждый раз не доходил он до станицы – перехватывали его в плавнях бандиты. И никто не знал, что большая часть этого зерна ночами возвращалась в тайные амбары Игната Рябошапки.

Продолжалось так до той поры, пока появился на нашем хуторе комиссар Беликов. Был он в стоптанных сапогах, пропотевшей гимнастерке и выцветшей фуражке с красной звездой. Но эта линялая гимнастерка так красиво облегала крутую грудь, так туго был подтянут пояс с медной морской пряжкой, так весело и задорно смотрели из-под белесых бровей светлые глаза комиссара, что казался он и нарядным, и красивым – прямо добрый молодец, о котором песни поют.

Спервоначала вел себя комиссар очень тихо и скромно – ни во что не вмешивался, никаких приказаний не отдавал. Ходил себе, с казаками разговаривал, с девчатами пересмеивался, с хлопцами самосад курил.

Старый Рябошапка несколько дней глаз не сводил с нового комиссара, каждым шагом его интересовался. А потом зазвал комиссара к себе обедать, угостил жирным борщом и варениками в сметане. Выставил он на стол и пару бутылок самогона, но комиссар поблагодарил, а пить не стал, сказал, что доктора ему пить запрещают. Хитрый Игнат комиссара сынком называл, по плечу его похлопывал, на царское угнетение жаловался. Комиссар внимательно слушал, поглаживал кудрявые усики, смотрел на хозяина улыбчивыми светлыми глазами и кивал головой…

А на следующий день, как раз к обеду, забрел комиссар в хату Тихона Кияшко, самого наибеднейшего казака. По кубанскому обычаю, позвали гостя к столу, откушать крапивного борща… Присел комиссар, поел борща, похвалил хозяйку. А потом принялся рассказывать, какой жирный борщ да какие вкусные вареники Игнат Рябошапка ест.

– Ему бы еще не есть, когда он со всего хутора шкуру дерет! – не выдержала хозяйка.

И замолкла, остановленная строгим взглядом Тихона.

Но комиссар словно только и ждал этого. Начал он рассказывать, что Советская власть хочет, чтобы каждый, кто трудится, жил бы сытно и счастливо, что нельзя допускать кулацкого засилья.

Потом зашел комиссар к многодетной вдове, которая жила по соседству с Рябошапкой, и попросил угостить его холодным молочком.

– И рада бы, родной, да дети мои и то молока не видят! – вздохнула вдова.

– А почему? – удивленно вскинул брови комиссар. – У тебя же, хозяйка, две коровы в стаде гуляют. Видел я их – добрая скотина, каждая не меньше полпуда молока в день дает. Куда же ты его деваешь?

Покраснела вдова, даже слезы на глазах выступили. Но промолчала.

А комиссар Беликов, как ни в чем не бывало, в сад отправился, где ребятишки вдовы яблоки-падалицу собирали.

– Э, хлопцы, охота вам такую гниль да червоточину есть! – удивился комиссар. – Вон ветки от яблок спелых гнутся! Сорвали бы их да поели вдоволь. Ваши ведь яблоки!

– Не наши, а деда Рябошапки! – объяснил один из хлопчиков. – А он рвать яблоки не разрешает.

Так походил комиссар Беликов то хутору и многое узнал, во многих сердцах посеял недовольство лиходеем-кулаком. И прошло совсем немного времени, а новый – комиссар уже знал, кто чем живет и дышит…

Прошло немного времени, и прибыл на наш хутор продотряд – сто конников-молодцов. Собрал комиссар сход и стал говорить о том, что рабочие в городах голодают, в Поволжье засуха, Краевой Армии нужен хлеб. Помянул он недобрым словом бандитов, которые раньше не давали довезти хлеб с хутора до станицы.

– Чтобы этого больше не случилось, я и вызвал конный отряд, – сообщил комиссар. – Так что теперь без опасения сдавайте хлеб, трудящиеся казаки! Попадет ваш хлебушек в те руки, в которые и должен попасть. Добрым словом помянут вас и рабочие и красноармейцы!

Игнат Рябошапка тут сразу смекнул, что старый его номер на этот раз не удастся – не смогут его друзья-бандиты отбить теперь хлеб, слишком уж сильна охрана. И запел старый хищник новую песню:

– И сердцем, и душой рады бы мы -помочь нашей родной Советской власти, которая, значит, освободила нас От царского угнетения! Разве ж мы не понимаем, разве ж мы не сочувствуем нашим кровным братьям-рабочим! – Тут Игнат Рябошапка тяжело вздохнул и развел руками. – Но ведь всем известно, что нет у нас хлебушка, еле-еле на пропитание да на посев зерна хватит… Все, что могли, мы уже отдали нашей Советской власти, как говорится, рубашки последней не пожалели. А разве ж мы виноваты, что проклятые бандиты отбили тот хлеб. А больше зерна у нас нет, как бог свят, нет!

Глядят наши казаки и дивятся. Комиссар Беликов слушает старого хитреца, кивает головой, а в светлых глазах его веселые и лукавые искорки мелькают.

Как только кончил говорить Рябошапка, спросил у него комиссар:

– Значит, нет у вас хлеба, гражданин Рябошапка?

– Нету, нету! Как бог свят, нету! – затряс бородою Игнат.

– Ну, если у вас хлеба нет, то что поделаешь? – усмехнулся комиссар. – Придется нам в другом месте хлеб искать. Только очень я рад и доволен, что вы хлеб не прятали.

• Предыдущая
• 27/66
• Следующая