Субъекты, объекты, данные и ценности - Пирсиг Роберт М. - Страница 6

Далее — заметим, что метафизика качества предоставляет более обширную структуру, в которую можно интегрировать субъективность и объективность. Субъективность и объективность — отнюдь не отдельные вселенные, никак не связанные друг с другом. Они скорее — раздельные стадии одного эволюционного процесса, называемого ценностью. Я не могу определить ни одного места, в котором используются слова «субъективный» и «объективный», где их нельзя было бы заменить одним из этих четырех категорий. Когда мы совершенно избавляемся от слов «субъективный» и «объективный», ясность того, что высказывается, возрастает во много раз. Одним из те, кто, я уверен, наверняка согласился бы со мной, был бы Нильс Бор.

Третье свидетельство, выявляющее сходство метафизики качества и дополнительности, имеет место, когда Бор утверждает: «Мы подвешены в языке». Метафизика качества полностью с этим соглашается. На блочной схеме метафизики качества мы видим, что каждый высший уровень эволюции покоится на следующем низшем уровне эволюции, поддерживается им и не может без него обойтись. Не существует интеллекта, который мог бы независимо дотянуться и вступить в контакт с неорганическими шаблонами. Для этого он должен пройти сквозь общество и биологию. В прошлом наука настаивала на необходимости биологических доказательств в понятиях чувственных данных и пыталась отбросить общественные шаблоны как источник научного знания. Когда Бор говорит, что мы подвешены в языке, мне кажется, он имеет в виду, что и от общественных контекстов нам избавиться не удастся. В этом состоял его аргумент в споре с Гейзенбергом. Метафизика качества поддерживает его.

Четвертое свидетельство сходства — в том, что метафизика качества подменяет словом «ценность» причину. Она утверждает, что «А служит причиной Б» лучше выразить таким образом: «ценности Б обуславливают А». Мне это кажется лучшей терминологией для описания квантовых явлений. Термин «служить причиной» подразумевает абсолютную уверенность, которой, по утверждению квантовой теории, не существует.

Пятое свидетельство сходства состоит в том, что сама вероятность может быть выражена как ценность, поэтому «статический шаблон неорганических ценностей», являющийся определением, даваемым метафизикой качества «веществу», — то же самое, что «шаблон вероятностей», который является определением вещества, даваемым квантовой теорией. Если атомный мир состоит из волн вероятности, и если вероятность равняется ценности, то логически следует, что атомный мир состоит из ценности. Литература по вероятности весьма обширна, и я ее не читал, но отметил, что Гейзенберг утверждал: «возможность или «тенденция» происхождения целого числа обладает определенной реальностью — неким промежуточным уровнем реальности, на полпути между массивной реальностью материи и интеллектуальной реальностью идеи или образа… она формулируется количественно как вероятность и к ней могут применяться математически выразимые законы природы» (цит. по Джаммеру, 44). Эта промежуточная реальность, о которой говорил Гейзенберг, может соответствовать ценности, но я в этом не уверен. Хотя вероятность может равняться неорганической ценности, она определенно не равняется никакому другому ценностному шаблону. Кажется, что все эти шаблоны — вся жизнь, — воюют с нею. В биологии подчинение неорганической вероятности — просто другое название смерти.

Шестое свидетельство — в том, что метафизика качества дает ответ на проблему, которую отказывался разрешать Бор. Отказ этот ставился ему в упрек. Бор «отказывался комментировать отношения между дополнительностью и природой физической реальности» (Фолзе, 223). «Бор никогда не проясняет, в каком смысле мы можем обрести знание о реальности, служащей причиной нашему опыту» (Фолзе, 241). Он оставляет нас висеть в неопределенности.

Вопрос в том, почему Бор так поступал. Абсурдно думать, что он об этом забыл, что это просто выскочило у него из головы. Причина у него должна была быть. Объяснение, мне кажется, в том, что Бору запрещалось говорить о какой бы то ни было внешней физической реальности до эксперимента. Перед экспериментом он должен утверждать, что познавать нечего. В старой классической физике в эксперимент вводится внешний объект. Он подвергается воздействию той или другой силы, а результаты изучаются. Теперь этого внешнего объекта больше нет. Что бы Бор ни говорил о том, что вводится в эксперимент, это что-то будет приниматься за свойство независимой физической реальности. Для дополнительности сущностно важно, что свойства возникают только после наблюдения.

Поэтому Бор и никогда не упоминает о неизмеренном феноменальном объекте, показанном в виде большого пунктирного овала на рисунке дополнительности. Но как уже говорилось раньше, там что-то должно быть. Если б его там не было, измерительные инструменты измеряли бы только свои собственные внутренние характеристики. Из того же, что Бор говорит, ясно, что неизмеренный феноменальный объект шаблонов не имеет. Шаблоны возникают только после эксперимента. Этот неизмеренный феноменальный объект не является субъектом классической физики. Так что нам остается для заключения? Мне кажется, что очень далекого скачка воображения не потребуется для того, чтобы увидеть: этот неизмеренный феноменальный объект — фактически, третья категория, не являющаяся ни субъектом, ни объектом, поскольку независима от обоих. Когда это допущение сделано, дополнительность выходит из-под своего пожизненного обвинения в субъективности. Нам более не нужно заявлять, что мы сами изменяем научную реальность, когда смотрим на нее и знаем о ней; именно это заявление Эйнштейн расценивал как часть «сомнительной игры».

Сходство динамического качества и неизмеренного феноменального объекта Бора на первый взгляд не представляется слишком сильным. Только когда мы начинаем видеть, что неизмеренный феноменальный объект не вполне феноменален и не вполне объект, они сходятся вместе. Неизмеренный феноменальный объект не вполне феноменален, поскольку до наблюдения характеристик у него нет. И это не вполне объект, поскольку все объекты у нас — в правом овале, с вопросительным знаком. Объекты эти — как раз то, что отвергается в самом начале. Так что же такое этот неизмеренный феноменальный объект?

Мне кажется, что ключевое звено между метафизикой качества и дополнительностью можно установить, если то, что раньше называлось «неизмеренным феноменальным объектом», сейчас назвать «концептуально неведомым», а то, что называется «динамическим качеством», также называется «концептуально неведомым». Вот тогда они и сходятся воедино. Могу себе представить, что концептуально неведомое — неприемлемая в физике категория. Поскольку интеллектуально она бессмысленна, а физика занимается только интеллектуально осмысленными вещами. Может быть, именно поэтому и Бор никогда о нем не упоминал. Тем не менее, мне кажется, что это избегание концептуально неведомого следует пересмотреть. Это как утверждать, что число ноль неприемлемо в математике, потому что в нем ничего нет. Несмотря на этот факт, математика добилась очень больших успехов с числом ноль. Концептуально неведомое, как мне кажется, — рабочая интеллектуальная категория для описания природы, и разрабатывать ее следует больше. В качестве начальной аксиомы я скажу: «Интеллектуально бессмысленные вещи тем не менее могут обладать ценностью». Я не знаю ни одного художника, который бы с нею не согласился. Рене Магритт уж точно бы согласился.

Тем из вас, кто хотел бы получить больше информации об этом концептуально неведомом, чем я смог сегодня предоставить, я могу порекомендовать ценную книгу Юджина Херригела «Дзэн и искусство стрельбы из лука», у которой я позаимствовал и название своей первой книги. Когда дзэнский лучник упоминает о «нем», которое выпускает стрелу, он говорит о том, что я имею в виду под динамическим качеством. Тем же, кто предпочитает больше оставаться в пределах западной аналитической мысли, можно порекомендовать книгу профессора Ф.С.К.Нортропа из Йельского университета «Встреча Востока и Запада» — с нее и начались в самом деле мои философские искания, которые длятся уже 47 лет.