Девушка с зелеными глазами - О'Брайен Эдна - Страница 22

Утром я вскочила ни свет ни заря. Несмотря на папашино ко мне отношение, я все-таки очень беспокоилась за него.

Тетя Молли, продремавшая остаток ночи в кресле, так и не проснулась, когда я проходила мимо нее, зато отец, приподнявшись на локте, хриплым голосом спросил с подозрением:

– Куда?

Я прижала палец к губам, другой рукой показывая на тетю, и прошептала:

– К мистеру Слоттеру.

Я застала доктора у него дома, он пил кофе на кухне вместе с какой-то женщиной, не то женой, не то кухаркой.

Мистер Слоттер был немолод, как оказалось, он только год назад заменил нашего прежнего доктора, про которого я помнила только то, что он иногда угощал детей лакричными леденцами, носил маленькие очки в металлической оправе, едва державшиеся на круглом кончике его бледно-розового носа, и имел белые пухлые руки с тоненькими белесыми волосками кое-где на пальцах.

Теперешний доктор был худ, седоволос и остролиц.

«Едва ли такой будет угощать детишек конфетами», – подумала я, хотя это едва ли имело отношение к тому, зачем я пришла. То, что мне от него требовалось, я объяснила буквально за две минуты.

Он пробурчал что-то насчет вреда для пищеварения и, встав из-за стола, снял с вешалки свое темное длинное пальто и темную, как у протестантского священника, шляпу. С сожалением посмотрев на сверкающий кофейник, наверняка еще не опустевший, он с чувством произнес:

– Ваш отец злоупотребляет спиртным. Он опять пьянствовал у Джека Холланда, а потом по дороге домой свалился в канаву? Или на сей раз он просто промочил ноги?

Его тон был очень желчным, а глаза просто буравили меня из-под жестких, как щетки, бровей. Я растерялась и подумала, что его фамилия, наверное, все-таки пишется, как я и думаю, и если я права, то это ужасно.

– Нет… Но он был в городе и…

– И что?

– Я сама не знаю. Возможно, окно в поезде… И сквозняк… И…

– Огромное количество горячительного! – торжествующе заключил он.

Я опустила голову.

Всю дорогу до нашего дома он отчитывал меня за папашино поведение, и я уже было решила, что это я, а не папаша, погрязла в грехе беспробудного пьянства.

Слушая его, я думала, что это, наверное, правильно, в нашей деревне и должен быть такой доктор – старый вредный гриб. Какой же интересный молодой человек с образованием захочет поехать в нашу глухомань? Он, конечно же, найдет себе место получше. Пока мистер Слоттер осматривал отца, я погуляла возле дома. Деревья, которые росли здесь, всегда вызывали у меня мысли об одиночестве, я грустила, глядя на них, и радовалась, что мне больше не нужно слушать воркотню доктора, он мне порядком надоел, но пошел снег с дождем, и я поспешила вернуться в дом.

В дверях я столкнулась с доктором, который, вдруг подняв худой темный палец прямо к моему носу, заявил: «И до понедельника не вставать!», как будто я все время стояла рядом с ним, слушала его наставления и вот сейчас на секундочку отвлеклась, а он, заметив это, меня одернул. Я остолбенела, и ему пришлось слегка подтолкнуть меня рукой, чтобы я уступила ему дорогу.

За то время, пока я отсутствовала, тетя успела переложить отца на большую деревянную, еще мамину, кровать, застелив ее слегка пожелтевшим от старости и сырости бельем.

Папаша был так слаб и бледен и выглядел так плохо, что мне стало очень жаль его. Воротник его бязевой рубашки был расстегнут, и оттуда виднелась морщинистая и жилистая шея.

Тетя Молли сказала:

– Кэтлин, сходи, пожалуйста, в аптеку, но только сначала разотри отцу спину. Вот мазь. У него опять разыгрался радикулит.

Я взяла у нее баночку, закрытую вощеной бумагой, которую стягивала аптекарская резинка. Мазь пахла так отвратительно, что у меня закружилась голова.

Отец стонал и кряхтел, кроме того, он надрывно кашлял, а тетка стояла рядом и нудно пересказывала все, что сказал доктор. Отец подхватил «бронхит» – она с трудом выговорила это слово, – и ему нужно лечиться всерьез. Пожалуй, к этому и можно было свести все объяснения, но она говорила и говорила. Наверное, поэтому я опять отключилась и стала думать о Юджине. Я вдруг почему-то решила, что, не найдя меня у Джоанны, он подумает, что я уехала из-за него, что я хочу порвать с ним. Эта мысль привела меня в ужас, и я застонала, как от зубной боли.

– Что с тобой? – тетя Молли явно испугалась, не заболела ли я тоже, но я успокоила ее, сказав, что у меня просто разболелась голова от духоты. Я пойду в аптеку, прогуляюсь по свежему воздуху, и все пройдет. На самом же деле я больше не могла смотреть на мир сквозь грязные стекла окон, мне казалось, что вся моя жизнь, останься я здесь, покроется паутиной и пленкой сажи и гари…

Когда я возвращалась из аптеки, от нашего дома отъезжал темно-серый обшарпанный «бентли», и мне показалось, что я разглядела в салоне автомобиля Незабываемые рыжие вихры, чуть поредевшие и поседевшие.

Прошло несколько дней. Мы с тетей Молли потихоньку наводили порядок в доме и на дворе. Я говорю потихоньку, потому что больной папаша просто изводил нас своими капризами, придирками и нытьем. Около него кто-то должен был постоянно находиться, однако это не мешало ему втихаря выпивать.

Видимо, тетя Молли из жалости или, чтобы он окончательно не свел нас с ума, приносила ему понемногу виски.

Как-то вечером, когда тетка принесла папаше ужин, он попросил меня присесть к нему на кровать, я сразу же почувствовала знакомый запашок, он явно только что выпил, но промолчала. Видимо, он пребывал в прекрасном расположении духа и сразу, что называется, взял «быка за рога».

– Пора тебе подумать о своей собственной семье, дочка. Я тут присмотрел тебе жениха…

«Феррет!» – пронеслось в моей голове, и мне чуть дурно не стало. А ведь я почти забыла о нем.

– Конечно, торопиться мы не будем. Ты должна к нему привыкнуть. Но знаешь, что я тебе скажу? Он согласен дать денег, чтобы мы все уладили с домом.

«Как корову… – с ужасом подумала я. – Он хочет продать меня, как корову…»

Наверное, он решил, что до меня не совсем доходит смысл его слов и я не осознаю всей «выгодности» этой его затеи. У меня еще теплилась слабая надежда на то, что он, может быть, шутит. Ведь не может же он в самом деле так бессовестно поступить со мной?

– Ладно, дочка! – он положил ложку в миску, передал тетке поднос и взял меня за руку. – Мы еще поговорим об этом. Но помни – я принял решение: мы должны откупить этот дом и жить в нем, – он не шутил.

– Мне надо поехать к Джоанне и забрать мои вещи, – сказала я, стараясь не показывать ему, как взволновали меня его слова. Я готова была на все, только бы уехать.

Он сжал мое запястье и сказал:

– Попозже поедем в Лимерик вместе и купим тебе все новое.

– Зачем зря тратить деньги, – не согласилась я. Он попросил меня принести воды, а так как в сифоне содовой почти совсем не осталось, тетка предложила мне сходить в заведение Джека Холланда и купить еще воды, пока оно не закрылось. Она готовила пирог с тмином. Все мы любили тмин.

Я молча собрала пустые сифоны и отправилась в заведение Джека Холланда.

– О, моя маленькая аубернская поэма. «Прекрасный Ауберн! Самая удивительная деревушка в округе», – продекламировал Джек Холланд, когда я вошла в его заведение. Он даже выбежал из-за стойки, чтобы поцеловать меня, кончик его носа был холодным и мокрым.

– Страсти поутихли, температура дома приходит в норму? – спросил он.

– Да, – ответила я, – сейчас идет уборка территории, скоро привезем к вам целый воз пустой посуды.

– А я вам выставлю большой счет, – сказал он, улыбаясь, и потрепал меня по подбородку, – знаешь, милая, что изрек твой папочка, когда я отказал ему в кредите?

– Нет, – ответила я, хотя прекрасно это знала.

– Он сказал, – начал Джек, – к черту твою кредитную книгу, кати сюда для меня чертову кредитную бочку! Это совсем не смешно, но вот что гораздо смешнее, – Джек показал на кусок белого картона за стойкой, на котором он написал чернилами: «Сегодня в долг не наливаю, все бесплатные угощения завтра».